— Я тоже не изменился к тебе, — сказал Адам. — Для этого нет никаких оснований. И я понимаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь о нынешней полосе в наших отношениях. Возможно, после того как «Орион» запустят в производство, у меня появится больше времени. — Однако произнес он это без убежденности. Оба они уже знали, что после «Ориона» будет «Фарстар» — модель, которая, по всей вероятности, потребует еще больше времени. Взгляд Адама невольно снова обратился к бумагам.
Эрика сказала себе: «Не спеши! Не наседай!» А вслух произнесла:
— Пока ты будешь этим заниматься, я, пожалуй, пройдусь. Что-то захотелось проветриться.
— Хочешь, чтобы я пошел с тобой?
Она мотнула головой.
— Лучше заканчивай поскорее. — Она знала, что если он сейчас оставит работу, то либо снова засядет за бумаги поздно ночью, либо встанет утром ни свет ни заря.
Адам вздохнул с явным облегчением.
* * *
Выйдя из дому, Эрика плотно запахнула замшевый жакет и решительно зашагала по улице. На голову она набросила шарф. Воздух был холодный, хотя ветер, весь день трепавший город автомобилей, стих. Эрика любила гулять по вечерам. Она привыкла к этому на Багамских островах и продолжала и здесь следовать привычке, хотя друзья и соседи не раз предупреждали ее, что за последние годы преступность в Детройте резко возросла и теперь даже в пригородах — Бирмингеме и Блумфилд-Хиллз, — где еще недавно преступность почти отсутствовала, участились случаи ограбления с применением насилия, а иной раз и огнестрельного оружия.
Но Эрика полагалась на удачу и продолжала гулять по вечерам.
Хотя ночь стояла темная — звезды и луну затягивали облака, — но из домов вдоль озера Куортон падало достаточно света, и Эрике видна была дорога. В окнах домов, мимо которых проходила Эрика, порой мелькали человеческие фигуры. Интересно, думала она, как живут эти семьи, что их окружает, какие у них разочарования, непонимания, конфликты, проблемы? У всех что-нибудь да не так — разница лишь в степени неприятностей. А как живут супружеские пары за этими стенами в сравнении с ней и Адамом?
Большинство соседей были автомобилестроителями, и в последнее время у них стало обычаем менять жен. Американские законы о налогах облегчали дело, и многие высокооплачиваемые чиновники обнаружили, что можно добиться свободы, заплатив большую сумму отступного, которая потом никак не отразится на бюджете. Отступное выплачивается из сверхприбылей — значит, ты просто отдашь бывшей жене то, что должен был бы отдать правительству в виде налога. Некоторые меняли жен уже дважды.
О потерпевших крах браках знали все. Но существовали еще и многолетние романы, выдерживавшие испытание временем. Эрика мысленно перебрала широко известные в Детройте имена: Риккардо, Герстенберги, Кнудсены, Якоккасы, Роши, Брамблетты, многие другие. Были и удачные вторичные браки — Генри Форд, Эд Коул, Рой Чейпин, Билл Митчел, Пита и Конни Эстес, Джон Дилорин. Все, как всегда, зависит от людей.
Эрика погуляла с полчаса. Когда она повернула назад, пошел мелкий дождь. Она подставила дождю лицо — по нему потекли струйки, но все равно было приятно.
Она тихонько вошла в дом, чтобы не потревожить Адама, который по-прежнему сидел в гостиной, углубившись в свои бумаги. Поднявшись наверх, Эрика вытерла мокрое лицо, расчесала волосы, потом сняла костюм и надела только что купленную ночную рубашку. Критически оглядев себя, она поняла, что бежевый прозрачный нейлон идет ей куда больше, чем она представляла себе в магазине. Затем она накрасила губы оранжевой помадой и щедро опрыскала себя духами «Норелл».
Подойдя к двери в гостиную, она крикнула Адаму:
— Ты еще долго?
Он поднял на нее глаза и тотчас снова уткнулся в бумаги, лежавшие в голубой папке, которую он держал в руках.
— Наверное, с полчаса.
Адам и внимания не обратил на прозрачную ночную рубашку — где уж ей конкурировать с папкой, на которой большими буквами было написано: «Статистический прогноз учета легковых и грузовых автомобилей в отдельных штатах». Надеясь, что духи окажутся более эффективными, Эрика подошла к нему сзади, но он лишь чмокнул ее, пробормотав при этом: «Спокойной ночи. Меня не жди». Ей подумалось, что она вполне могла надушиться камфарным маслом.
Она легла в постель, но простыней и одеялом не накрылась — она ждала, чувствуя, как нарастает желание. Стоило ей закрыть глаза, и она видела рядом Адама…
Наконец Эрика открыла глаза. Будильник у кровати показывал, что с тех пор, как она легла, прошло не полчаса, а целых два. Был уже час ночи.
Вскоре на лестнице раздались шаги Адама. Он вошел, зевая, буркнул: «Господи, до чего я устал!» — сонно разделся, залез в постель и почти тотчас уснул.
Эрика молча лежала рядом — сон был далек от нее. Потом она попыталась представить себе, что вот она снова идет по улице и мелкий дождь падает ей на лицо.
На другой день, после того как Адаму и Эрике Трентон не удалось преодолеть все углублявшуюся между ними пропасть; после того как Бретт Дилозанто снова уверовал в «Орион», однако стал колебаться, стоит ли ему, как художнику, посвятить себя автомобилям; после того как Барбара Залески утопила свою досаду в мартини, а ее отец, Мэтт Залески, прожил еще один напряженнейший рабочий день, в Детройте произошло одно весьма незначительное событие, которое никак не было связано с этими пятью людьми, но которое через месяцы повлияет на их жизнь и на их поступки.
Время: 20 час. 30 мин. Место: Третья авеню в центре города близ Брейнарда. У тротуара стоит пустая полицейская машина.
— Ну-ка поворачивай свою черную задницу к стене! — скомандовал белый полисмен. Держа фонарик в одной руке и пистолет в другой, он провел лучом фонарика по Ролли Найту, осветив его с ног до головы. Тот замигал и замер. — А теперь поворачивайся. Руки на голову! Да быстрее, проклятый ворюга!
Пока Ролли Найт выполнял приказание, белый полисмен сказал своему черному коллеге:
— Ну-ка обыщи эту свинью!
Молодой негр в истрепанной одежде бесцельно слонялся по Третьей авеню, когда к тротуару подкатила полицейская патрульная машина, из которой с пистолетами наготове выскочили два блюстителя порядка. Негр попробовал было воспротивиться:
— Что я сделал? — И захихикал, когда второй полицейский быстро провел руками по его ногам и телу. — Эй, слушай, щекотно же!
— Заткнись! — сказал белый полисмен. Это был старый служака с жестким взглядом и большим животом, образовавшимся за годы, которые он провел в патрульной машине. Он уже давно надзирал за этим районом и в часы дежурства не давал себе передышки.
Черный полисмен, который был помоложе и, соответственно, не имел такого стажа, опустил руки.
— С ним полный о'кей. — И, шагнув к своему белому напарнику, тихо спросил: — А какая разница, черная у него задница или белая?
Белый полисмен испуганно посмотрел на него. Они так стремительно выскочили из патрульной машины, что он совсем забыл — ведь сегодня с ним был не обычный белый напарник, а черный.
— А, черт! — сказал он. — Не надо выдумывать. Хоть ты и такого же цвета, нечего ставить себя на одну доску с этой падалью.
— Спасибо и за это, — сухо сказал черный полисмен. Хотел было что-то добавить, но удержался. Вместо этого он сказал человеку, стоявшему у стены: — Можешь опустить руки и повернуться.
Ролли Найт выполнил приказание.
— Ты где был последние полчаса, Найт? — хрипло спросил его белый полисмен. Он знал Найта по имени не только потому, что часто видел его в этом районе города, но и по полицейским досье, где значилось, что Найта дважды сажали в тюрьму, причем один раз он сам арестовал его.
— Где я был? — Молодой негр несколько пришел в себя от первоначального шока. Хотя щеки у него ввалились и вид был тощий, изголодавшийся, глаза глядели смело — не скажешь, что слабак: в них светилась ненависть. — Ублажал одну белую красотку. Имени ее я не знаю, только она говорит, что ее старик уже ничего не может. Вот она и приходит сюда, когда ей приспичит.
Белый полисмен шагнул к нему. Вены на его лице вздулись. Ему так хотелось изо всей силы съездить рукояткой пистолета по этой исполненной презрения, наглой физиономии. Потом он сможет сказать, что Найт первым ударил его, а он только защищался. Напарник подтвердит, что так оно и было, — в этом они всегда друг друга поддерживали. Только вот, вдруг вспомнил он, сегодня-то его напарник сам из этих, так что потом неприятностей, пожалуй, не оберешься. И полисмен сдержался, зная, что найдет время и место, чтобы разделаться с этим наглецом.
— Не испытывай судьбу, — буркнул черный полисмен Ролли Найту. — Лучше скажи, где ты был.
Молодой негр сплюнул на тротуар. Полицейский — это враг, какой бы ни был у него цвет кожи, а черный — тем более, потому что он прислужник белых. И все же он ответил:
