— Судя по номеру телефона, это где-то рядом, — сказал я. — Сто пудов, что там живет та самая подруга с фотографии. Будем звонить?
Алексей уже доставал телефонный аппарат из многоуважаемого шкафа.
— Пусть это сделает Маша, — предложил он. — Двум девушкам будет легче договориться.
— А что сказать? — спросила она.
— Импровизируй, — посоветовал я. — Играй, как Бекхэм в лучшие годы его жизни. Но держи мяч у своих ног.
— Попробую…
Маша набрала номер, а я нажал на кнопку громкой связи. После долгих длинных гудков трубку наконец сняли.
— Алло? Кремль на проводе, излагайте, — услышали мы мужской голос, с подкашливанием. Если это подруга, то у нее явно что-то не в порядке с гормонами. Да и с головой тоже. А голос продолжил: — Ваш звонок зафиксирован и определен. У вас есть три минуты. Время пошло.
Маша растерялась. Мяч у нее был отобран сразу же. Пришлось мне завладеть трубкой и вступить в диалог.
— Алло, Кремль, это Смольный. Нам нужна Ольга Денисовна Ухтомская. Есть такая?
— Ну, допустим.
— Я по объявлению. Можно с ней переговорить?
— Нельзя. Разговаривайте со мной.
— А вы кто?
— Конь в пальто. Какая тебе разница? Я ее представитель в Лиге Наций. А у тебя остается полторы минуты.
Разговор становился все более интересным. Мужчина, видимо, был большим забавником, но вот его сухой кашель вновь живо напомнил мне вчерашнее посещение больницы в поселке Правда, от которого у меня осталась шишка на темени и хромая нога.
— Коли вы ее представитель, — начал я, — то это вы должны быть во мне заинтересованы, а не я в вас. Сумочка-то с документами у меня. Вот возьму сейчас и положу трубку. А она тебя за это уволит из Лиги Наций. Пойдешь привратником в МАГАТЭ.
— Слушай, Смольный, не тебе меня учить. Раз позвонил, то тебе самому многого надо. Но много я тебе не дам, не рассчитывай.
— Полминуты осталось, — напомнил, в свою очередь, я. — У вас в Кремле все такие тупые? Позови кого-нибудь повыше. Президента, что ли.
— Ладно, — сдался мужчина. — Приезжай, потолкуем. Пиши адрес: Уральская 7, кв. 129. Жду.
И он повесил трубку. Уложились мы ровно в три минуты. Крепкий орешек, ничего не скажешь.
— Странно все это как-то… — произнес Алексей. — Чудно.
— Может быть, этот человек просто пьян? — предположила Маша.
— Все может быть, — пожал я плечами. — Но надо ехать. Иного выхода нет. Даже если это ловушка. Хотя вряд ли. Уж слишком грубо заманивают. Тут что-то другое. Не пойму пока.
— Всем вместе ехать нельзя, — сказал Алексей. — Маше лучше остаться здесь.
— Маше лучше вообще передислоцироваться в другое место, — заметил я. — У нас теперь появился семейный номер в общежитии на Бауманской. Она знает, где это. Вот туда пусть и отправляется, а здесь становится опасно. Только герань захвати.
— Нет, я с вами, — последовал твердый ответ.
Как там говорил Яков? Когда красивая женщина выходит на охоту, она становится похожа на пантеру и угадать ее прыжок невозможно.
3
От 9‑й Парковой до Уральской улицы было рукой подать. Снег вокруг стремительно таял, поскольку температура подскочила до плюс двадцати градусов. А в воздухе как-то тяжело парило, дышать было не только трудно, но почти невозможно, будто гигантский пылесос над Москвой отсасывал из нее весь кислород. Причуды природы сказывались и на поведении людей. Прохожие брели с какими-то зачумленными глазами, беспричинно толкались и огрызались. Иные бормотали что-то себе под нос, другие разговаривали сами с собой громко. И почти у каждого то и дело пиликал мобильный телефон, словно подавал сигналы бедствия или указывал направление пути. Я заметил, что даже у одного сенбернара, которого вел на поводке хозяин, к ошейнику был прицеплен сотовый. И лохматый пес что-то отрывисто лаял в него. Очень может быть, что общался со своей подругой-сукой.
Когда мы подошли к искомому дому, то буквально взмокли от духоты. Дверь в подъезд была открыта, кодовый замок выломан.
— Так не годится, — сказал я, останавливаясь. — Если это западня, то нечего лезть в нее всем троим. Давайте я пойду первым. А вы подождите на лестнице. Коли все будет в порядке, то я вам свистну.
— Первым пойду я, — решительно возразил Алексей. — В конце концов, это моя инициатива, я начал все дело. Мне и рисковать. Мудрость гласит: ты не сможешь идти по пути, сам не став этим путем.
— Но я уже тоже часть этой дороги, — заспорил я. — Тропинка. Пока мы препирались на лестнице, все решилось иначе. Маша проскользнула мимо нас и, не оборачиваясь, бросила:
— Мальчики, дорогие, вы уж определитесь, кто из вас колея, а кто автобан, а я — на разведку.
И она горной серной взлетела на несколько лестничных пролетов. Когда мы поднялись на шестой этаж, площадка перед квартирой 129 была уже пуста. За дверью слышались голоса: Машин и мужской, с подкашливанием. Разговаривали вроде бы спокойно. Но на всякий случай я покрепче сжал палку, доставшуюся мне в наследство от Василия Пантелеевича. Прошло минут пять… Наконец дверь открылась и Маша с порога произнесла:
— Юноши, заходите, — повысив нас в возрасте.
В коридоре в инвалидном кресле на колесиках сидел суровый старикан — тот самый, с еще одной фотографии Ольги Ухтомской.
— Знакомьтесь, — представила его Маша: — Матвей Иванович Кремль. Фамилия такая. А это — Новоторжский и Тризников.
— Так это ты мне звонил? — сразу определил старик, ткнув в меня пальцем. — Я с тобой разговаривать не буду, ты мне не нравишься. Сядь где-нибудь в уголке и молчи. А с вами побеседую.
Он развернул кресло и покатил в комнату. Мы пошли следом. Помещение было просторное, без лишней мебели, с остатками пищи на столе и телефоном на тумбочке. Ощущалось отсутствие женщины, хозяйки. Поскольку лишнего стула не нашлось, я, чтобы не раздражать старика, присел на корточках в углу, выполняя его требование. Судя во всему, Матвей Иванович был человеком действительно суровым, хотя и не без чувства юмора. К тому же довольно разговорчивым, как и все одинокие люди.
Уже через полчаса беседы мы знали, что ему восемьдесят пять лет, что ноги у него отнялись полтора года назад, что Ольга Ухтомская является его правнучкой и что это она дала такое объявление с его телефоном, поскольку потеряла где-то свою сумочку с документами. А вот где сама Ольга, он не знает, наверное, в Опалихе. Она приезжает по средам, убирается тут, готовит пищу. В прошлый раз была какая-то сама не своя, просила — если позвонят по объявлению — отблагодарить нашедших сумочку. Оставила вон тысячу рублей на тумбочке.
— Но этого для вас много будет, — добавил господин Кремль. — Перебьетесь. Двухсот рублей с гаком хватит, и не просите. А этому, — он вновь ткнул в мою сторону пальцем, — я бы вообще ничего не дал. Рожа больно хитрая. Никак продавцом на рынке работает.
— Не надо денег, — сказал Алексей, достал сумочку и положил на стол: — Вот она. Все вещи и документы на месте. Почти. Но нам необходимо с ней повидаться.
— Сегодня понедельник, — добавил я, не утерпев. — А домик ее в Опалихе сгорел, до среды ждать долго, где она еще может быть?
— А ты, рожа, откуда знаешь про дом? — насупил брови старик.
— Да мы адрес по читательскому билету определили, — вмешалась Маша. — Дедушка, а правда, где Ольга может теперь находиться?
— Пусть этот с рынка больше не вякает! — сурово отозвался Матвей Иванович. Потом, глядя на Машу, чуточку подобрел: — Как ты, милая, на мою любавушку похожа, ну такая же красавица была! Гляжу на тебя — и о ней думаю. О невесте моей утерянной.
— Она умерла? — вежливо спросила Маша.
— Ну зачем умерла! Жива, слава Богу. Только не смогли мы соединиться, не судьба, видно. А где Ольга может быть? У подруги своей, больше не у кого. Она ведь девушка замкнутая, скромница, к тому же сама болезненная. Хилое сейчас молодое поколение пошло, из воска. Вся глина божеская на прежних людей ушла. Вот замес был! Ты-то, милая, сама здорова? Не кашляешь?
— Здорова она, — вякнул я. — Кровь с молоком, хоть сейчас на выставку достижений народного хозяйства.
— Нет, ну он меня уже совсем достал! — обиженно произнес старик и покатил ко мне на своем инвалидном кресле с явно дурными намерениями. Пришлось мне ретироваться в коридор и выглядывать уже оттуда.
— Матвей Иванович, вы случайно не знаете, как зовут ее подругу? — спросил Алексей.
— Как не знать. Они иногда вместе сюда приходят. Света Ажисантова, вот как.
— Она тоже студентка Православно-духовного университета?
— Вот этого я сказать не могу. Очень может быть. Хотя… Света эта уж больно вертлявая какая-то. Таких вертихвосток там не держат. Ума не приложу, какая между ними может быть дружба? А вот ты, видно, девушка серьезная, — он вновь стал любоваться Машей, — вдумчивая, скромная, чистый бриллиант, как моя Агафьюшка.
