В казахской степи быстро темнеет, и вот уже мы мчимся по бездорожью в ментовском газоне с открытым верхом. От встречного ветра и выпитого Абсолюта, глаза Урала превращаются в узкие темнокрасные щёлочки. Он непрестанно палит крупной дробью по влетевшим на свою беду в свет фар обезумевшим от ужаса зайцам. Их разорванные на куски тельца потом скормят гигантским казахским степным овчаркам.
От ебаного бешбармака, водки, тряски и вида убиенных зайцев, мне становится дурно. Я неожиданно вспоминаю кусочек бараньей кожи с головы, к которому прилипло несколько коротких, твёрдых чёрных волосинок. От этого воспоминания мой желудок резко идёт вверх, и я обливаю фонтаном полупереваренного бешбармака нашего шофёра-мента, приборную панель и брюки главы чимкентской администрации.
На этом заячий геноцид прекращается. Сэр Мартин находится в том же состоянии, что и я. Но он блюёт более деликатно — отойдя пару метров от машины в тёмную бесконечную казахскую степь.
«Завтра же вылетай в московский офис, есть дела» — с трудом переводя дыхание, шепчет он.
* * *
Чтобы спровоцировать ЧП Бибик заправляет баланду маслецем от жарехи. Он ведь шеф-повар. Прыщавый и в шёлковой робе.
Вы когда-нибудь задумывались какая власть гиганская в руках шефповаров общепита? Один взмах руки — и сотню человек можно на тот свет проводить. Что, яду трудно достать? А знаете, что крыс травят испокон веков и они, бляди, к ядам довольно быстро адаптируются!
Так что яд крысиный апдейтят ещё чаще чем Вилли Калиткин — свой Виндовоз. Ни вкуса, говорят нет, почти, ни запаха. И валяется везде. Просто добавь в обед. Вот вам и теракт уездного масштаба.
Бибик, с благословения начальника оперативной части учреждения заправляет жратву канабиноловым маслицем. Изысканейший для зоны обед. Нет ни в одной поваренной книге.
Кашка «Весёлая». Для среднего и старшего школьного возраста.
Чтобы спровоцировать ЧП, по инструкции Дяди, Булгаков взламывает шкафчики с одеждой вольняшек. Работают на промке гражданские «мастера».
Особено до хрена их в ОТК на химучастке и в лаборатории сырой резины.
Это гражданские и если спиздить у них, это уже не будет называться «крысиные движения». Это будет называтся «кража». Тайное хищение чужого имущества. Это будет ЧП.
Во-первых кража, во-вторых, зачем зэку вольнячая одежда? Правильно — побег! ЧП!!
А Булке что? Цокнул разок фомичём по их шкапчикам лоховским, собрал штанов харыпских ворох, караманы вывернул, и приволок всю эту хуйню в бункер к Бибику. В топку нахуй! Штаны пошли на подогрев баланды.
Вольнонаёмные уходят обычно за час до съема, и тут начинается!
«Брюкам пропаль! Е, джаляп, брюкам пропаль-ку! Игде мой пиджагим?»
Призывы ментов по радио каждые десять минут — «Верните вещи, опомнитесь! Немецкое командование все простит, выдайте только зачинщиков!» Сирен воздушной тревоги только не хватает.
Потом от братвы прогоны: «Завязывайте маяться хуйней, верните братве шмотье, мы сами с ментами утрясем! А то менты на всех мужиках начнут отрываться! Если на всех мужиках отразится — подход будет серьёзный, с беспределом будем чинить беспредел!»
А мужикам — хули, смешно мужикам! Народ у нас не безмолствует, у народа, что-то языки развязались. Смехуечки то тут, то там. Заработал обед бибиковский.
И это только им начинает немного становится смешно, на съёме вообще стоит хохот и возбуждённый гул.
Менты бесятся, все вроде слушаются, но больно радостные, не над нами ли смеются?
Власть любит, когда народ благодушен, но когда слишком уж весел, власть нервничать начинает. Может у ней, у власти, вся спина белая?
На входе на жилую начинается настоящая каша. Мужики не привыкли, что на рутинном ежедневном шмоне на съёме с промки всех заставляют снимать штаны. Всех до одного.
Ищут вольное шмотье. Многих этот затянувшийся тщательный шмон раздражает. Охота в барак побыстрее, чифирнуть, тапочки одеть, с работы народ, не с гулянки. За пайкой хлебной на ужин в столовую опять же надо успеть.
Многие огрызаются, волшебное масло Биби развязало языки, надзоры злятся, но их мало, и когда они пытаются жёстко навести на съёме порядок, толпа сминает их и прорывается без обыска в жилую. Как матросы Кронштадта в 1917.
Давненько на папском съёме не отмачивали такой хуйни.
Контингент-то промочный проверенный, лояльный к властям, все за свои места держатся. А тут как с хуя сорвались. Как стадо бандерлогов.
Всем, кроме сбитых с ног надзоров весело. В толпе ведь все храбрые, всех ведь не перевешаешь! Кого тут обвинять?
Есть в кодексе такая статья — «организация массовых беспорядков и неповиновения ведущего к бунту в местах лишения свободы». Вот так.
Угадайте на кого её теперь повесят? На шеф-повара Бибикова Игоря? Хуй. На бригадира хим. участка с «шаркающей кавалерийской походкой»? Опять не угадали.
Опера принимают Мастерских прямо со съёма. Давненько вас ждёмс.
Промка обезглавлена. Увесистый пинок имомовской гвардии.
Кто бы не был следующий «смотрящий», это будет человек Худого, обещаю вам. Иначе зачем всё это нужно было затевать? А догадайтесь теперь, кто будет «телефоном» нового смотрящего?
Дядина, а по ходу и наша власть на промке теперь станет абсолютной.
Такой вот весёлый денёк выдался. Папские тяжеловесы до сих пор вспоминают о нем с улыбкой.
Об истинных мотивах и подоплёке «ЧП» знают только четыре человека. Как в прочем и на воле бывает, народу затуманивают башку, а в тёплых местах белых домов производятся быстрые рокировки.
* * *
У представительства нашей фирмы есть свой самолёт. Звучит довольно солидно, а? Самолёт! «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть».
Эх, видели бы вы этот с позволения сказать самолёт! Вылетавший все допустимые нормы АН-12. Старше меня по году выпуска.
Лётчики приходят на вылет в тапочках и мятом трико. Испитые, давно небритые, отрешённые лица делают их похожими на известный портрет Модеста Мусоргского. Очередное утро затянувшейся на годы пьянки.
Афганским излом. Слишком долго болтались в воздухе над Кабулом. Теперь пьют помногу и часто. Посттравматический синдром и избыток халявного спирта.
На узбекскую валюту все смотрят с недоумением. Поэтому чтобы было чем рассчитываться за метеосводку, взлёт-посадку и аэродромную обслугу в российских аэропортах, нашим асам дают с собой канистру чистого спирта. Вот что такое единое экономическое пространство СНГ. А вы мне чешите, что нефть — это кровь экономики!
Спиритус Санктус! 95,6 % конвертируемости.
Раньше, в холодно-военные советские времена в Ташкенте собирали локаторы АВАКС. Авиационный комплекс радиообнаружения и наведения. Для летающих командных пунктов. Иногда исход боя решает снаряд, накрывший командный пункт. Если их несколько, и они все время перемещаются в воздухе — такая вероятность ничтожна.
Готовые локаторы и операторские консоли монтировались на грузовые самолеты ИЛ-76, которые, кстати будет сказать, собирали тут же на Ташкентском авиационном объединении имени Валерия Павловича Чкалова.
Теперь в цехах этого уникального завода, со стенами обшитыми специальным дорогущим поглощающим радиоволны материалом, мы храним свою оргтехнику. Принтеры копиры, сканеры со склада в Москве! Рэээнк Ксееерокс, оу, рэнк ксероооокс!
А самолёт гоняем за новым партиями, на склад с кодовым названием «Малком», под Москвой.
До Москвы Антонов твелв трубит восемь долбанных часов. Вместо трёх с половиной, достаточных для Ил 62. Ну, разумеется, сопровождать груз всегда посылают молодого холостого меня, кто ещё выдержит восемь часов в полуразваливающимся самолёте без туалета? Вернее есть маленькая комнатёнка с обычным ведром. Все. Летучая Спарта, ни чего лишнего.
И звук четырёх двигателей — УВЖУВУЖУВУЖУВЖ — от него не сбежать, он будет со мной ещё дня три после перелёта. Лёгкая контузия. Под лёгким кайфом.
Сейчас совершаю беспосадочный перелёт обратно в Ташкент — груженный ксерофаксами и принтосканерами.
Единственный пассажир.
Выдержать восемь часов не подлечившись? Да вы совсем озверели!
Полчаса вот уже дрочусь попасть в жилу при тусклом свете двадцати четырёх вольтовой лампочки. Ничего. Времени достаточно.
УВЖУВУЖУВУЖУВЖ. Ебанный в рот. Так летали Чкалов, Покрышкин, Коки- Накки, Водопьянов и Кожедуб. По десять-пятнадцать часов в эдаком грохоте.
О, кажись попал! Угу, ща, ща, ща, тихонечко, ну, ну, блять!! Под кожу дуванул ведь! Сука! Они дадут о себе знать попозже, эти полкуба гуляющие теперь под кожей, но ведь хочется прихода зверского, с ветерком, с «колючками»! А ну-к, давай-ка по новой…
Двинулся, наконец, нормально. Как достали эти иголки! Двадцатый век на дворе, а до сих пор не придумали, как быстро загнать в вену кайф безо всяких иголочных суходрочек!