В час ночи на территорию рынка медленно въехал черный «роллс-ройс». На подземной дороге не было ни теней, ни темных участков. На стенах и потолке висели старые флуоресцентные лампочки, бросавшие свет на асфальт и освещавшие людей. Весь свет на рынке был отраженным. Как будто огромное число светящихся моллюсков прилипли к коже людей. А еще он напоминал светящиеся водоросли, которые своим желтым пигментом освещают пещеру. Казалось, свет крохотными искорками висит в воздухе. Черты людей были неясными, чувство дистанции притуплялось. Свет маяка придает смелость рыбакам, дрейфующим в ночном море. На этой подземной дороге было все наоборот. Мужчины и женщины, окутанные слабым светом, пытались найти темный уголок и спрятаться. Толпившиеся вокруг блестящего «роллс-ройса» проститутки надеялись исчезнуть в тени этой железной машины. В тени, которую несет машина с серебряным бампером. Словно насекомые, летящие на огонь и свет, сонные и усталые проститутки и скрывавшиеся в полумраке нищие приближались к «роллс-ройсу», несущему темноту. Женщины и мужчины, отложив макияж и танцы, потянулись к «роллс-ройсу». За его темно-зеленым стеклом никого не было видно, лишь искривленное отражение нищей продавщицы сухих цветов.
Кику рассказал Хаси о датуре.
— Нам рассказывал о нем еще Гадзэру. Средство невероятной мощи. Хаси, я просто места не могу себе найти от волнения! Этот город можно будет сровнять с землей. Этот шумный город станет руинами, среди которых мы играли в детстве.
Хаси внимательно смотрел на «роллс-ройс» и совершенно не слушал Кику.
— Хаси, послушай меня! В этом огромном городе мы снова будем вдвоем. Будем смотреть на диких собак, исследовать безлюдные кинотеатры и дискотеки. Неужели тебе это гнусное место нравится?
Окно «роллс-ройса» открылось. Продавщица сухих цветов, уткнувшаяся лицом в окно, подняла крик и отскочила. Вокруг заговорили о том, что ей подожгли зажигалкой волосы. До Кику и Хаси донесся смех мужчин-проституток, треск горящих волос и запах паленого.
— Да, я люблю этот город, Кику, люблю носить макияж, люблю шуметь и петь. Я ведь педик, Кику. Ты всегда был сильным, я очень тебе завидовал. Ты не был таким слабаком и слизняком, как я. Помнишь последнее спортивное соревнование в школе младшей ступени? Я тогда не побежал и один остался сидеть в классе, придумал, будто бы наболел. Мне не хотелось, чтобы все смеялись над тем, как плохо я бегаю. И так было всегда. Я прикидывался больным, прятался. Кику, ты был прекрасен, ты великолепно прыгал с шестом. Я буквально не мог рядом с тобой находиться, мне становилось стыдно самого себя.
Из «роллс-ройса» вышел мужчина в белом костюме с красной бабочкой. Он обнял высоченную белую девицу. Потом взял ее за обе руки, поднял их и понюхал подмышки.
— Кику, я — голубой, какой ужас, да? И ничего с этим не поделаешь.
Мужчина из «роллс-ройса» двигался лениво. Запустив обе руки под юбку девицы, он ухватил ее за зад. Девица пододвинулась к нему ближе. Он вытащил руки из-под юбки, открыл ей рот и потянул за язык. Язык был красный, длинный, с острым кончиком. Девица облизала его пальцы. Язык оказался длиннее пальцев. Мужчина в красной бабочке потанцевал немного без музыки с девицей, а потом посмотрел на Хаси и махнул ему рукой.
— Это — мой спонсор. Все зовут его господин Д.. Ужасно богатый человек. "Д" означает «директор», а сам он говорит, что, возможно, это от Дракулы. Он был первым, кому я себя продал. Тогда я еще не носил женской одежды, только-только приехал в Токио, решил прийти сюда. Повсюду колючая проволока, обходной дороги я не знал, денег не было, стал подрабатывать мусорщиком. Ходил в синей спецодежде, собирал мусор. Когда работал в одном увеселительном заведении, где бывали голубые, осторожно расспросил у них, как сюда пробраться. Они рассказали, что можно попасть через одну станцию метро. Вот так, прямо в спецодежде и выбрался на эту подземную дорогу. А господин Д. открыл окно машины и посмотрел на меня. Я сразу понял, что он хочет со мной порезвиться. Те, кто меня хочет, выглядят одинаково — смотрят виноватыми глазами. «Эй, парень в синей форме, иди-ка сюда!» — позвал меня шофер. Я шел сквозь крепкий запах духов, пудры, париков. Он засмеялся. «Оригинальный у тебя костюмчик!» — сказал он. Все засмеялись — и шофер, и нищие. Он повез меня в гостиницу, похожую на станцию синкансэна.
Хаси поел тогда в китайском ресторане на последнем этаже гостиницы. Все вокруг ярко блестело — и потолок, и стены, и ночной вид за окном. Хаси ел медвежью лапу, жареных лягушек в остром соусе и свиной жир в сладком маринаде. Свиной жир был нарезан трехсантиметровыми квадратиками, было так вкусно, что он съел восемь кусков. Уксус подействовал, и жирного вкуса не чувствовалось. Но полчаса спустя ему стало плохо. Пустой желудок воспротивился непривычной пище. К тому же добавилось волнение, и он выблевал свой ужин прямо на пол. Как-то не подумал, что нужно было пойти в туалет. Хаси решил, что сейчас его будут ругать. Но господин Д., напротив, похвалил. «Ты — как римский патриций», — сказал он и рассмеялся.
Простыни на кровати были кремовые, блестящие. Раздевшись, господин Д. спросил Хаси: «А чем ты занимаешься?» Хаси ответил. «Значит, мусор собираешь. Ну и как, нравится работа?» Вставив язык в пупок господина Д., Хаси ответил: «Не очень, но привыкнуть можно». Шелковые простыни шелестели. Хаси стеснялся всякий раз, когда шевелил ногой и раздавался шелест. Господин Д., наслаждаясь этим звуком, спросил: «А что ты любишь больше всего?» Хаси решительно проговорил: «Петь». Господин Д. обрадовался: «Ну так спой прямо сейчас». Хаси спеть не смог. Господин Д. ладонью провел несколько раз по лицу Хаси и сказал, что он очень красивый. «Наверное, в мать пошел. Мать, должно быть, красавица. Мальчики вообще на матерей похожи». Хаси, сам того не ожидая, заговорил: о камере хранения, о бугенвилии, о приюте, об острове заброшенных шахт. Господин Д. посоветовал Хаси выступить по телевидению. «Наверняка сможешь расположить людей к себе. Тебя можно хорошо преподнести».
Господин Д. кончил, и Хаси стал собираться. Вдруг господин Д. схватил его за руку и повалил на пол. «Давай-ка попробуем тебя накрасить, с макияжем ты станешь еще красивее». Он приставил к лицу Хаси бритву и сбрил ему брови. Когда он увидел в зеркале свое отражение без бровей, ему стало очень неприятно. Как будто отражается не он, а кто-то другой. Господин Д. с вожделением смотрел на Хаси, как смотрели на него все мужчины, которые хотели его потрогать. «А теперь попробуем накраситься», — сказал господин Д. и вытащил из кармана помаду. Хаси сопротивлялся, но господин Д. сжал ему голову и накрасил губы. Помада попала на зубы. Вкус был жирный, вот-вот вырвет, но, увидев свое отражение с алыми губами, он испытал странное чувство. Без бровей он показался себе чужим, а теперь его лицо с накрашенными губами выглядело совершенно естественно. Как будто он был таким всегда, с самого рождения. Хаси подумал, что, возможно, это и есть его настоящее лицо. В нем вскипела какая-то удивительная сила, словно он выпил спиртного. Он почувствовал, что может теперь сделать все что угодно.
«Я попробую спеть, — сказал Хаси. — Скажи, какого тебе хочется настроения — я спою так, чтобы песня ему соответствовала». Господин Д. сказал: «Хочу почувствовать беспокойство, потом раздражение, а под конец чтобы изо всех сил сжало грудь». Сначала Хаси пропел с закрытым ртом тему из интерлюдии «Саломеи» Рихарда Штрауса, потом мелодию «Round Midnight», которую крутил задом наперед на своем магнитофоне, а под конец — «Цветы этого мира». У господина Д. изменилось выражение лица. Он был поражен. «Я сделаю из тебя певца, — сказал он. — У тебя талант. Ты сам-то это понимаешь? У тебя настоящий талант».
— Скоро у меня дебют. Я стану певцом. Кику, моя мечта сбывается.
Господин Д. стоял за спиной Хаси и Кику. Трудно было сказать, молод он или стар. Голова лысая, лицо гладкое, без морщин. Глаза узкие, губы толстые. Солнечные очки в черепаховой оправе, шелковая рубашка в пятнах пота и красная бабочка, измусоленная женской слюной, короткие пальцы и короткие ногти, кольцо с «кошачьим глазом», мятный запах изо рта. Он ущипнул Хаси за подбородок, притянул к себе и поцеловал. Словно отец сына. Как будто радуются оба дню рождения или празднику. Кику содрогнулся от мысли, что господин Д. вот-вот скажет: «А это твой друг? Ну-ка, познакомь нас». Ему показалось, что его бросили. Кику завидовал Хаси и господину Д. Он думал о том, что у Хаси есть господин Д., на которого можно положиться, как на отца. От этих мыслей он безумно на себя рассердился. Господин Д. наконец оторвал свои губы от Хаси.
— Ну что, поехали ужинать? Появилось мясо диких гусей. Подают с изюмом и огурцами. Поехали! Вкусно.
Хаси посмотрел на Кику.
— Ко мне друг приехал. Помнишь, я рассказывал тебе о Кику, с которым всегда был вместе?
Господин Д. кивнул:
