Итак, я предчувствовала, что мне придется выдержать жестокую борьбу с Тетушкой. Она не испытывала ни малейшей симпатии к этой огромной стране на Западе, как и к любой другой зарубежной стране. Вероятно, она знала, что там делается! Она-то знала! Стоит только юной девице ступить на чужую землю, как, откуда ни возьмись, из-за ближайшего угла тут же вырастает маленький коварный торговец белыми рабынями. Дьявольски злобный, он одолевает свою жертву, готовя ей участь, что хуже смерти. А Тетушка... она ведь обещала моей маме, лежавшей на смертном одре, заботиться обо мне!
Но в общем и целом мне ведь наконец-то удалось достичь совершеннолетия, хотя Тетушка этого еще не осознала. И у меня есть несколько жалких бумажек по тысяче крон, унаследованных от родителей. То, что эти деньги сохранились до дня моего совершеннолетия, — заслуга исключительно Тетушки. Сама я в течение этих лет не раз выдвигала отличнейшие предложения, куда вложить эти капиталы. Самой страстной моей мечтой в четырнадцатилетнем возрасте был мотоцикл с коляской, и я никогда не понимала, как может человек быть до такой степени зацикленным и слепым. Тетушка упорно отказывалась понять, что именно мотоцикл является столь выгодным вложением денег, что банкиры только и мечтают об этом ночи напролет. Не помогло даже мое торжественное предложение оплатить обучение Тетушки на курсах мотоциклистов в ожидании того времени, когда мне исполнится восемнадцать и я смогу сама получить водительские права. Она продолжала упорствовать, когда я захотела потратить немного денег на шестирядную гармонику, чтобы подсластить ее самые одинокие часы. Вместо того чтобы проявить благодарность, Тетушка заявила:
— Нет, нет, деньги должны оставаться в банке.
Они могут мне пригодиться, когда меня постигнут: несчастливое замужество, бедность и рождение тройни, хроническое заболевание почек из-за слишком тонкого нижнего белья, война или чума и еще парочка-другая угрожавших мне бедствий.
Но теперь мне хотелось поехать в Америку. Когда Тетушка поняла, что намерения мои серьезны, она принялась выплакивать ливневые дожди и весь вечер говорила о том, как повезло моим бедным отцу и матери вовремя упокоиться. Когда же я все-таки не позволила поколебать свое решение, она, глубоко оскорбленная, направилась спать. На следующее утро Тетушка появилась с лицом измученным после бессонной ночи и объявила, что если мне так уж необходимо немедленно обречь себя на погибель, то ее долг ринуться в пропасть вместе со мной. Кроме того, в Чикаго у нее есть брат, с которым она всегда мечтала свидеться. Словом, Тетушка задумала сопровождать меня в Америку!
У меня просто перехватило дыхание. Блеск и аромат моего американского путешествия сразу сошли на нет. Ходишь тут, обращая взоры к небу и восклицая: «Хочу в Америку, хочу в Америку!..» Легко ли после этого отказаться от своей мечты и воззвать: «Мы с Тетушкой хотим в Америку!»
Подумать только! А как же веселые дорожные авантюры, которые я рассчитывала пережить?! Ведь я собиралась, вернувшись домой, живописать их девушкам из нашей конторы и всем, кто не сможет уклониться от моих россказней!
Я так и представляла себе, что небрежно заявляю: «Видели бы вы меня, когда я голосовала, чтобы прокатиться автостопом от Нью-Йорка до Чикаго на попутной машине, — это было чертовски весело!» Да, да, потому что я, естественно, собиралась голосовать на шоссе. Пожалуй, никто из побывавших в Америке не обошелся без путешествия автостопом через великую солончаковую пустыню или что-нибудь в этом роде. Но голосовать вместе с Тетушкой!.. У меня есть родственные чувства, да, конечно есть, но все-таки трудно отрицать, что Тетушка в башмаках на пуговках представляет собой серьезное drawback[5], когда стоишь на обочине и игривым взглядом и поднятым большим пальцем руки пытаешься заставить огромные шикарные автомобили слегка замедлить ход. А ведь у Тетушки башмаки на пуговках! Шевровые башмаки! Башмаки начала века или около того! Этим о Тетушке сказано почти все. За ее суровой внешностью и резкой манерой говорить скрывается милейший человек, и я боготворю ее. Но мне, пожалуй, гораздо больше понравилось бы, если бы она по-прежнему сидела дома в нашей маленькой квартирке из двух комнат на улице Каптенсгатан, а я боготворила бы ее на должном расстоянии и нас разделял Атлантический океан! Но теперь Тетушка решила иначе, — и кто я такая, чтобы осмелиться восстать против сил природы? Вздохнув, я взяла Тетушку под руку, и мы отправились в паспортную контору.
Здесь башмаки на пуговках пришлось снять, чтобы измерить точный рост Тетушки. Вначале она предложила чуточку согнуть колени — ровно настолько, чтобы это соответствовало высоте каблуков, но ничего не вышло. Тетушка, нелестно отозвавшись о шведской бюрократии, в ярости скинула башмаки.
В назначенное время мы получили паспорта. Наши фотографии в паспортах были ничуть не хуже тех, что всегда красуются на документах. Я выглядела словно палач из Бельзена[6], а Тетушка — как налетчица, замышляющая очередное преступление. Я подумала, что нам здорово повезет, если удастся с такими фотографиями получить визу. Прежде всего, чтобы получить визу в США, нужно подтвердить, что ты не вынашиваешь плана убийства американского президента. «Ха, — подумала я, — пожалуй, им в американском посольстве стоит только взглянуть на фотографии — и они поймут, что мы с Тетушкой готовы ринуться прямо в Белый дом и задушить президента голыми руками».
Но, как ни странно, визу нам дали. А в конторе по обмену валюты нам милостиво позволили превратить небольшую сумму денег в звонкую твердую валюту. Думаю, если мы не будем слишком роскошествовать, не зациклимся на упрямом желании есть каждый божий день, то наших долларов наверняка хватит на целую неделю. Тетушка, лизнув большой палец, пересчитала тощую пачку долларовых банкнот. Пристально поглядев в глаза Джорджу Вашингтону[7], она сказала:
— Хорошо, когда есть брат в Чикаго!
Яну о своих планах я ни слова не сказала. Пока этот невинный агнец бредил американской архитектурой, я принимала свои меры. Я собиралась преподнести ему небольшой сюрприз. Потому что интуитивно чувствовала: эта удивительная Америка казалась ему особенно прекрасной, поскольку там не было меня.
Не описать, какой воинственный клич раздался в конторе, когда я возвестила свою новость. Девушки, столпившиеся вокруг пишущей машинки, за которой я восседала, попытались сделать вид, будто я намереваюсь проехаться всего лишь в городок Алингсос в шведской провинции Вестманланд.
— О Кати, — воскликнула Барбру, — ты всерьез собираешься в Америку, где произрастают миллионеры? Сорви одного для меня, будь добра!
— Да я хочу привезти домой целую горсть миллионеров, и вы сможете бросить жребий, кому какой достанется!
Оставалось лишь подвигнуть шефа дать мне отпуск. Это оказалось так просто, так просто! Я спросила его совершенно между прочим, в самом ли деле наша контора сможет отказаться от такой хорошей стенографистки, как я. Или он хочет, чтобы я через несколько месяцев вернулась?
— Вернулась? Не понимаю! — растерянно произнес он.
— Из Америки, — пояснила я. — Я как раз собираюсь туда поехать.
И, немного поразмыслив, он обрадовался, заявив, что благодарен мне за то, что по возвращении я собираюсь продолжить свою благословенную деятельность в его скромной конторе.
* * *
Тихим апрельским вечером мы с Яном гуляли вдоль северного берега озера Меларен и смотрели, как огоньки отражаются в воде. Мы дошли до самой ратуши, вздымавшей свою изумительно прекрасную башню в синее вечернее небо с плывущими вдаль апрельскими облаками.
— О! — воскликнула я. — О, как красива ратуша!
Ян согласился со мной. Согласился от всего сердца.
Потом на некоторое время воцарилась тишина. А затем он произнес:
— Вообще-то ужасно жаль, что ты не видела Empire State Building[8].
И тогда я сказала:
— Дорогой Ян, будь абсолютно спокоен! Я увижу Empire State Building. Примерно в четверг. Как раз в этот день лечу в Нью-Йорк.
астор, который утверждал, что плавать грешно, потому что если бы Бог хотел, чтобы мы плавали, он подарил бы нам перепонки между пальцами ног, — этот пастор, я полагаю, был духовным единомышленником Тетушки. У нее точно такое же отношение к полету. Тетушка считает, что подняться ввысь в такой вот коробке из листового железа — значит поносить Бога. Но ведь она с самого начала смирилась и сочла безнадежной любую попытку доставить меня в живых домой, на землю предков. А в таком случае совершенно безразлично, рухнем ли мы в Атлантический океан, или же во время пребывания в полной опасностей Америке смерть станет нашей избавительницей.
