— Вещи мои принесли? — поинтересовалась Озорицкая и эротично поиграла губами, проверяя, хорошо ли легла помада.
Поправить халат или изменить позу она, конечно же, и не подумала. Лежала как лежала. В одной руке помада наперевес, в другой — зеркальце. Вопрос задала с непонятной интонацией, то ли интересуясь, принесли ли из «камеры хранения» Склифа, то есть с вещевого склада, в отделение ее вещи, или же принесли ли ей вещи доктора.
Анастасия Даниловна села на стул, стоявший возле койки Озорицкой, а Коростылевский — на свободную койку.
— Вещи подождут, — сказала Анастасия Даниловна. — Давайте сначала определимся…
— Чего нам определяться?! — перебила Озорицкая, капризно выпячивая нижнюю губу. — Я уже определилась, выписывайте меня! И не забудьте про вещи, а то я уйду так, в чем есть!
Коростылевский обратил внимание на то, что губы Озорицкая накрасила неровно, кое-где помада попала на кожу вокруг губ, и решил, что причиной тому размеры зеркальца.
— У меня от лежачей жизни руки отниматься начали, — продолжила звезда больших и малых экранов. — Ни губы накрасить, ни глаза подвести. У вас здесь явно какая-то гадкая аура!
Доктора переглянулись. «Ну ведь чуяла я, что здесь не все так просто», прочитал Коростылевский во взгляде заведующей отделением. Да, действительно, с чего бы у молодой сорокалетней женщины (Озорицкая на первом обходе рассказала, что в паспортном столе ошиблись и вместо восьмерки написали семерку, добавив одним махом ей целых десять лет, а она сразу не заметила, да так и закрутилась, не поменяла) отниматься рукам. В ауру, засоренность чакр, преломления внутренних меридианов, перекруты космических пуповин и тому подобное врачи, по неграмотности, не верят, предпочитая давать явлениям, происходящим в организмах, более прозаические объяснения.
— А что, кстати, с руками? — спросила заведующая отделением. — Расскажите поподробнее…
— Ах, ну что тут рассказывать? — Озорицкая вздохнула, положила помаду и зеркальце на тумбочку, медленно и очень картинно перешла из лежачего положения в сидячее, и протянула к Анастасии Даниловне обе руки. — Вот. Вроде как слушаются, но не очень хорошо. Это потому, что я у вас тут спинной мозг совсем отлежала!
«А головной?» — чуть было не спросила Анастасия Даниловна, но вместо этого спросила другое:
— А слабость? Слабость в руках отмечаете?
— И в руках, и в ногах, и во всем теле! Койка дурацкая, неудобная, место тоскливое…
Под причитания Озорицкой Анастасия Даниловна устроила ей неврологический осмотр. Не самый подробный, но довольно обстоятельный. Это только наивные люди считают, что доктора разбираются лишь в своей специальности, ничего не понимая в специальностях «смежных». На эту тему сложено множество анекдотов. Но на самом деле врачи никогда в рамках своей узкой специальности не замыкаются, потому что жизнь не дает им такой возможности. У одного пациента неврологическая проблема, у другого — эндокринологическая, у третьего — урологическая… Желающие могут продолжить перечисление вариантов.
Закончив с осмотром, Анастасия Даниловна сказала:
— Вам рано выписываться, Вера Вячеславовна. Вам обследоваться надо. Неврологическая симптоматика неясного происхождения — это может быть очень серьезно!
— Что вы мне голову морочите своей нервной симптоматикой! — возмутилась Озорицкая. — Говорю же вам — весь спинной мозг отлежала, оттого и руки отнимаются! Или вы думаете, что если я актриса, то совсем не разбираюсь в медицине? Разбираюсь, да получше вашего!..
«Получше вашего» вызвало у Коростылевского короткий смешок.
— …Я же знаю, почему вы не хотите меня выписывать! — продолжала накручивать себя Озорицкая. — Популярности дешевой ищете! В лучах чужой славы погреться норовите! Как же — пока я здесь, от журналистов отбоя нет…
«Сейчас Даниловна ей выдаст!» — подумал Коростылевский, наблюдая за тем, как тяжелеет взгляд заведующей отделением. Что-что, а «выдать» Анастасия Даниловна умела. По первое число, выше крыши, так, что добавки никогда не просили.
Заведующая отделением сдержалась. Дала пациентке возможность выговориться, то есть — наораться, а потом сказала:
— Выписывать сегодня не будем. Покажем невропатологу, а там решим.
— Я уйду! — пообещала Озорицкая, поправляя халатик на высокой упругой груди, стоившей целое состояние (делали в Лондоне). — В чем есть уйду!
— Да хоть безо всего! — ответила Анастасия Даниловна, никогда не поддававшаяся на шантаж. — Если вам охота разгуливать в феврале по улицам в чем мать родила — то я вам этого запретить не могу, да и не собираюсь. Только учтите, что…
— Это вы учтите, что у меня съемки! — перебила звезда больших и малых экранов.
— Съемок много, жизнь одна, — ответила Анастасия Даниловна и вышла из палаты.
— Вера Вячеславовна, будьте благоразумны, — попросил Коростылевский. — Мы же не просто так…
— А вы, Максим Павлович, не можете распорядиться, чтобы мне выдали одежду? — проворковала Озорицкая, пуская в ход часть своего богатого арсенала — доверчивый взгляд широко распахнутых глаз, ласковую улыбку, страстную хрипотцу в голосе и томное, как бы приглашающее к чему-то, движение плечами. — Вы же не такой, вы до-о-обрый…
Согласившись, Коростылевский мог бы получить в награду поцелуй и несколько ласковых слов, но он не согласился. Помотал головой и сказал:
— Это невозможно.
Озорицкая придала лицу выражение «как же я вас всех ненавижу!», демонстративно отвернулась и уставилась в окно. Коростылевский ушел. Едва он вышел из палаты, как Озорицкая схватила с тумбочки мобильный телефон и позвонила заклятой подруге Анне, тоже актрисе, но рангом пониже, «второплановой», то есть играющей роли второго, а то и третьего плана. В академических и близких к ним театрах подобных актеров называют «театральным горошком», недвусмысленно намекая как на размер их дарования, так и на то, что они являются чем-то вроде гарнира. Размеры одежды и, что самое главное, обуви у подруг совпадали.
— Анька, спасай! Меня не выписывают и не отдают вещи! Привези мне куртку, сапоги, джинсы, свитер, ну в общем все, что надо для побега. Только в сумку сунь, чтобы не светиться. В отделение не ломись, стремно, позвони, я выйду на лестницу…
Анастасия Даниловна в это время тоже разговаривала по телефону. С заведующим вторым неврологическим отделением Демишевым, которого считала лучшим невропатологом Склифа (нейрохирург — это тот же невропатолог, правда, владеющий не только молоточком, но и скальпелем). Демишев поворчал, что стар он по актрисам бегать и что дел у него невпроворот, напомнил, что существуют штатные консультанты, но все же сдался, потому что знал, что Анастасия Даниловна, не добившись своего, не отстанет. Не поленится даже спуститься с десятого этажа на четвертый, чтобы за ручку отвести консультанта к пациентке.
Новый визит врачей Озорицкая встретила в штыки. Подруга пообещала «пошевелить задницей», то есть — приехать как можно скорее, а тут еще один осмотр.
— Я не хочу, чтобы меня осматривали! — заявила звезда больших и малых экранов. — Замучили уже своими осмотрами. Я хочу выписку и вещи.
— Александр Акимович как раз и пришел для того, чтобы решить вопрос о вашей выписке, Вера Вячеславовна, — тон у Анастасии Даниловны был ласковым, таким тоном любящие матери увещевают непослушных детей. — Он посмотрит вас, и тогда уже мы…
— Смотрите, мне не жалко! — Озорицкая сменила гнев на видимость милости, сообразив, что чем меньше она будет выкаблучиваться, тем скорее уйдут доктора.
Осмотр вместе с расспросами занял четверть часа, но Озорицкой, изнывавшей от нетерпения, он показался вечностью. Когда врачи ушли, она снова позвонила подруге.
— Стою в пробке на Крестовском мосту, — доложила подруга. — Как только, так сразу… о, поползли вроде!
— Давай быстрее! — поторопила Озорицкая.
— У меня не вертолет! — ответила подруга и отключилась.
Озорицкая вытянулась на кровати, прикрыла глаза и стала ждать.
Демишев подтвердил опасения Анастасии Даниловны.
— Не хочется так с ходу каркать, но в первую очередь, Настя, я бы поискал опухоль, — сказал он в кабинете заведующей отделением. — Или метастазы. Парезы[18] просто так не возникают. Хорошо бы еще и нарколога пригласить…
— Нарколога потом, — Анастасия Даниловна представила реакцию Озорицкой на приход нарколога. — Давай вначале исключим органику. Ты распиши обследование, а я возьму всех за жабры, чтобы быстро управиться.
— С этими звездами никогда без сюрпризов не обходится, — посочувствовал Демишев. — Такая уж у них планида…
— Планида у всех одинаковая, Саша. Родился, заболел, умер… — Анастасия Даниловна явно настроилась на минорный лад. — Все дело в деталях и нюансах.
