В панике и истерии, София откровенно не понимала, что тычет ей прямо в руки молоденькая медсестричка. Она наотрез отмахивалась от навязчивой девицы, ничего не видя из-за горьких слез заслоняющих глаза. София второй раз за последние три дня оказалась у реанимации, где Иван Варфоломеевич больше не собирался спасать ее дочь. Точнее, не мог спасти ее Бахтияру, и женщина прекрасно это понимала. Она понимала, что ее дочь, исчезнувшая за проклятой дверью, больше никогда не обрадует ее своим смехом, своими объятиями, своими признаниями. В этот миг она ненавидела своего Ваню всей душой, он пообещал их крошке жизнь, а сам непонятно куда девался. Она и себя ненавидела, за то, что не в ее силах было спасти свою малышку.
София вопила словно умалишенная, да и, собственно, таковой себя ощущала. Она не знала, как будет жить дальше, когда из операционной ей вернут мертвую девочку. Она изо всех сил запрещала себе представлять подобный исход, но ужасающие мысли, словно изголодавшиеся долгой зимой волки, с небывалой жестокостью захватывали сознание и подсознание.
Ее маленькая жизнь, ее Бахтияра, может так легко оставить ее. Ту, которая носила ее под сердцем девять месяцев. Ту, которая безумно радовалась ее маленьким подвигам в виде первого прорезавшегося зуба, первого слова, первого шага… Ту, которая легко откажется от собственной жизни в которой не станет ее девочки.
Как же она сожалела, что осознание того как сильно она любит свою малышку пришло к ней так поздно. Только сейчас она поняла, как нелепы были все ее упреки в адрес Ивана. Вместо того чтобы лишний раз поцеловать и обнять свою маленькую принцессу, она тратила бесценное время на ревность и зависть к отношениям отца с дочерью. Только сейчас София осознавала, что всегда любила Бахтияру так же сильно, как и Иван, а может еще сильнее.
Слезы новым потоком покатились из глаз, когда София вспомнила об Иване. Боль в груди стала невыносимой, она была уверена, что мужу будет еще тяжелее перенести… Нет, она не станет хоронить свою малышку раньше срока. У нее есть «слово офицера», которыми ее Ваня никогда не имел привычки сорить. Она гнала прочь малейшие мысли о…
В голове мелькнуло - «Соберись, тряпка! Еще не все потеряно. Еще есть время для чуда!». София панически цеплялась за невидимую нить чуда, в которое она уже давно перестала верить. Плакать от того ей хотелось еще больше.
Подпирая собственной спиной входную дверь в реанимацию, София случайно обнаружила рядом с собой огромный конверт. Мысли внезапно выровнялись. Точно, ведь всего минуту, может чуть больше, назад, какая-то девица в белоснежном халате пыталась вручить ей этот конверт. Руки автоматически потянулись к «посылке». Глаза мгновенно узнали подчерк Ивана, а затем скользнули в сторону разбросанных немного в стороне листьев.
Не медля ни секунды, ведомая тревожным предчувствием, София бросилась распечатывать конверт на котором кроме ее «адреса» она увидела несколько алых капель разного диаметра. Думать о плохом или хорошем не было ни времени ни желания, глаза торопливо читали первые строки:
«Родная, срочно разыщи Ивана Варфоломеевича где бы он ни был, и вручи адресованный ему конверт, настояв на мгновенном его прочтении. Повторюсь, обязательно настояв на прочтении. Не думай, не гадай, беги! У нас времени в обрез. Ему тоже сообщи, что в его конверте вопрос жизни и смерти. Все остальное прочтешь позже. Люблю».
Как ей было приказано, не теряя ни секунды времени, словно послушная школьница, София изо всех ног бросилась в операционную. Хоть в чем-то ей повезло, где искать Ивана Варфоломеевича, она прекрасно знала. Вот только в то место ее наотрез отказывались впускать.
- Женщина, сюда нельзя, говорю! Женщина, вы меня слышите? – грозный мужской голос звучал еще более угрожающе, чем выглядел его владелец.
- Но мне очень нужно! Прошу, мне нужно увидеть Ивана Варфоломеевича. Я не отниму у него много времени! Пожалуйста, дайте мне пройти! – София то кричала, то практически плакала, но высокий, статный санитар, был не пробиваем.
- Слушайте, вы вообще в своем уме? Там операция идет, не понятно, что ли? Это стерильное помещение, куда все доктора входят в идеально дезинфицированных вещах, а тут ты, ВЫ, простите.
- Но у меня нет времени ждать… - София расплакалась. Видя перед собой «каменную глыбу», не меньше, она прекрасно понимала – ей никогда не попасть к хирургу.
- Прекратите рыдать. Кому-то еще хуже. – Немного грубовато, но как сумел, попытался успокоить Софию санитар. – Там ребенку жизнь пытаются спасти, а что может быть важнее?
Аргумент был железным.
- Но там МОЕМУ ребенку спасают жизнь. И, возможно, не спасут, если я не отдам Ивану Варфоломеевичу вот это. – София протянула конверт, изо всех сил пытаясь унять слезы. – Если не впустите меня, можете сами передать. Умоляю вас!..
Неожиданно даже для самой себя София упала перед незнакомцем на колени. Она не знала, что именно в этом конверте, но сердце ей подсказывало, ее Иван не стал бы играть в дурацкие игры в страшное для их семьи время. Седьмое чувство, ангелы-хранители, сам Господь Бог, неважно кто, но однозначно кто-то в ее голове навязчиво настаивал на важности этого послания.
- Бог с тобой! Дура, что ли? – Санитар все в том-же присущем ему простовато-грубоватом стиле, моментально отреагировал на Софиин жест, пытаясь поднять ее с пола.
- Умоляю… Пожалуйста.
Санитар внимательно смотрел на безумно истерзанную женщину, и его сердце сжалилось – «Не может человек, просто так, упасть на колени не пойми перед кем». А ведь когда-то он давал клятву Гиппократа. Ничего, что он так и не смог стать достойным доктором. Но что ему мешает быть достойным человеком?
- Ладно. Только не плачьте. Давайте ваше письмо. – София мгновенно протянула руку, из которой санитар практически вырвал конверт. – Подумаешь, уволят. Ну и что? Зато я всегда могу пойти в дворники, или бутылки собирать… - Бормоча себе под нос, огромный дядька исчезал за заветной дверью. – Только ты сюда не совайся.
- … - София согласно кивала головой, да так, что та могла запросто отвалиться.
Те несколько минут, которые София провела у двери, стали для нее целой вечностью. Она практически съела все свои ногти на обеих руках. Она даже перестала реветь, на нервной почве. Она не знала что именно происходит сейчас за закрытой дверью, но чувствовала что слова о жизни и смерти, написанные на белоснежном листе рукой Ивана, далеко не просты.
- В какой операционной Иван? – дверь резко распахнулась и София нос к носу столкнулась с Иваном Варфоломеевичем, психологическое состояние которого было не намного лучше ее собственного.
- В смысле? – София искренне не поняла вопрос. – В какой еще операционной?
- Ааа-й… – раздраженно протянул доктор и бросился прочь со словами не имеющего отношения к Софие. – Андреевна, где у нас спасают мужчину, самоубийцу, прибывшего только что?
- Кажется на шестом. Там Гнатенко…
Дальше София не стала прислушиваться. Того, что она сумела услышать было более чем достаточно для накатившего приступа паники. А когда на полу она обнаружила скомканный листок бумаги, который пытался сунуть себе в карман Иван Варфоломеевич, руки сами потянулись за ним.
«Многоуважаемый Иван Варфоломеевич не знаю, сможете ли вы меня понять когда-нибудь, но прислушаться к вашим словам, прозвучавшим в нашем последнем разговоре, не в моих силах. Если у вас есть дети, скорее всего рано или поздно, но вы сможете понять мой поступок.
В момент, когда вы будете читать это краткое послание, мое тело будет находиться где-то в вашем здании в одной из операционных. Очень прошу вас не медлить и приступить к изъятию моего практически здорового сердца для пересадки Бахтияре. Поверьте, я сделал все для того, чтобы меня не удалось спасти ни одному, даже самому виртуозному, хирургу. При том при всем, мое сердце в целости и сохранности, целиком и полностью готово к трансплантации.
