В ожидании Вашего ответа прошу принять, сударь, заверения в моем совершеннейшем почтении.
В своем новом романе, написанном в свойственной ему блестящей манере, известный романист X, перу которого мы уже обязаны столькими шедеврами, постарался изобразить чрезвычайно характерных персонажей, действующих в ситуации, понятной как взрослым, так и юным читателям. Интрига разворачивается вокруг встречи в автобусе главного героя с довольно загадочным персонажем, который вступает в конфликт с одним из появившихся пассажиров. В финальном эпизоде мы видим, как эта таинственная личность с большим вниманием слушает советы своего друга, наставника по части дендизма. Рубило мастера дарит нам чарующее ощущение редкой и радостной гармонии.
Площадка щак-щак автобуса би-би дрын-дрын маршрута S (о чем шипят пресмыкающиеся, шуршащие в шелестящих камышах[*]), приблизительно в полдень дин-дон, дин-дон, один потешный недоросль тыр-пыр, на котором был головной убор из разряда ку-ку, резко развернулся (ррраз!) к своему соседу и злобно брррр забурчал бур-бур-бур: «Вы, сударь, меня специально толкаете!» Хрясь! На этом он фьють! и, шмыг, шмыгнул к свободному месту и, плюх, на него плюхнулся.
В тот же день, чуть позднее, дин-дон, дин-дон, я увидел его в компании другого пентюха, тю-тю, который с ним бубнил бу-бу-бу о пуговице на плаще (ды-ды-ды, значит, было не так уж и тепло...).
Уф!
Автобус.
Площадка.
Площадка автобуса. Это место.
Полдень.
Приблизительно.
Приблизительно полдень. Это время.
Пассажиры.
Ссора.
Ссора пассажиров. Это действие.
Молодой человек.
Шляпа. Длинная худая шея.
Один молодой человек в шляпе с плетеной лентой. Это главный персонаж.
Субъект.
Один субъект. Это второстепенный персонаж.
Я.
Я.
Я. Это третье лицо. Рассказчик.
Слова.
Слова.
Слова. Это то, что было сказано.
Свободное место.
Занятое место.
Одно свободное, затем занятое место. Это результат.
Вокзал Сен-Лазар.
Один час спустя.
Один друг.
Одна пуговица.
Другая услышанная фраза. Это заключение.
Логическое заключение.
Однажды в полдень я сел в почти переполненный автобус маршрута S. В почти переполненном автобусе S был один довольно смешной молодой человек. Я сел в тот же автобус, что и он, этот молодой человек, который сел до меня в тот же автобус, что и я, в автобус S, который в полдень был почти переполнен. На голове у него была шляпа, которая показалась мне очень смешной, мне, севшему, подобно этому молодому человеку, однажды в полдень в автобус маршрута S.
Эта шляпа была обмотана витым шнурком, а молодой человек, который был в ней — в этой шляпе, на которой был этот шнурок, — находился в том же автобусе, что и я, и автобус был набит почти до отказа, поскольку был уже полдень; так вот, под этой шляпой с витым шнурком находилось удлиненное лицо, продолжающееся длинной-предлинной шеей. Ах! До чего же длинная шея была у этого молодого человека в шляпе, обмотанной витым шнурком, ехавшего однажды в полдень в автобусе маршрута S.
В автобусе — который вез нас: меня и молодого человека в смешной шляпе на длинной шее — была сильная давка. В образовавшейся толкучке среди гула толкающихся вдруг послышался возмущенный голос, который исходил от этого молодого человека с длинной шеей, находящегося однажды в полдень на площадке автобуса маршрута S.
Было обвинение, произнесенное голосом, где звучали слезливые нотки оскорбленного достоинства из-за того, что у молодого человека, находившегося на площадке автобуса S, была длинная шея и шляпа, обмотанная витым шнурком; еще было внезапно освободившееся место в этом переполненном — так как уже наступил полдень — автобусе маршрута S, место, которое вскоре занял молодой человек с длинной шеей и смешной шляпой, место, которое он стремился занять, поскольку не желал, чтобы его толкали в полдень на площадке этого автобуса.
Через два часа перед вокзалом Сен-Лазар я вновь увидел того самого молодого человека, которого заметил ранее, в тот же день, в полдень, на площадке автобуса маршрута S. Молодой человек был с приятелем такого же сорта, что и он сам; тот давал ему совет относительно какой-то пуговицы на его плаще. Он внимательно его слушал. «Он», то есть молодой человек с витым шнурком, обмотанным вокруг шляпы, которого я видел однажды в полдень на площадке переполненного автобуса маршрута S.
Не понимаю, чего от меня хотят. Да, я сел в автобус S около двенадцати часов дня. Много ли было народу? Конечно, много, в такое-то время! Молодой человек в шляпе? Возможно. Я не разглядываю людей в лицо. Мне наплевать. Подобие плетеного шнура? Вокруг шляпы? Может, для кого-то это и в диковину, но я в этом ничего поразительного не вижу. Плетеный шнур... Ругался с другим пассажиром? И такое бывает.
Мог ли я его видеть снова спустя час или два? Почему нет? В жизни случаются еще более удивительные вещи. Вот, помню, отец мне часто рассказывал, что...
Как добраться до ворот Шамперре, если не на автобусе S? Хуже всего ездить в часы пик (это как раз мой случай), очень трудно влезть в автобус, забитый пассажирами всех сортов: молодежью, стариками, женщинами, военными. Главное — не забыть оплатить проезд; после этого заняться нечем: только глазеть в окно или разглядывать окружающих. Но, как правило, в дневном автобусе смотреть не на кого; не место и не время для сексапильных женщин (они в основном все по такси, да ближе к ночи). Разве что попытаться выискать какого-нибудь оригинала, как, например, совсем недавно — того молодого человека с чрезмерно длинной шеей и огромной шляпой. Еще бы не удивиться плетеному шнуру вместо ленты! При наплыве очередной группы пассажиров бесполезно сетовать на возникновение толчеи. Естественно, привыкнуть к подобным вещам нелегко, особенно отдельным личностям, в частности тому молодому человеку с длинной шеей, явно не способному сдерживать недовольство в адрес своего соседа. Хотя какой мне интерес прислушиваться к раздражительным репликам и всматриваться в мрачные лица участников ссоры? Быть скандалу или не быть, вот в чем вопрос! После такого бурного начала странно констатировать довольно вялую развязку: позорное бегство молодого длинношеего человека к свободному месту.
Как всегда, на обратном пути от ворот Шамперре — традиционный проезд мимо вокзала Сен-Лазар. Каждый раз одно и то же! Смотреть тошно! И тут вдруг сюрприз! Такое невозможно даже представить: появление длинношеего типа, разговаривающего с приятелем. А тот — ему втолковывать про пуговицу над вырезом его плаща. Что потом? Законный вопрос. Потом — ничего. Лишь всеобщее желание поскорее закончить эту историю: автобусу — мчать меня дальше по маршруту, а мне — потерять их из виду, сесть на свободное место и больше ни о чем не думать.
В полдень знойное марево окутывает ноги пассажиров автобуса. Одна безмозглая голова, посаженная на длинную шею и украшенная гротескной шляпой, перегревается и раскалывается. Тут же в тяжелой массе воздуха разгорается конфликт, который довольно быстро распространяется и разносится из уст в уста в форме явных оскорблений. Распалившийся участник уходит в прохладный салон и садится там остывать.
Позднее, перед вокзалом с проходными дворами, могут задаваться вопросы по поводу пуговицы, которую уверенно теребят влажные от пота пальцы.
Наступил полдень. Пассажиры сели в автобус. Стало тесно. В толпе нашелся один молодой господин, который гордо продемонстрировал свою длинную шею и шляпу, обмотанную не лентой, а какой-то плетеной тесьмой. Затем он вменил в вину своему соседу толчки и пинки, который тот ему умышленно нанес. Как только он заметил свободное место, то поспешил к нему и сел.
Позднее я его увидел перед вокзалом Сен-Лазар. Он вырядился в плащ, а находящийся рядом приятель задал ему с укором следующий вопрос: «Ты не подумал о том, чтобы пришить еще одну пуговицу?»
Наступал полдень. Пассажиры садились в автобус. Становилось тесно. В толпе находился один молодой господин, который гордо демонстрировал свою длинную шею и шляпу, обмотанную не лентой, а какой-то плетеной тесьмой. Затем он вменял в вину своему соседу толчки и пинки, который тот ему умышленно наносил. Как только он замечал свободное место, то спешил к нему и садился.
