— Не люблю ездить по заснеженным дорогам, — недоверчиво хмыкнула Ребекка.
Франческа выложила на стойку полотняную сумку, одну из тех, что держала в прихожей на все случаи жизни. Эта сумка предназначалась только для книг.
— Как я поняла, вы получили мой заказ.
Ребекка переложила стопку книг с полки на стол, где стоял компьютер. Переворачивая книги задней стороной вверх, она проводила ручным сканером по магнитным полосам, прикрепленным к обложкам.
— Интересно, что вы берете в этот раз? — спросила она, с любопытством читая названия. — «Будущее вьетнамской культуры». Звучит интригующе. Путеводитель по Вьетнаму. — Ребекка просканировала несколько аудиокассет. — Похоже, кое-кто собирается совершить небольшое путешествие по Юго-Восточной Азии.
— Только мысленное, — улыбнулась Франческа. — Достаточно того, что я слетала во Флориду и обратно. Просто мне нравится изучать что-то новое, особенно зимой.
Франческа уложила книги и кассеты в сумку и собралась уходить, как вдруг ее окликнул знакомый голос:
— Фрэнни, неужели это ты?
Оглянувшись, Франческа увидела Пэг, одну из своих библиотечных подруг, которая махала ей рукой из компьютерной комнаты. Библиотека предоставляла пенсионерам возможность бесплатно заниматься в компьютерных классах, изучать разные программы. Однако Франческа редко сюда заглядывала. Не утратившая интерес к техническим новинкам, подобные занятия она считала для себя явно лишними. Кивнув на прощание Ребекке, она направилась в компьютерную комнату.
Ее подруги, Натали и Конни, тоже сидели за мониторами. Они поздоровались, не отрывая взгляд от экранов.
— Ну почему ты не хочешь хотя бы попробовать, — упрекнула Франческу Натали. — Это же так просто.
— А зачем? — возразила Франческа. — Мне больше нравится читать книги.
— Ты не понимаешь, чего ты себя лишаешь, — вступила в разговор Конни. — Это так увлекает. Если бы ты знала, как интересно переписываться по электронной почте.
— Для этого люди придумали письма и почтовые марки, — возразила Франческа. — Гораздо приятнее получать письмо, написанное от руки.
— Письмо? — Подруги рассмеялись.
— Господи, ну кто сейчас пишет письма, — продолжила Пэг.
— Да, я знаю, — согласилась Франческа. — Мне грустно немного.
— Что так? Ты же только вернулась из Флориды. У родных все в порядке?
— В порядке, — отозвалась Франческа. — У них все отлично. Дело в том, что… — Она запнулась и отвела взгляд в сторону.
— Что? — переспросила Пэг.
Натали и Конни отвлеклись от компьютеров.
— Даже не знаю, — ответила она. — Дело в том, что я постоянно думаю о дочерях и внуках. Они так далеко от меня. Вы, наверно, считаете, что спустя столько лет следовало бы давно свыкнуться с этим. Однако с каждым днем на душе все тяжелее и тяжелее. В последнее время я чувствую себя совершенно никому не нужной.
— И я тоже никому не нужна, — вздохнула Конни.
— Не грусти, Фрэнни, — подбодрила ее Пэг. — Всему виной зима. На улице холод и темнота, вот мы и грустим. И со мной такое случается, особенно в январе.
— И со мной тоже, — призналась Натали.
— Да, особенно по вечерам больше всего тоскливо, — прибавила Конни. — Иногда я замечаю, что просто сижу на кухне и вспоминаю своих детей.
— Как странно, не правда ли?! — воскликнула Франческа. — Было время, я с нетерпением ждала, когда вырастут дети и уедут куда-нибудь, дадут наконец отдохнуть от вечного шума и гама. А теперь и дня не проходит, чтобы я не пожалела о их отсутствии. Кажется, я бы все отдала, лишь бы они опять стали маленькими хотя бы на один день. Вот бы снова увидеть, как они, проснувшись утром, с криками бегут вниз на завтрак.
— Кто из нас не хочет этого? — поддержала Пэг. — Но такова жизнь. Нет смысла сожалеть о былом. Нельзя повернуть время вспять. Кроме того, ты не совсем одна. У тебя здесь сын.
— Как бы не так, — фыркнула Франческа. — С таким же успехом он мог бы жить на Луне. Я вижу его, только когда ему хочется есть или ему надо что-то постирать. Пора бы ребенку жениться.
— Но что же тогда ты будешь делать? — уточнила Натали.
— Ну, знаешь, ведь и твою жизнь полезной не назовешь, — ввернула Франческа, и все рассмеялись.
Повеселевшая Франческа бросила взгляд в библиотечный зал и увидела, что Ребекка уже надевает пальто.
— Кажется, пора идти. Похоже, через минуту наша курочка попросит нас выметаться отсюда. — Франческа повернулась к выходу.
— Эй, Фрэнни, — окликнула ее Пэг, — брось унывать! Не успеешь заметить, как наступит весна и жизнь станет веселей и ярче.
Вечером Франческа стояла на кухне и взбивала в миске яйца. Добавив молока и нарезанные кубики сыра, она тщательно все перемешала и вылила смесь в сковородку, где уже шкворчали ломтики говядины с луком. Уменьшив огонь, Франческа принялась за салат из огурцов и латука. Сбрызнула овощи маслом и уксусом и снова вернулась к горячему. Чтобы мясо не пристало к сковороде, Франческа несколько раз его перемешала. Готовое блюдо она выложила на тарелку, капнула острого соуса «Табаско» и налила в бокал немного красного вина. С подносом Франческа отправилась в гостиную.
Поставив поднос на столик, она присела на диван и прислушалась к разгулявшейся на улице буре. Ветер завывал и с силой бросал пригоршни мелкого, как песок, и твердого снега в окна. Франческа поежилась и набросила плед на колени. Она окинула взглядом стены гостиной, увешанные фотографиями ее детей и внуков, и мысленно перенеслась во Флориду, потом в Орегон. Франческа достала кассету и включила проигрыватель, стоявший на столике возле дивана. Запись зазвучала, она подняла бокал.
— Салют, — сказала Франческа всем своим близким, отпила вина и стала ужинать.
На следующее утро тучи разошлись, и везде, куда ни посмотреть, сияло ясное небо. Январское солнце светило, но не грело, стоял мороз. С улицы долетал шум снегоуборочной машины. Франческа слонялась по дому, не зная, чем бы заняться. Не стоило даже думать о том, чтобы выйти на улицу. Но такой уж она уродилась, не зря мать называла ее una testa dura — «упрямая башка» по-итальянски. День выдался такой солнечный, что Франческа была не в силах устоять перед искушением пройтись, подышать свежим воздухом, а заодно поглазеть по сторонам, не натворила ли чего-нибудь снежная буря. Счета к оплате, лежавшие аккуратной стопкой на кухонном столе, оказались весомым предлогом для того, чтобы выйти на улицу.
Что страшного — дойти до ближайшего почтового ящика?
Ответ на вопрос Франческа получила чуть позже, когда незадачливо угодила в сугроб. Привычный спуск с холма оказался труднее, чем она предполагала. Дорогу только расчистили, и снег грудами лежал на тротуаре. Ничего не оставалось, как идти с краю по проезжей части. Свернув на главную улицу, Франческа сразу увидела, в каком опасном положении очутилась — проносившиеся машины едва не задевали ее. Решив во что бы то ни стало добраться до почтового ящика, она шла, то и дело оглядываясь на приближавшиеся автомобили, как вдруг упала, поскользнувшись, и неуклюже завалилась прямо в сугроб. Кляня погоду на чем свет стоит, благо мать ее всегда отменно ругалась, Франческа кое-как поднялась и поковыляла дальше вся облепленная снегом.
Ей было все равно, что подумали проезжающие в машинах водители и гуляющие гурьбой подростки, увидев в сугробе рассерженную пожилую даму. Бросив счета в почтовый ящик, она повернула к дому.
— Благословите меня, святой отец, ибо я согрешила.
В субботу, традиционный день для покаяния, перед вечерней службой Франческа, как обычно, исповедовалась. Признание в грехах давало ей возможность душевно встряхнуться и пробудить в себе желание жить дальше. Сегодня, как никогда, она нуждалась в поддержке. Настроение у нее было прескверное.
Тело ныло после незабываемого приземления в сугроб. Конечно, болеутоляющие таблетки избавили бы ее от ненужных мучений, но Франческа терпеть не могла никаких лекарств, а предпочитала, стиснув зубы, терпеть боль. Две бессонные ночи вымотали ее, она чувствовала себя разбитой и до крайности раздраженной. После вечерней службы Франческа сдалась и все-таки приняла аспирин на сон грядущий. И действительно, к следующему утру боль исчезла, а голова стала ясной и светлой. Но в субботу она была дружелюбна, как раненая тигрица.
— Прошло уже шесть недель, святой отец, с моей последней исповеди, — продолжала Франческа.
— О Франческа! Почему же вы отсутствовали? — раздался из-за занавесочки приятный голос отца Буонтемпо. — Вас не было так долго, что я начал тревожиться, не случилось ли чего недоброго.
— Эй! — воскликнула Франческа. — Вы хотя бы для приличия сделали вид, что не знаете меня. Я же все-таки признаюсь вам во всем. Какой же вы священник?
