– А чего терпит?! – возмутилась я. – Смерти ждет?
– Да так-то ждать можно. Он ее в Лондоне поселил. Прилетает только на выходные, а всю неделю она свободна, живи в свое удовольствие! Денег – завались. Квартира – в самом центре, причем на Таньку записана. Я бы тоже так потерпела. Потом найдет себе какого-нибудь англичанина. Знаешь, как там наши девки котируются!
– Ну да. Так он ее и отпустит!
– Конечно, отпустит! Она ему через годик надоест, другую найдет. А квартира, шмотки, деньги и брюллики при ней останутся. Если выживет, конечно. Слушай, Дашка, клевая ты чувиха, пойдем еще выпьем?
В этот момент румяная счастливая Юлька лихо крутанулась прямо передо мной, исполняя заученный вираж.
– Дашка, ну ты вообще! Мы тебя обыскались!
– Ладно, Дашка, пока! Похромаю, – поднялась Алина. – Может, еще пересечемся.
– Это кто? – подозрительно спросил подъехавший Макс.
– Так, знакомая по работе.
– Она что, пьяная?
– Нет, упала, ногу ушибла.
– Ясно, компресс прямо на лыжне делала. – Макс носком лыжи ловко подбросил вверх пустой коньячный бутылек, поймал рукою, сунул в карман. – Разбрасывать-то зачем? Кто-нибудь на скорости наскочит – беда будет.
– Чего ты мне выговариваешь! – огрызнулась я. – Я, что ли, пила?
– Да ладно, пойдем кататься! Должен же я тебя хоть чему-нибудь научить!
– Я не хочу. Мне и так хорошо. Гуляю, воздухом дышу, никого не трогаю. Лучше пойдемте кофе попьем – чего-то я озябла.
– Пойдемте, пойдемте! – застучала палками Юлька. – А потом на сноуборде, да, Макс?
– Посмотрим, – уклончиво ответил наш спутник.
В баре неподалеку, где мы заказали кофе и горячие пирожки с вишней, Макс вдруг словно забыл о существовании Юльки. Он заглядывал мне в глаза, рассказывал анекдоты, умело пародировал известных людей. Я хохотала, как подорванная, а Юлька хмурилась все больше и больше. Наконец она встала, громко отодвинув стул.
– Я в номер пошла. А вы тут развлекайтесь!
Оторопев от такого заявления, я даже не нашлась, что сказать, а Макс равнодушно повернул к Юльке голову и промолвил:
– Иди, деточка, отдохни, как раз тихий час.
– Ты что? – уставилась я на Макса. – Обалдел?
– Да пусть уже идет, – махнул он рукой, – надоела, хоть вдвоем побудем.
– Кто?
– Мы с тобой, Даш, – он накрыл мою руку своей ладонью, – ты думаешь, я с Юлькой просто так валандаюсь? Мне рядом с тобой быть хочется.
– Мальчик, – тут же обидела его я, – ты в себе ли? Да ты мне в сыновья годишься!
– И что? – совершенно не обиделся он. – Выглядишь ты вполне, лет так на двадцать восемь, не больше, твоих сорока никто не даст, а потом. Сейчас в моде такие браки, когда жена старше мужа.
– Каких сорока? Какая жена? – задохнулась от возмущения я. – Ты что, перекатался? Или голову на склоне совсем отшиб?
– Шутка! – он заграбастал мою вторую руку. – Но ты мне очень нравишься, правда!
– А ты мне нет! – Я вырвала свои руки из лап самоуверенного нахала. Хотя, если очень честно, мне совсем не хотелось этого делать. Скорее наоборот, но.
– Стерпится – слюбится, – ласково бросил мне вслед провинциальный выскочка.
* * *
Юлька со мной не разговаривала. Лежала на диване, смотрела телевизор, причем какой-то арабский канал, где бородатый мужик в белом тюрбане что-то таинственно и непонятно курлыкал. Я послонялась по номеру, поразмыслила. Ссориться с племяшкой мне не хотелось. Я вообще не люблю ссориться.
– Юль, – присела я к ней на диван, – не злись! Не нужен мне твой Макс, честное слово!
– А чего тогда заигрываешь? – злобно стрельнуло глазами младшее поколение.
– Я? Да ты что? И в мыслях не было! Видишь же, как быстро я вернулась!
– Могла бы вообще не возвращаться.
– Могла бы, но вернулась. Потому что родственные связи дороже случайных.
– Конечно, – согласился просвещенный ребенок, – от родственных не бывает венерических болезней.
– Ты это о чем? – насторожилась я, памятуя, что прошлую ночь племяшка провела вне моего неусыпного контроля.
– О том! Ты, Дашка, как собака, которую Боярский играл. Ни себе, ни людям.
Я честно попыталась вспомнить, где всенародно любимый актер играл домашнее животное, но так и не вспомнила.
– Вокруг тебя и так пол-Куршевеля хороводы водит, – продолжила обличительную речь Юлька, – а ты у родной племянницы последнее отнимаешь.
Мне стало стыдно.
– Где ты хороводы увидела?
– Только что у подъемника дядю Сему встретила, ну того, помнишь, что в «Лезиреле» со мной разговаривал, а на тебя пялился. Я тогда думала, он кончит!
– Дуся!
– Да ладно тебе, что я, маленькая? Говорит, приходите, Юлечка, сегодня с сестренкой в «Трамплин», будет очень интересно.
– Это такой рыжий, весь в веснушках? Откуда ты его знаешь?
– Здрасте! Это же Бройдер, папкин друган. В прошлом году к нам в Жаворонки приехал, назюзюкались с папаней и в маминых орхидеях заснули.
– Так это он вам цветник испортил?
– Кто же еще? А у него аллергия на пыльцу оказалась, еле откачали. Орхидеи они же такие заразные.
– А Ильдар?
– Знаешь, как маман говорит: нам, татарам, все равно, что наступать – бежать, что отступать – бежать. Папка-то его и спас. Проснулся ночью, комары его, видите ли, зажрали, пивка принес похмелиться. А дядя Сема почти не дышит. Он его сначала пивом поливал. Потом водой, потом маму разбудил, ну тогда и неотложку вызвали. А маман за эти орхидеи знаешь сколько заплатила?
– Знаю.
– Ну вот. Он вчера вообще сначала подумал, что ты – это я. Потому и стеснялся.
– Ничего себе, стеснялся! – присвистнула я. – А когда не стесняется?
– Туши свет! – прикрыла глаза племяшка. – Помнишь, маман рассказывала, как один наш в Ницце по пляжу за англичанином с веслом гонялся? Это дядя Сема.
– А чего гонялся-то?
– Не понравилось ему, как англичанин о русских девушках отозвался.
– Молодец, – одобрила я. – Правильно, своих надо защищать. Догнал?
– Догнал. В ресторан на набережной загнал, а там какая-то французская шишка из правительства с женой отдыхала. Англичанин за их стол спрятался. А дядя Сема это увидел, схватил ведерко со льдом – и англичанину на голову!
– Вот это мужчина!
– Ага. Его тут же арестовали.
– Вот, сволочи!
– Неделю набережную подметал. Папка ему коньяк с закуской носил.
– И что, разрешали прямо там пить?
– Так папка и полицейских не обижал. Через неделю они знаешь как материться научились!
Мне положительно нравился этот дядя Сема! Странно, что я его сразу не разглядела. Это все «Петрюс» отравленный глаза мне замылил.
– Куда, говоришь, он нас пригласил?
– В «Трамплин». Пойдем?
– «Le Tremplin» – самый модный бар? Как хочешь, – равнодушно повела плечом я.
– Тогда – собирайся!
– Так рано?
– Дядя Сема сказал, что сначала барбекю под елками, а потом – клуб.
– Значит, наряжаться не надо?
– Нет. Все по-простому. Только купальники надо взять.
– Зачем? В снегу плавать?
– В бассейне.
– Откуда у меня купальник?
– И я не взяла. Пойдем в «Forum», купим.
– Еще чего! – По правде говоря, щеголять в купальнике среди длинноногих моделей мне не хотелось. Обойдемся.
– Ну и не будем купаться, – согласилась Юлька. – Зима. Холодно.
* * *
Дошлепали мы быстро, Юлька точно знала, куда идти. Идеально круглый, словно вычерченный циркулем, пятачок в окружении рослых пышнобедрых елей уже был полон народа. Одна из елок пестрела зелеными и сиреневыми огоньками. Отблески гирлянд весело прыгали по подвешенным на серебряных жгутах тяжелым бутылкам шампанского «Cristal», праздничным, как елочные шары, лаковым баночкам с родной надписью «Caviar», небрежно, но гармонично разбросанным по лапам, оранжевым мандаринам, розовым яблокам, желтым бананам. На самом верху альпийской красавицы, под направленным лучом прожектора, многоконечной звездой распростерся громадный краб.
Елка, что и говорить, впечатляла.
Женщины, собравшись у жарко пылающего мангала, делились рецептами барбекю. Мужчины прямо под елкой пили коньяк и рассуждали о главном – политике.
В момент, когда мы присоединились к creme-de-créme, речь держал черноголовый упитанный пузан, с лицом, очень похожим на известного депутата бессмертной демократической партии.
– Думаю, господа, настал тот час, когда мы должны создать в России свою партию! – вдохновенно вещал он. – Эта партия объединит все политические силы, весь цвет нашего генофонда, а назовем мы ее «Сексуальная Россия»!
Слушатели, несколько напрягшиеся при слове «партия», бурно зааплодировали.
– Выездные заседания политсовета будем проводить здесь, – продолжал витийствовать депутат, окрыленный такой весомой поддержкой. – И вообще, на кой черт нам нужен Индийский океан или берег турецкий, если есть Куршевель? Сапоги тут можно помыть не хуже, прямо в снегу, купаться будем чуть ниже, на Лазурном Берегу. Поставим в Ницце парочку авианосцев, да и присоединим этот блядский Куршевель к родной России! Чем он хуже Калининграда?
