— Конечно. Хорошо, я расскажу. Если ты встретил женщину и хочешь узнать, подходит ли она тебе, ты должен ответить положительно на три вопроса. Первый вопрос: испытываешь ли ты чувство гордости, когда тебя видят вместе с ней? А второй вопрос: хотел бы ты, чтобы она стала матерью твоих детей?
Миранда засмеялась.
— Быстро у вас! Я думаю, женщина задала бы намного больше вопросов, прежде чем дошла бы до этого. А третий?
— А вот и третий: заставляет ли она твое сердце биться чаще?
— Ты серьезно?
— Абсолютно серьезно.
— И Хуана… — спросила она.
— Хуана не заставляет мое сердце биться чаще.
— И когда ты это понял?
— Уже давно.
— Ах вот как, — сказала Миранда, и мы замолчали. Мы шли дальше по улице и оба молча решили дойти до моря, а потом развернуться и отправиться назад.
— Рауль… — сказала Миранда. Она все еще держала меня под руку, и мне это нравилось.
— Да?
Цок-цок-цок-цок.
— Можно я прикоснусь к твоему сердцу?
— Что?
— Хочу ощутить его, — сказала она.
Мы остановились, и Миранда запустила правую руку мне под рубашку и положила ее на грудь. Это движение заставило меня напрячься. Она поймала в полутьме мой взгляд и улыбнулась. Она немного нервничала, чего я раньше за ней не замечал.
— Я ничего не чувствую, — прошептала она. — Ты уверен, что у тебя есть сердце?
— Ну, вчера оно там было, — сказал я. — Но я не уверен, что чувства находятся в сердце. Я думаю, они в мозгу. Сердце — это всего лишь насос. Тебе кажется, что это не поэтично?
— Посмотрим, — промолвила она. — Стой спокойно.
Я повиновался. Она прижала руку к левой стороне моей груди. Я затаил дыхание и через мгновение почувствовал, как удары моего сердца передаются ее руке.
— Вот оно. — Миранда опустила глаза. — Рауль, я люблю тебя.
Она сказала это тихо-тихо, так тихо, что я мог бы избежать всех последствий, просто сделав вид, что не услышал ее. Но я хотел услышать это, к тому же меня выдавало сердце. Оно стучало быстрее и громче обычного.
— Ты говоришь ерунду, Миранда.
Она отпустила меня и сделала пару шагов назад.
— Я говорю, что люблю тебя. Я должна была это сказать, и я сказала. Я больше не могла ждать.
У Миранды заблестели глаза, в них отразилось бледное оранжевое уличное освещение. Ее лицо казалось таким растерянным, а вся Миранда — такой беззащитной. Она была невообразимо красива.
— Ты никогда не должен рассказывать об этом Хуане, — продолжала она. — Хуана убила бы меня, если бы узнала… что я сделала это у нее за спиной, что я пошла к тебе по ее поручению… и воспользовалась возможностью… Но я так боялась, что больше никогда не встречу тебя и никогда не смогу сказать, что чувствую. Ты понимаешь?
— Вообще-то я очень мало что понимаю.
— Мне кажется, что я люблю тебя с того самого момента, как увидела в первый раз, — сказала Миранда. — Но только недавно я поняла это. Тебя не удивило, что у меня внезапно появилась масса времени, чтобы быть вместе с вами? Я хотела встречаться с тобой.
Я медленно пошел по проспекту. Мне казалось, что от этого мозгу — или сердцу — будет легче. Миранда последовала за мной, поначалу немного нерешительно: цок-цок-цок-цок.
— Можно я снова возьму тебя под руку? — попросила она.
— Конечно, — машинально сказал я. И как только она прикоснулась ко мне, я понял, что произошло что-то важное, что наше плавание продолжалось под новым, незнакомым небом.
— Догадываешься ли ты, как ужасно было держать эти чувства в себе и не иметь возможности сказать тебе о них? — спросила Миранда.
— Я в шоке, — признался я. — Ответь мне на один вопрос.
— Отвечу на любой.
— Что мы станем делать?
Она прижалась ко мне плотнее, и показалось, что ее нервозность пошла на убыль.
— Мы, разумеется, разойдемся по домам и больше никогда не будем об этом говорить.
Миранда смотрела прямо перед собой, но я видел, что она улыбается.
— Или? — спросил я.
— Или? Мы пройдем весь путь до набережной Малекон. Это недалеко. Там мы остановимся и, если ты захочешь, попробуем поцеловаться. Как тебе идея?
— Мы уже делали это раньше, — сказал я.
— Да, и это было совсем неплохо, а? Это был лучший поцелуй в моей жизни.
— А что потом?
— Как ты решишь. Но я заметила, что твое сердце бьется сильнее. Не пытайся отнекиваться.
— Лично мне показалось, что оно остановилось, — сказал я.
Мы пошли дальше, и Миранда, сославшись на то, что замерзла, плотнее прижалась ко мне. Пока мы стояли и ждали, когда можно будет перейти дорогу, она попробовала сжульничать и поцеловать меня раньше времени.
— Об этом не может быть и речи, — сказал я.
И мы стояли на набережной, не в силах пошевелиться, ни один из нас не осмеливался посмотреть на другого; тишина стояла такая, будто поэт только что закончил премьерное чтение стихотворения: тишина перед аплодисментами. Миранда указала на северо-восток.
— Видишь слабый свет на горизонте?
Я напряг зрение, и мне показалось, что я разглядел слабый желтый или оранжевый свет.
— Знаешь, что это такое? Это огни Майами, — сказала она. — Вот как мы близко. Ты осознаешь это? Огни видны еще лучше ночью, когда у нас нет электричества.
— Мы пришли. — Я решительно взял ее за бедра. Настало время вести себя как мужчина. Невзирая на то, что кровь стучала в ушах, а руки дрожали.
— Что ты хочешь сказать? — спросил Армандо. — Другая сестра?
— Миранда, — сказал я.
— Ты совершенно безнадежен. И что же говорит на это первая сестра?
— Хуана. Она еще не высказывалась по этому поводу.
— Она еще не высказывалась или она просто-напросто не в курсе?
— Скорее второе, — признал я.
— Невероятно, — сказал Армандо. — Совершенно невероятно.
Мы сидели на крыльце его дома, стояло красивое и суетное утро. Стайка школьников в синих галстуках прошествовала мимо нас, переговариваясь пронзительными голосами, две собаки лаяли друг на друга через улицу. Позади распахнулась входная дверь, и нам с Армандо пришлось посторониться, чтобы уступить дорогу соседке, спускавшейся вниз. Ей наверняка было лет сорок, но она ураганом пронеслась мимо нас: гибкий стан, длинные темные вьющиеся волосы, большая грудь и круглая упругая попка в черных брюках. Женщина повернулась, показала целый ряд белых зубов и послала воздушный поцелуй Армандо: «Доброе утро, amor[35]».
— Amor? — спросил я, когда соседка исчезла из виду, убежав к автобусной остановке.
— Да. Ты что, думаешь, я хожу по воду за речку?
— Она тебе в матери годится.
— Не стоит сбрасывать со счетов женщин, которым за сорок, — сказал Армандо. — Она работает в авиакомпании «Кубана де Авиасьон» и замужем за офицером, которого не бывает дома три недели в месяц. В это время она чувствует себя одинокой. У замужних женщин масса преимуществ. У них есть квартира, опыт, и они не заставят тебя каждые две минуты повторять, что ты их любишь. Вместо этого они встают и готовят тебе завтрак.
— Ты сочиняешь, — сказал я.
— Да что ты говоришь? — сказал Армандо и триумфально помахал своей связкой ключей. Он показал мне ключ, который выглядел немного новее остальных и блестел чуть ярче.
— Вообще-то я хотел спросить, — сказал я, — не мог бы ты одолжить мне немного денег?
— Сейчас плохие времена, братишка.
Он ощупал карман своих брюк, похлопал по нему, будто чтобы утешить себя, но не вывернул карман, чтобы продемонстрировать мне свою нищету. Это навело меня на мысль, что в нем, вполне вероятно, лежали деньги. У Армандо всегда водились деньги.
— Я смогу скоро вернуть долг. Получу деньги за рукопись, как только сдам ее.
— Да, я слышал. Поздравляю, — сказал Армандо. — Расскажи, зачем тебе потребовались деньги, и тогда посмотрим, может, и добудем пару песо. Думаю, денежки польются рекой, когда ты станешь известным поэтом и будешь разъезжать, покуривая сигары, в лимузине «ЗИЛ» вместе с Фиделем.
— Я не могу рассказать, зачем мне деньги. Это связано с Мирандой. Ты знаешь, как это бывает.
— Вы решили сбежать? Ничего глупее не слышал.
— Я не знаю. Она была такой загадочной. Но я не могу рисковать и явиться на встречу с ней без единого сентаво.
— Нет, так дело не пойдет, — сказал Армандо. Прагматик с ключом от квартиры соседки. Теперь он покопался в кармане, достал несколько свернутых купюр и положил их мне в карман рубашки. Армандо проделал это с таким видом, будто пересчитывать деньги было верхом мелочности.
— Спасибо, друг, — сказал я.
— В следующий раз ты сделаешь то же для меня. А теперь рассказывай. Что случилось?
