Позвонила Зарайскому – этому слизняку.
У него в его дурацкой жизни произошла какая-то личная катастрофа.
То ли женщина от него ушла к другому, то ли он ушел и теперь жалел.
– Ну что, администратор паршивый, просрал наш проект? – сходу начала наседать Ирма, – хорош партнерчик, в газетах уже пишут, что на Эн-Ти-Ви-Ар новое шоу с сентября, и шоу совсем не наше, а Дюрыгина с какой-то там Агашей. Ты ведь мне клялся, что все уже на мази, что все уже тип-топ.
– Ой, Ирмочка, все так плохо, прости дорогая, но я теперь пойду к спонсорам, они ведь деньгами хорошими под тебя готовы вложиться и это наше агентство рекламное – Эн-Би-Ар Медиа-Групп тоже специально под тебя рекламный пакет на шесть миллионов набирает, с таким предложением мы с тобой еще поборемся на совете акционеров и еще неизвестно чья возьмет в эту пятницу…
– Ты мне уже говорил, что наша возьмет, и я тебе верила – Ирма, я с твоим мужем сегодня свяжусь, он тоже член совета акционеров канала, он должен вмешаться и повлиять – Ну, спасибо, ну утешил, а то, что в совете еще одиннадцать членов и не все они из Алекс-групп – Ну, тем не менее, не все еще потеряно – Слизняк! – подытожила Ирма, давая отбой. Но сказала она это слово уже после того, как нажала красную кнопочку на аппарате.
– Слизняк, покуда ты уговариваешь моего мужа, что я могла бы сделать и без тебя, я радикально решаю вопрос… И когда этой ведущей у Дюрыгина не станет, я еще может быть к Дюрыгину уйду, а со слизняками вроде Моти Зарайского работать больше не буду.
И Ирма принялась думать о том, что будет послезавтра.
Послезавтра она встанет утром, выйдет на их большую, напоминающую ей школьную кантину кухню-столовую, где Игорь уже в белой сорочке и при галстуке будет есть свою овсянку и читать утренний номер Коммерсанта, она выйдет и сделает погромче радио Эхо Москвы… А там передадут, что на станции метро Тургеневская на рельсы упала девушка, которая, как потом выяснилось, оказалась новой радио и теле-ведущей Агашей Фроловой…
Ну…
Позвонит она Дюрыгину, выскажет ему слова соболезнования…
А тот сразу предложит ей пойти к нему на шоу.
Или, может наоборот.
Дюрыгин без ведущей будет отвергнут на совете и главный снова пригласит Зарайского с его гламурным шоу.
Название то какое они с ним придумали!
Глямур-ля-мур.
И она – Ирма Вальберс в блестящем цирковом платье и в черной шляпке а-ля тридцатые годы…
Но тут же Ирма вдруг холодела сердцем.
А вдруг убийцу поймают?
Поймают этого киллера, он выдаст Джона, а Джон выдаст ее…
Станет разве Джон выгораживать Ирму?
Тогда за ней приедут из прокуратуры, наденут на нее стальные браслеты и повезут на Петровку, или куда теперь возят на допрос?
Сможет ли она выдержать и не сознаться под давлением?
Ну, Игорь конечно поможет лучшими адвокатами, ее выпустят…
А может и не выпустят…
Что делать?
Может позвонить Джону и дать отбой, пока не поздно?
Нет, не смей, не трясись подлое трусливое сердце!
Начала делать, так делай.
А будет проблема, будем ее и решать.
Натаха решила, что и в самом деле будет хорошо убить эту Агашку.
Роза – настоящая подруга, дала ей пачку таблеток клофелина, три инсулиновых шприца и пакетик плохого туркменского героина.
– Наверняка окочурится, – уверенно сказала Роза.
Придумали и мизансцену.
– Ты ей клофелина в вино бухни, как хорошие девочки своим лохам-кавалерам делают, – напутствовала Роза, – а потом когда она уснет, вкати ей в вену два полных шприца, она от передозы и коньки отбросит. А для алиби, сама вина с клофелинчиком глотни и тоже пол-дозняка герыча себе в венку… А через пару часиков звони в скорую. У тебя алиби – чистое будет, в крови у тебя тот же клофелин с героином, только ты живая, потому что у тебя организм покрепче, а у Агашки – сердце послабее, она и дуба дала.
Дело и возбуждать не станут.
А чё? Две девахи отметили встречу, выпили, укололись обе, одна от передозы померла. Тебя даже задерживать не будут, поверь мне. Несчастный случай, каких на Москве ежедневно по десять раз в каждом округе. Да еще скажешь, что клофелин с героином она принесла и тебе попробовать предложила. Поди – проверь.
Только когда колоть ей будешь, дай ей шприцы полапать пальчиками, поняла?
Потом они даже отрепетировали.
И еще Роза научила ее колоть.
Отомсти за себя, подруга!
Людмила очухалась от недельного своего лежания и первый раз вышла на работу в фитнесс-центр.
Машина все еще была в ремонте и поэтому ехать пришлось на трёх транспортах.
От дома до метро на частнике за сорок рублей, потом до Кольцевой, потом на Чистых Прудах пересадка и до Профсоюзной, а оттуда снова на частнике, только теперь за шестьдесят.
– Как плохо, ребята без машины! – это было первое, что Люда произнесла после радостных объятий и поцелуев.
Все еще раз посочувствовали, поцокали языками, повращали глазами.
Особенно Руслан – тренер из мужской атлетической секции, – Людка, давай я тебя возить буду целый день!
– У нее есть кому возить, – возразила Руслану массажистка Катя, – у Люды друг на телевидении работает и к нам на тренажеры два раза в неделю ходит.
– Валера Дюрыгин? – уточнил Руслан, – так он только два раза на неделе ходит, а я каждый день хожу, он будет два раза Люду возить, а я пять раз…
У Люды ежедневно три группы.
Группы смешанные.
Теперь так модно.
Многие мальчики даже хотят тусоваться с женщинами и не стесняются, идут на обычную данс-аэробику с последующим бассейном.
Люда – бывшая олимпийская призерка по фигурному плаванию.
Ее еще некоторые клиенты даже помнят.
Но впрочем, для этой цели, для престижа их фитнесс-центра, при входе висят большие фото-портреты тренеров с описанием всех их регалий.
И Руслан там, как чемпион Союза по Греко-римской борьбе, и Люда, и Тимур Асланов, который красотою своих трицепсов выигрывал конкурс "мистер Россия 2001"…
Группа приняла ее радостно.
Спрашивали, не болит ли голова, как машина? Не помочь ли с ремонтом?
К ней в группу девочка ходила одна из Сервис-центра Форд-Моторс…
– Да нет, у меня машина французская, – отвечала Люда, и уже ею вроде как занимаются.
Поплавала со своими учениками в бассейне.
Вода- всегда есть вода!
Снимает любую печаль.
А к двенадцати и Валерка Дюрыгин подтянулся.
Расцеловались.
– Ну, как дела?
– Хорошо, пока не родила, а у тебя?
– И я пока не родил После того, как Валерка попотел на своих железяках, оба переоделись и вышли в бар.
Валера взял соков, зеленого чаю и минералки со льдом.
– Жажда мучает? – сочувственно заметила Людмила, – что не заезжал? Забыл про раненную подругу?
– Да нет, не забыл, – смущенно ответил Дюрыгин.
– А чего краснеешь? Другую себе завел?
– Нет, не завел?
– А чего не звонил и на мои звонки не отвечал?
– Весь в работе, шоу новое готовлю.
– Читала в Московском комсомольце, видела твою… Ты с ней давно спишь?
Люда пристально поглядела в лицо своему любовнику. Смотрела, а сама тонко улыбалась при этом.
– Я с ней не сплю.
– Но будешь.
– С чего ты взяла?
– Чувствую – Предаешься напрасному самообману.
– Нет, так и будет, иначе бы ты звонил – Ты болела – Раньше ты ко мне под одеяло бегал по два раза на дню – Это было обоюдно – Я и теперь к тебе питаю…
Люда запнулась…
– Влечение – Ну и я не против – Но главного то нет что ли?
– Чего?
– Ну вот, если ты спрашиваешь, значит его, главного то и нет – Ну?
– Что ну? Чувства то нет, милый мой…
Люда горестно поглядела на Валерия – И в больницу на выписку за мной не приехал – Извини, у меня как раз прогон был – А как ты узнал, что именно тогда меня выписывали?
– Я звонил – Звонил он! Как же! Ни фига ты не звонил…
– К чему ты устраиваешь эту разборку, Люд?
Дюрыгин сидел нахохлившись.
– А к тому, что сон мне был, кончать нам надо, если любви нет – А что есть любовь? Люда? Тебе сколько лет? А сыну твоему сколько? Это ему надо про любовь, а не тебе…
– Нет, милый мой, я тебя любила. Любила я тебя, а ты…
– А я что?
– Вот именно, а что ты…
Люда поднялась, оставила на столе тысячу рублей одной бумажкой и повернувшись, ушла.
Со спины очень и очень красивая молодая женщина со спортивной фигурой и пряменькой походкой.
Залюбуешься.
– Ну вот и хорошо, что один, – подумал Валерий Дюрыгин, тоже поднимаясь со своего стула.
И пошел к выходу – со спины красивый молодой мужчина со спортивной фигурой, с прямой походкой.
Залюбуешься.
Зарайский решил уйти от мамы и от домработницы.
И от бульдожки Дотти тоже.
Он съездил к модному психоаналитику в Столешников переулок.
Полежал сорок минут на кушетке, рассказал про свое детство, про папу академика, про деспотичную маму.
