Бермудовцы помогали сержанту Лютому выкладывать на бетоне новые «снежинки» и устраивать в недостроенном цеху симпозиумы по правам человека.
Лютый последовал совету начальства. Купил фотокамеру. Он фотографировал своих клиентов. У него собрался приличный фотоархив. Однажды, участвуя в очередном «Интерпрессфото», сержант в номинации «События и человек» взял гран-при, что впоследствии решило его судьбу. После дембеля Лютый стал папарацци. Он чувствовал время, а время летело вперед.
Вместо кожаных лысых дебилов с волынами в моду стали входить юристы. Бермуды тоже почувствовали ветер перемен - и на них уже трудился штат белых воротничков.
Возросшие доходы позволили бермудовцам провести генеральную реконструкцию гаражного кооператива. К Бермудам были проведены канализация, вода, отопление. Заасфальтировались и осветились улицы, по-старому называвшиеся линиями, были высажены цветы и деревья.
Акционеры реконструировали свои гаражи, достраивали вторые, третьи, нулевые этажи. Возвели несколько зданий, огромный платный пятиэтажный паркинг, салон по продаже японских автомобилей. И гордость Арнольда Израилевича - круглое десятиэтажное здание отеля. Собственно, отель занимал четыре этажа, остальные помещения отдали арендаторам под офисы. В свое время Опанас Охримович сомневался в целесообразности возведения многоэтажки на дне котлована. Ему казалось, что над этим проектом будут смеяться даже вороны с мясокомбината. Но Арнольд сумел убедить акционеров, и произошло чудо. В отеле был открыт самый крутой в городе ресторан. Арнольд переманил туда лучших поваров и кондитеров. От клиентуры не было отбоя. Прибыльным также оказался и конгресс-холл, интенсивно использовавшийся разными организациями для симпозиумов и конференций.
Совместная борьба за выживание превратила «Бермуды» в социум со своими правилами и законами. Бермудовцы понимали - отношения между людьми носят всё более эфемерный характер. События, лица, вещи быстрее, чем раньше, исчезают в песке времени. Этот темп всё сложнее выдерживать. Бермудовцы понимали - основная масса людей строят свои отношения на прагматичной функциональной основе. Они понимали также - за стихией быстротекущих перемен шлейфом тянутся глобальные проблемы - урбанизация, экология, этнические конфликты, миграции, терроризм, преступность, голод, новые болезни, наркотики. «Бермуды» противопоставили этому - простоту взаимоотношений, постоянство, единство взглядов, дружбу. В «Бермудах» образовался здоровый коктейль из казацкой общины и английского клуба. Случайные люди, не сумевшие пройти тест на совместимость, в «Бермудах» не приживались.
Такую философию формировали беседы и книги. В практику вошли лекции, которые готовили сами бермудовцы. К примеру, обладатель буйного детства, а ныне профессор университета Бандоля подготовил материал, посвященный теоретику футуризма Филиппо Моринетти: «Новая религия - мораль, скорость»; заслуженный хулиган города Хунька своей темой избрал книгу Олвина Тоффлера «Столкновение с будущим», Блин из 13-го гаража прочитал доклад, посвященный авангарду и китчу.
Бермудовцы занимались самовоспитанием и самообразованием. Софиевка, Кочановка, Тростянец, Олэсько, Каменец-Подольский, музеи, монастыри, крепости, гастроли, премьеры, имена. В своем сообществе они сумели закрепить тезис: «НЕ ВСЁ МОЖНО КУПИТЬ ЗА ДЕНЬГИ!»
На «Бермудах» не прижился мобильный телефон. В ходу были коротковолновые радиостанции. В их жизни стали лишними FM-станции. Бермудовцев оскорбляла позиция телетехнологов, видевших в людях только материал для манипулирования сознанием. Поэтому Опанас Охримович отказал известной программе известного канала с формулировкой: «Мы не желаем быть фаршем для вашего шоу». На «Бермудах» была создана библиотека с очень приличным фондом, где, кроме книг, можно было взять диски с фильмами и музыкой. Издавалась газета «Бермудская правда». Геник из 5-го гаража получил задание организовать теле- и радиовещание на территории кооператива.
Душа и мозги «Бермудов» Опанас Охримович и Арнольд Израилевич долгими вечерами разрабатывали стратегии реализации своих идей. Отдавали своему детищу и сердце, и время. Прошло несколько лет. Возле автокооператива появился большой супермаркет «Бермуды». Мимо него пролегло несколько маршрутов городского транспорта. И голосистая кондукторша, певуче растягивая слова, кричала водителю маршрутки: «Иааарьок, зробы астаноачку. Деачки, хто пытав Бермуты, вылазым».
Судьба часто экзаменовала Опанаса Охримовича, поэтому жизнь у него складывалась непросто. Отец его, Охрим Опанасович, не мог простить советской власти свой хуторок, который та у него отняла. Но, несмотря на это, служил в кавалерии Буденного, участвовал в боях, имел награды. Дослужился до майора, а после демобилизации работал на ипподроме. Охрим любил лошадей, жалел их, кормил хлебом и сахаром. В тысячный раз рассказывал своим жеребцам и кобылам, какой у него был славный богатый хуторок. Лошади сосредоточенно слушали, сочувственно кивая головами.
Выйдя на пенсию, Охрим совсем забыл про Буденного и на праздничных застольях любил вспоминать, как, будучи подъесаулом, еще совсем молодым черноусым красавцем, на горячем коне разгонял в Юзовке первомайские демонстрации рабочих. Гости после таких историй, стараясь не смотреть друг на друга, томились. Охрим принимал оцепенение гостей за интерес к рассказу и, продолжая, показывал огромный кулак и хвастливо объявлял:
- Во, где они, все у нас были! Нужно было меньше евреев слушать! Это они подстроили революцию.
Далее он обычно пересказывал своими словами Сионские дневники.
- Папа! - со значением останавливали подъесаула сын Опанас и его жена Люся.
- Арон Моисеевич, возьмите грибочки, сама собирала, - отвлекала сидевшего во главе стола главного районного архитектора Люся, сглаживая выступление свекра.
Охрим мутными глазами с ненавистью смотрел на представителя Палестины, кряхтя, поднимался и, пукнув на прощанье, уходил обиженный.
- Старый человек, - покраснев, оправдывалась невестка Люся.
Охрим не любил и не понимал современной жизни. Всё казалось ему глупостью. «Це все пусте», - говорил он по любому поводу. Он не любил четвертого этажа. Не понимал, почему нельзя мочиться с балкона на клумбу с цветами. Ему отвратительны были обои с мелким геометрическим орнаментом, купленные по блату, и только память и внук были светлыми полосами на сером матрасе его жизни.
Каждый день перед обедом Охрим выпивал свой полустаканчик водки, выкуривал в сутки пять термоядерных сигарет «Памир».
- Когда бриться будем, Андрюшка?
- Дед, сегодня вторник, мы бреемся в пятницу.
Охрим с любовью смотрел на коренастого внука и шептал: «Моя кровь, казак».
В пятницу Охрим блаженствовал. Внук брил его аккуратно и сосредоточенно. А дед рассказывал про свой чудесный хуторок. И давал своему любимцу из пенсионной заначки червонец. Потом побритый, пахнущий «Шипром», снимал со стены свою саблю и, умостившись в кресле, отковыривая ею раздражавшие его обои, летел с мыслями назад в молодость.
Умер Охрим в 1987 году во сне, не дожив месяца до ста лет.
Опанас Охримович унаследовал от родителя могучее телосложение, густой бас и хозяйскую хватку. Имел он идеально лысую, загоревшую голову, украшенную пегой бородой, в которой вечно торчали крошки. Уши, нос, глаза, рот - все было срублено просто и основательно, то ли Сократ, то ли Тарас Бульба.
В отличие от отца, он всячески поддерживал власть. Был членом КПСС. И вместе с партией волновался за судьбу Гондураса. Любимым генсеком у него был Л. И. Брежнев. При нем Опанас хорошо поднялся, работая инженером по сельскому строительству в одном из бесчисленных НИИ. Приобрел кооперативную квартиру, построил дачу, гараж, купил «Волгу». Потом наступило время Ю. В. Андропова - у Опанаса появились неприятности. Пришлось залечь на дно. В ничтожной должности завхоза сельской школы. Но и на этом посту он сумел рассмотреть свою перспективу.
Руководство школы вяло отбивалось от капитального ремонта, мотивируя недокомплектом учащихся. «Вы не верите в положительную динамику роста населения», - совестил начальство Опанас. Начальство не верило. Тогда Опанас взял в союзники родительский комитет и день, когда к школе привезли первые стройматериалы, взволновал Опанаса. Опанас любовно поглаживал доски, размышляя, где и кому потом их будет продавать. Два дня тому назад он украл из школы сирену воздушной тревоги, ее тоже нужно было пристроить. Да мало ли что!
Досадное недоразумение прервало его бурную деятельность. Сбой случился не по его вине. Стыдно сказать - воспаление легких. За всю свою жизнь Опанас Охримович никогда ничем не болел, да и некогда ему было болеть. Двустороннее воспаление легких усугубилось аппендицитом. Врачам пришлось повозиться, прежде чем Опанас Охримович стал на ноги. Только через два месяца он смог приступить к своим обязанностям. Приехав в школу, остолбенел. На него смотрел остов здания. Без крыши. Без оконных рам. Не было даже деревянных балок перекрытия. Не было ничего, всё сперли. Он зашел вовнутрь. По бывшей школе носились воробьи. А вверху, там, где была крыша, куда-то плыли облака.
