В общем, я с большим удовольствием займусь всем этим.
17 ноября, суббота
Того невероятно болтливого молодого толстяка зовут Нико. Он сам мне это сказал сегодня днем, когда, как он выразился, «пришел на разведку». Янна только что приготовила партию кокосовых трюфелей, и вся chocolaterie буквально пропахла ими; у них весьма сложный, чуть землистый аромат, который прямо-таки застревает в носоглотке. По-моему, я говорила, что не люблю шоколад — однако этот запах, так похожий на аромат благовоний в лавке моей матери, сладкий, насыщенный, волнующий, действует на меня как наркотик, и я становлюсь беспечной, непредсказуемой… и мне во все хочется сунуть свой нос!
— Приветствую вас, мадам! До чего же мне нравятся ваши туфли! Они просто замечательные! Потрясные!
Так начал с порога Толстяк Нико, молодой человек лет двадцати с небольшим, но весящий, как мне кажется, добрых фунтов триста. У Нико вьющиеся волосы до плеч и пухлое лицо, которое вечно собирается складками — точно у гигантского младенца, который то плачет, то смеется.
— Правда? Что ж, спасибо, — ответила я.
На самом деле эти туфли у меня и впрямь из самых любимых: лодочки на высоком каблуке в стиле 50-х годов прошлого века, из бледно-зеленого бархата, с лентами и хрустальными пряжками на мысках…
Зачастую уже по обуви можно определить, что за человек перед тобой. Нико был в двуцветных, черно-белых туфлях, довольно приличных, но с изрядно стоптанными каблуками и смятыми, как у домашних шлепанцев, задниками; казалось, он не желает затруднять себя даже тем, чтобы как следует надевать туфли. Я бы предположила, что живет он по-прежнему в родительском доме — типичный маменькин сынок, по-моему, — а свой тихий протест выражает за счет несчастных туфель.
— Боже, что за аромат?
Ага, учуял наконец! Нико повернул свое крупное лицо в ту сторону, откуда проистекал дивный запах. Я слышала, как у меня за спиной, на кухне, Янна что-то напевает. А ритмичное постукивание — скорее всего, деревянной ложкой по кастрюльке — означало, по всей видимости, что ей аккомпанирует Розетт.
— Судя по запаху, там стряпают нечто совершенно изумительное. Скажите же мне, что это такое, Госпожа Туфелька! Что у вас на обед?
— Это Янна кокосовые трюфели делает, — призналась я с улыбкой.
Не прошло и минуты, как он купил всю партию.
Ох, я вовсе не льщу себе: в данном случае моей заслуги тут не было. Таких, как Нико, соблазнить до смешного просто. Это под силу даже ребенку. Расплачивался он синей кредитной карточкой (а это значит, что деньги на счету у него имеются), и уж тут я не растерялась: мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы запомнить номер (в конце концов, должна же я тренироваться, чтобы быть в форме!); впрочем, в ближайшее время я вряд ли этим номером воспользуюсь. След будет слишком ясным и наверняка приведет к chocolaterie, а мне здесь пока что слишком хорошо, и сама себе вредить я уж точно не стану. Возможно, впрочем, позже я этим все же займусь. Когда пойму, зачем я здесь.
Нико был далеко не единственным, кто заметил в магазине новые ароматы. С утра я всем на удивление успела продать уже восемь коробок особых трюфелей, сделанных Янной вручную — некоторые завсегдатаям, а некоторые совершенно незнакомым людям, которых еще на улице соблазнил дивный аромат шоколада.
В полдень явился Тьерри Ле Трессе. Кашемировое пальто, темный костюм, розовый шелковый галстук и дорогущие туфли ручной работы. Хм… Я обожаю обувь, сделанную вручную: она всегда блестит, точно бока отлично вычищенной лошади, и каждым своим стежком шепчет: «Деньги, денежки». Зря я, наверное, не уделила Тьерри должного внимания; в интеллектуальном плане он, возможно, ничего особенного из себя и не представляет, однако мужчина с деньгами всегда заслуживает, чтобы на него взглянули еще разок.
Янну и Розетт он обнаружил на кухне, обе смеялись до упаду. Похоже, он был несколько раздражен тем, что у нее еще много работы, — он ведь для того и вернулся сегодня из Лондона, чтобы с ней повидаться, — но милостиво согласился зайти снова после пяти.
— Но почему, скажи на милость, ты телефон не берешь? — услышала я его голос, стоя у кухонной двери.
— Извини, — сказала Янна (едва сдерживая смех, как мне показалось). — Я в технике плохо разбираюсь. И наверное, просто забыла его включить. И потом, Тьерри…
— О господи! — вырвалось у него. — Я женюсь на пещерной женщине!
Она снова засмеялась.
— Можешь считать, что у меня технофобия.
— Да какая разница, если ты на мои телефонные звонки не отвечаешь?!
Затем, оставив Янну и Розетт на кухне, он вышел в магазин, желая, видимо, перекинуться со мной парой слов. Я знаю, он мне не доверяет. Я не в его вкусе. Он, возможно, даже считает, что я плохо влияю на Янну; как и большинство мужчин, он видит только то, что на поверхности: розовую прядь в волосах, весьма эксцентричного вида туфли — в общем, «богемный» облик, над которым я столько трудилась.
— Вы помогаете Янне, и это очень мило, — сказал он и улыбнулся — знаете, с улыбкой он просто прелесть! — но в цветах его ауры сквозила настороженность. — А как же ваш «Зяблик»?
— О, я там по-прежнему работаю, только по вечерам, — ничуть не смутилась я. — А днем я Лорану и не нужна вовсе, да к тому же с таким хозяином работать ох как нелегко!
— А с Янной легко?
Я улыбнулась.
— Ну, Янна, положим, рукам воли не дает…
Это его несколько озадачило, во всяком случае, мне так показалось.
— Извините. Я думал…
— Я знаю, что вы думали. Знаю, что с виду я — не совсем подходящая для нее подружка. Но я, честное слово, всего лишь пытаюсь ей помочь. Ей иногда просто необходим перерыв, она это заслужила — разве вы со мной не согласны?
Он кивнул.
— Идемте, Тьерри. Я знаю, что вам нужно. Кофе со сливками и плитку молочного шоколада.
Он улыбнулся.
— Вы угадали: это я люблю больше всего.
— Естественно, угадала, — кивнула я. — Я умею угадывать, есть у меня такое волшебное свойство.
Затем явился Лоран Пансон — впервые за три года, по словам Янны, — чопорный, как в церкви, и совершенно невыносимый в своих дешевых, до блеска начищенных ботинках. Мне даже смешно стало, так долго он хмыкал и ахал, время от времени бросая на меня ревнивые взгляды поверх стеклянного прилавка, потом выбрал самые дешевые шоколадные конфеты и попросил меня перевязать коробку лентой, как подарок.
Я неторопливо орудовала ножницами и лентами, аккуратно, кончиками пальцев разглаживая бледно-голубую оберточную бумагу «под шелк», а потом украсила сверток серебряной лентой и бумажной розой.
— У кого-то день рождения? — спросила я.
Лоран, как всегда, проворчал в ответ нечто невнятное и отсчитал нужную сумму мелочью. Тему моего «дезертирства» он пока, правда, не поднимал, но я знаю, что он обижен — так преувеличенно вежливо он благодарил меня, когда я вручала ему коробку.
Я ничуть не сомневаюсь относительно причины того, почему Лоран внезапно проявил интерес к шоколадным конфетам, да еще и в подарочной коробке с бантом. Он считает, что этим выразил свое пренебрежительное ко мне отношение, показал, что Лоран Пансон — птица куда более важная, чем кажется с первого взгляда, и как бы предупредил меня: если я буду настолько глупа, чтобы пренебречь его знаками внимания, то мое замечательное место достанется кому-то другому.
Ну и пусть! Я послала ему вслед самую обворожительную свою улыбку. Спираль — символ Хуракана — я уже успела нацарапать своим острым ноготком на крышке купленной им коробки с шоколадом. Это вовсе не значит, что я задумала против Лорана какую-то пакость — хотя, признаюсь, не стану горевать, если в его кафе ударит молния или кто-то из его клиентов получит пищевое отравление и это полностью подорвет авторитет заведения. Но в данный момент у меня просто нет времени как следует с ним разбираться; кроме того, мне меньше всего хочется, чтобы меня преследовал влюбленный шестидесятилетний старикан, постоянно путаясь у меня под ногами.
Когда он вышел за дверь, я обернулась и увидела, что Янна наблюдает за мной.
— Лоран Пансон, покупающий шоколад?
Я усмехнулась.
— Я же говорила, что он ко мне неравнодушен!
Она рассмеялась, потом вдруг смутилась, и из-под юбки у нее выглянула Розетт — в одной руке деревянная ложка, другая вся перепачкана растопленным шоколадом. Она сделала перемазанными пальчиками какой-то жест, и Янна сунула ей миндальное печенье.
— Твои трюфели распроданы все до последнего! — сообщила я ей.
Она улыбнулась:
— Я знаю. Наверное, придется еще партию сделать.
— Если хочешь, я тебе помогу. А ты пока передохнешь немного.
Она ответила не сразу. Похоже, она обдумывала мое предложение так, словно это не просто изготовление шоколадных конфет, а нечто куда более серьезное.
