В четыре утра телефон Константина, установленный на будильник, наконец заиграл прелюдию до мажор Баха – перегнувшись, заставила замолчать. С облегчением встала; в дверях спальни споткнулась о сумку. «Закрыть окна, перекрыть газ, выключить все электрическое… закрутить, наконец, воду на кухне».
В начале шестого они вышли из подъезда на пыльную от сухости дорогу. «Какой же длинной оказалась ночь!» На вокзале их ждал поезд. Купе, в котором закрылись вдвоем. Вагоны были почти пусты – Саницкие приехали раньше других. Достали бутылку минеральной воды, рядом положили два билета.
– Ну, – спросил он, глядя в упор, – что?
– Скоро поедем. Я днем посплю. Я не выспалась.
Им предстояло провести почти сутки в маленьком купе. Наедине. Странно, что она радовалась этому после стольких дней… лет, проведенных вместе, без посторонних. Кто мог бы их потревожить? Друзей у них не было, разве несколько супружеских пар с работы Константина, с которыми можно было поговорить о незначительных вещах, каких-то дальних землетрясениях. Анастасия не работала, ей совсем не нравилось работать – было несколько попыток. Со стороны мужа она чувствовала молчаливое одобрение своему безделью. А отсутствие друзей-сверстников сглаживало десятилетнюю разницу в возрасте. Их интересы всегда сходились в одной точке молчания.
Качнувшись, поезд тронулся. Она убрала волосы со лба.
– Налей мне воды.
Он мягко улыбался, беря в руки бутылку, приближаясь к ней. Дверца купе, задребезжав, отворилась, и они отпрянули друг от друга, как застигнутые врасплох подростки. В проеме пошатывалась крупная проводница.
– Билетики, пожалуйста, уважаемые пассажиры.
Анастасия посмотрела ему в глаза так, словно речь шла о чем-то чрезвычайно серьезном, но его глаза были светлы. Он протянул проводнице билеты со стола.
– Вот.
– Та-а-к… Нужны будут?
– Что?
– Ну, вы командировочные или нет?
– А, билеты? Не нужны.
– За постель?
– Да-да, конечно. Вот деньги. Без сдачи. Чашечку кофе можно?
– Через полчаса кипяток будет.
Едва проводница вышла, Константин повернул защелку.
– Скоро кофе и постель принесут.
– Кофе в постели… Пусть стучат.
Они лежали на одной полке, тесно устроившись. За окном проплывали, вздрагивая на стыках, заводы, трубы, заборы с непристойностями и именами. Поезд шел медленно.
Еще не стершаяся с сетчатки, проводница покачивалась где-то в глубине других купе, живее, чем неудобно лежащая Анастасия, – молодая женщина со слишком тонкими чертами лица, темными губами и сжавшимися после стрижки в короткие волны волосами.
– Я никогда не прощу тебе, что ты подстриглась, – сказал Константин, проводя рукой по ее голой спине, сквозь расшатанный образ проводницы разглядывая рябые в клеточку стены купе, диваны, истертый коврик на полу, удаляющиеся и опрокидывающиеся в небытие трубы за стеклом.
– Они душили меня. Им оставалось чуть-чуть, – тихо оправдывалась Анастасия. – Особенно когда я не могла спать. Я лежала. Пряди сначала потихоньку-потихоньку обвивали мне шею, а потом – раз!
– Раз?
– Стягивались. Запутывались. Я вырывалась, а они сильнее. И как же я могла бы вырваться, если они из моей головы растут? А тебе ничего, ты спал себе. Ты такой красивый, когда спишь. Хотелось бы мне знать, что тебе снится.
– Мне не снится ничего.
Анастасия увидела свое отражение в рябой блестящей стене и спросила себя, почему она совсем не похожа на мать: у той была здоровая румяная красота с океаном мелких кудряшек. От того, что она не похожа на мать, многое в жизни сомнительно: несколько мгновений Анастасия мучительно переживала зависть к расплывшейся проводнице, у которой там, в каморке, перенявшей ее запах, таилась уютная скрытая жизнь со своими маленькими радостями.
Чего не хватает Анастасии для счастья?
– Подруги, – констатировал муж.
Она несколько раз кивнула: Константин был прав, как во всем, что касалось ее.
Если бы у нее была подруга, жизнь которой можно было бы наблюдать из своей жизни, подруга, у которой всё иначе, она наконец осознала бы отчетливо свое положение: отсутствие проблем, работы, свекрови, нужды, адюльтера, детей. Она не знала, что счастлива, когда растворялась в покачивании вагона, ронявшего ее голову на плечо мужа, бессознательно втягивая ноздрями запах его кожи, волос. Один раз, не так давно, Константин решил сменить туалетную воду. Какими недопустимыми, гадкими казались ей первое время после этого объятия, будто другой человек, как будто сразу все те неприятные мужчины, что ухмылялись ей знакомо на улице, в метро, в магазинах. Когда она шла по улице одна. Но потом привыкла, что это муж, а тот, первый запах – Havana от Aramis, остался в памяти навсегда, как напоминание о лучших годах. Лучших, потому что прошлое всегда лучше, и эта поездка тоже через несколько недель станет счастливым прошлым.
Поезд резко качнулся, раскидав их в разные стороны. Фыркнув в неудовольствии, Анастасия вернулась в прежнее свое положение, обволакивая мужа, как вода, чувствуя единство стены и плюща. Она бы хотела полулежать так весь день, но рано или поздно один из них не выдержит и пойдет на сближение. Что могло поссорить их вчера, когда она убежала от гремящего водой крана? Анастасия хотела вспомнить, но ей это не удавалось, потому что не было ничего, что могло бы разорвать их нежную близость, которая зародилась в таком раннем детстве, что жизни без нее не знала. Им нечего было делить, только тонкости слов, значений… разговоры, ползущие под деревянным полом, прогрызающие бездну? И она обиделась всей душой, убежала. Но куда она могла бежать, если в этом мире не хотела ничего, кроме него? Его светлое лицо, его тело и дух, мерцающий сквозь тело, особенно когда он спал, притягивали ее, как не притягивало ничто другое.
Полосатая оса, дрожа, села на стекло. Анастасия, не думая, потянулась к ней пальцами; Константин остановил ее руку.
– У меня есть одна мысль, – не слишком уверенно сказал он.
– Что?
– Сейчас мы на отдыхе. В отпуске. Но после возвращения, не хочешь ли ты, чтобы я устроил тебя на пару месяцев на работу? Пойми правильно, денег у нас достаточно, но это было бы полезно, чтобы справиться с твоей бессонницей. И если у нас получится, ты же не хочешь терять выплаты от государства.
– Тогда я не смогу смотреть на тебя спящего. Ты знаешь, почему я не могу работать, ты обо мне знаешь всё. – Она запрокинула голову и посмотрела ему в глаза. Он моргнул.
– Тогда больше не будем говорить об этом. У нас три недели, ты подумай. Не буду ничего навязывать. Хочу только, чтобы ты была счастлива. Подумай, как будет лучше для тебя.
– А что для меня лучше, ты знаешь… Когда же принесут кофе, спать ужасно хочется. Помнишь, когда мы были маленькими, ты рассказывал, что облака состоят из пара и тумана.
– Честно сказать, не помню, мало ли что я говорил.
– А я не могу представить, как туман может делать облака. Мне кажется, облака упругие, держат форму. Один раз, недавно, утром, я вышла на балкон. Уже рассвело, но солнце еще не встало. А ниже балкона, полосами, шарами вился туман. Он колыхался, вздрагивал, и дворник, который мел в это время внизу, не видел ничего и не знал о форме тумана. Слышно было его метлу. Потом туман стал подниматься и поднялся до балкона. Не было видно даже перил, и я стояла в пустоте, пола тоже не было, только чувствовала, что над землей. А потом пошел сухой холодный снег, и туман поредел.
– Недавно – это зимой, что ли?
– Недавно, – уклонилась она.
– Значит, тебе снилось, потому что этим летом снега не было. Ты думала, что уже встала, а сама спала, и тебе снился этот туман.
– Но я же помню!
Дверь дернули, затем нетерпеливо постучали. Константин потянулся к защелке, но так, чтобы не отстраниться от жены. Проводница вошла, недовольная и недоумевающая, бросила на свободную полку два запечатанных комплекта постельного белья и, выходя, пробурчала: «Не запирайтесь, щас кофе принесу».
Анастасия проводила ее взглядом и высвободилась.
– Дай я себе постелю.
Пакет, разрываясь, захрустел, и она, одно за другим, достала из него полотенце, простыню, пододеяльник и наволочку. Вернулась проводница с кофе. Ушла. Константин запер дверь.
– Не могли сами заправить, – бубнила Анастасия.
Как только постель была застелена, стало уютно, купе превратилось в их маленький временный дом. Перестало быть частью внешнего мира и позволило забыть, что еще вчера в нем ночевали другие – посторонние. Единственное, что нервировало, – рано или поздно придется выйти из купе в туалет. Настя достала печенье с орехами, улыбнулась, взъерошила волосы. Ей нравились стук колес и перелески, которые теперь мелькали за окном. Поезд набирал скорость. Она залезла на полку с ногами. Муж достал толстую книгу – специальная литература. Выпив свой кофе, она завернулась в пододеяльник и уснула лицом к стене. Покачивало, как в колыбели.
