Западник тоже был извлечен из постели и доставлен среди ночи в свой рабочий кабинет. Бог мой, что теперь творится во всей нашей эпохальной конторе, думал он в полудремотном состоянии. Теперь уже никто и никогда не узнает, почему самолет сбился с маршрута и каковы были намерения тех, кто совершил эту акцию, если она была преднамеренной. Но это несущественно. Самым интересным в происшествии является то, как работает сейчас наша система принятия решения в условиях, когда решение огромной важности должно было быть принято незамедлительно. Можно точно установить, как работает сеть коммуникаций, какие лица вовлечены в обсуждение проблемы, какие слова говорятся, какие приказы отдаются. И все равно эта система останется тайной за семью печатями. Причем не только для западных разведывательных служб, но и для наших ответственных лиц. Нужна точная наука, чтобы понять суть дела. Наука более точная, чем теоретическая физика. Со своими формулами, со своими методами измерения и расчета. Такая наука уже создана. Но в нее никто не поверил. А человек, создавший ее, изгнан из страны за антисоветскую деятельность, поскольку постулаты созданной им теории противоречили «научному коммунизму».
Западник сам высказался в свое время за изгнание этого человека.
– Что для нас важнее, – говорил он на совместном совещании ответственных лиц аппарата ЦК и КГБ, причастных к борьбе с «внутренней эмиграцией» в стране, – физическая изоляция и уничтожение этого человека или дискредитация его идей? Если мы арестуем и осудим его здесь, то интерес к его идеям на Западе сразу повысится. Если же мы его выбросим на Запад, то он начнет вызывать раздражение в кругах всякого рода «специалистов» по советскому обществу. Эти «специалисты» сами приложат усилия к тому, чтобы дискредитировать идеи этого человека и его самого. А скорее всего, они его просто будут замалчивать. Успех идей на Западе зависит не от того, насколько они умны, а от того, насколько они годятся для газетных сенсаций и насколько они соответствуют широко распространенным заблуждениям эпохи.
К мнению Западника прислушались, и его бывший университетский друг был выброшен на Запад. В различных второстепенных газетах и журналах на Западе стали появляться статейки, подписанные Социологом. Не представляло труда установить, кто скрывался под этим псевдонимом. Статейки не производили сенсации, но все же раздражали Москву, особенно секретаря ЦК по идеологии, которого Западник по долгу службы информировал обо всем, что на Западе как-то касалось идеологии. Секретарь упрекнул Западника в недооценке идеологической борьбы и потребовал принять решительные меры в отношении «этого мерзавца» (т.е. Социолога). Хотя сам Западник считал деятельность Социолога не заслуживающей серьезного внимания, портить отношения с секретарем ЦК он не хотел. И он дал указание усилить работу по изоляции и дискредитации Социолога. Операция получила кодовое название «Социолог».
Они вместе учились в университете и даже дружили одно время.
– В этом мире все процессы, – говорил когда-то ему Социолог, – имеют свою предельную скорость. Имеют свои пределы скорости и процессы, происходящие в социальных системах. В том числе – в нашей системе принятия решения. Знаешь, в чем будет главная причина нашего поражения в будущей войне? Слишком низкая скорость принятия решения в особо важных случаях (вроде реальной угрозы войны). По моим расчетам, нужно минимум два часа, чтобы в нашей системе было принято решение «нажать кнопку».
«Посмотрим, – подумал Западник, – насколько ты прав».
Ровно через два часа помощник вошел в кабинет и доложил: самолет-нарушитель сбит. Итак, потребовалось два с половиной часа, чтобы решение было принято.
«Выходит, он прав, – подумал он о том человеке, – чудовищно прав. Мы сваляли дурака, выгнав его на Запад. Мы должны были бы его изолировать здесь. А что произошло бы, если бы решение в отношении самолета-нарушителя не было принято за эти два с половиной часа? Очевидно, самолет покинул бы пределы Советского Союза вместе со шпионской информацией о передвижении наших войск в том районе страны. Выходит, если бы самолету предстояло лететь над нашей территорией на час дольше, то и решение было бы принято на час позже?»
– Похоже что так, – как бы услышал он голос Социолога.
– Так, значит...
– Это ничего не значит. Как часто бывают случаи, когда заранее ясно, сколько времени отпущено на принятие решения? Обычно это время заранее не, определено. Если время задано заранее, наша система принятия решения работает так, чтобы оттянуть решение на самый критический срок.
– Но ведь возможны случаи, когда решение может быть принято молниеносно?
– Такие случаи суть редкое исключение. К тому же на исполнение молниеносно принятого решения тоже нужно время. Иногда это время больше того, какое нужно на принятие решения. И вообще, есть строгая зависимость между способностью принимать решение и способностью общества исполнить его.
– У тебя есть для этого формулы?
– Есть.
– Ты опасный человек.
– Кому опасный?
– Всем. И потому ты обречен на бесследное исчезновение.
– Но по крайней мере, в одном месте я не исчезну.
– В каком?
– В твоем сознании.
После инцидента с самолетом Запад немедленно распрощался с иллюзиями насчет нового советского руководства. Антисоветская кампания на Западе и антиамериканская в Советском Союзе достигла невиданной за последние двадцать лет остроты. Западные эксперты оценили сам тот факт, что советские истребители сбили самолет в очень трудных с точки зрения условий стрельбы ракетами, как показатель силы Советской Армии: советские летчики все-таки попали в самолет. Сами же советские руководители и генералы усмотрели в инциденте, однако, недостатки: летчики сбили самолет-нарушитель слишком поздно, надо было сбить сразу же, как он вторгся в наше воздушное пространство. Некоторые смелые мыслители шли дальше: надо было сбить до того, как самолет вторгся на нашу территорию, ибо его намерения были очевидны заранее.
Советское население в массе отнеслось к инциденту со сбитым самолетом так, как он того заслуживал: так этим америкашкам (а в том, что это дело рук «америкашек», сомнений не было) и надо, пусть не суются. А что касается угрозы войны, то это для слабонервных. Из-за такого пустяка война не начнется. В качестве повода к войне этот инцидент бессмыслен, так как будущая война начнется безо всякого повода. Лишь отдельные нездоровые элементы нашего общества подпали под тлетворное влияние Запада. В отношении их приняли суровые меры.
«В ответ на стремление американских империалистов разжечь „холодную войну“ путем создания обстановки, в которой советские истребители были вынуждены сбить иностранный самолет, вторгшийся в воздушное пространство Советского Союза с целью шпионажа и провокации, – писали советские газеты, – советский народ еще усиленнее усилил мирные усилия, направленные на сохранение мира во всем мире».
И газеты, надо признать, как всегда, не врали. В Москве разгромили пацифистскую группу из трех с половиной человек, которые решили бороться за мир отдельно от всего народа и без разрешения начальства. Они выдвинули лозунг взаимного доверия между США и СССР. Государственный обвинитель заявил на суде, что Сталин и Гитлер в свое время тоже стремились к взаимопониманию. А что из этого получилось?! Пацифисты широко разинули рты от такого оборота мыслей. Так их с разинутыми ртами и отправили в лагерь строгого режима для особо опасных преступников.
Затем в Москве устроили пацифистскую демонстрацию, которая, как шутили интеллектуалы, прошла под лозунгом: «Никакого доверия временному американскому правительству!» В демонстрации приняло участие около миллиона трудящихся. Можно было бы и побольше собрать. Но для того, чтобы припугнуть распоясавшийся Запад, было достаточно и этого. Жалкие западные антисоветские демонстрашки из нескольких десятков тысяч бездельников сразу же превратились в антиамериканские демонстрашищи «людей доброй воли» с числом участников за сотню тысяч.
Борьба за мир достигла апогея, когда в городе Энске состоялся суд над восьмидесятичетырехлетней старушкой-поджигательницей войны. Старушка пережила русско-японскую войну, первую русскую революцию, Первую мировую войну, революцию семнадцатого года, Гражданскую войну, коллективизацию и индустриализацию, войну с Германией. Старушка пережила все стадии социализма – юношеского сталинского, переломного хрущевского, развитого брежневского. Она уверенно вступила в новую фазу социализма – зрелого андроповского. И само собой разумеется, она извлекла из всего пережитого положительные уроки. На случай новой мировой войны, в наступлении которой она ничуть не сомневалась, она накопила (сосредоточила, как выразился прокурор) мыла, соли и спичек с запасом на сто лет. «Случись война, – думала она, – я на кусок мыла целую неделю проживу». «А спички зачем? – поинтересовался студент, снимавший у нее койку и спавший на матраце, набитом упомянутыми предметами ширпотреба. – Если атомная бомба взорвется, допустим, во дворе, то спички вспыхнут, пожар будет, и все запасы пропадут». Услышав это, старушка встревожилась. На следующей неделе она перебазировала запасы спичек к снохе: пусть уж лучше сноха сгорит, как она того и заслуживает! Сноха действительно чуть не сгорела вместе с детишками, которые спички, разумеется, нашли и решили поиграть в атомную бомбу. Старушку осудили на десять лет лагерей строгого режима для особо опасных преступников. Прокурор, настаивая на столь суровом приговоре, исходил из двух принципиальных предпосылок. Первая: старушка не маленькая. Вторая: чтобы другим старушкам неповадно было. Когда прокурор вскрыл глубокую связь между преступными действиями старушки и не менее преступными усилиями Президента США «разжечь новую мировую бойню» (слова прокурора), в зале суда наступила зловещая тишина. Ну, теперь начнется зажим по всем линиям, подумал про себя каждый присутствующий, включая прокурора, судью и народных заседателей. И где эта старая стерва ухитрилась раздобыть столько мыла?!
