Впрочем, говоря точнее, не вполне понятные, но, видимо, вполне естественные, иначе они вообще не могли бы произойти.
Так вот, несколько слов о Жене Горожанкине. Женя Горожанкин и сам был странным, удивительным человеком. Я даже опасаюсь, что читатели мне не поверят и скажут, что я его выдумал. Конечно, я мог бы ответить известным афоризмом Вольтера, но считаю это излишним: Женю Горожанкина не надо выдумывать, потому что он существует. И не как-то там абстрактно и умозрительно существует, а часто заходит ко мне, чтобы помочь преодолеть недостатки моего однобокого гуманитарного образования. Но от этого не становится ни менее странным, ни менее удивительным.
А странного и удивительного в нем много.
Ну, например. Его родители были научными работниками и не чаяли в сыне души. Он рос, как говорится, не зная невзгод и лишений старшего поколения. В десять лет ему купили велосипед, в двенадцать подарили транзистор, в четырнадцать отец, возвращаясь из командировки, привез для него такие брюки «техас», каких не видывали, без сомнения, и в самом Техасе. По всем известным правилам, Женя должен был превратиться отпетого эгоиста, нигилиста, лоботряса с надежными задатками тунеядца. Но Женя не стал ни тунеядцем, лоботрясом.
Ничуть не бывало. В упомянутых «техасах», которые месяца к месяцу делались все короче на долговязых Жениных ногах, он бегал на занятия городского физического общества, получал первые премии на математических Олимпиадах и штудировал книги, по мнению старших, недоступные его пониманию. Возможно, по тем же образцам, Женя должен был бы в результате зазнаться, занестись, начать с презрением относиться к своим товарищам, вообразить себя кем-то или чем-то, но и тут он не оправдывает ожиданий. Он никого не презирал, ни над кем не заносился. Он просто жил — не понимая, как можно жить по другому.
Вероятно, для большей убедительности следовало его изобразить по крайней мере книжным червем, эдаким чудаковатым парнем, конечно, страшно рассеянным и в очках, которые он постоянно разыскивает, забыв, что они у него на носу; но, во-первых, нельзя же всех героев подряд снабжать очками (см. Нору Гай), во-вторых, как быть, если он не носил очков, а в-третьих, он совсем не походил на этого самого книжного червя!.. Точно так же, как и его друзья, Женя танцевал и твист, и шейк, и еще что-то в том же духе, и тем не менее однажды на улице, заметив, что группа подростков, его сверстников, недостаточно уважительно разговаривает с некой незнакомой ему девочкой, он вступил с ними в драку и его, конечно, беспощадно измолотили. Правда, впоследствии оказалось, что девочка не только не нуждалась в рыцарской помощи, а, наоборот, ей очень нравилось, что на нее обратили такое пристальное внимание; правда, на прощание ребята пожали ему руку и заявили, что он смелый, отчаянный парняга, и они не прочь сойтись с ним поближе; правда, об этой нелепой истории никто бы ничего не узнал, если бы не белая рубашка, залитая кровью — а дело было днем, его, конечно, заметили... Но нет худа без добра: Женя заинтересовался гимнастикой йогов. Собственно, в те времена многие мальчишки в классе интересовались гимнастикой йогов, но согласитесь, не у каждого хватит упорства всякое утро минимум полчаса выстаивать на голове, пропускать через ноздри — сначала правую, потом левую — по кружке холодной воды и, поджав ноги, сидеть на тахте, отрешась от всего земного и вырабатывая у себя способность не дышать по три минуты. А Женя вырабатывал. И, самое странное, у него на все хватало времени, и на физику, и на йогов, и на классную стенгазету «Щелчок», которую он редактировал уже три года,
Итак, Женя Горожанкин, кроме прочего, занимался еще и гимнастикой йогов. А йоги, как известно, начинают просто — медленный вдох, медленный выдох — а потом уводят в такой туман, в такую загадочную и неправдоподобную даль, что тут не одному Жене Горожанкину трудно разобраться, несмотря на знаменитый трактат «Хатха-йога», который удалось ему с огромными усилиями раздобыть и внимательно изучить.
А где-то между вдохом-выдохом и туманной, загадочной далью, именуемой «седьмой ступенью совершенства» находятся явления, в просторечии называемые телепатическими. Эти загадочные и удивительные явления тоже интересовали Женю, особенно после того, как ему попалась книжка одного профессора. В этой книжке обстоятельно доказывалось, что никаких йогов на самом дел не существует, а существуют болтуны и обманщики; а заодно — что и телепатии не существует, и Вольфа Мессинга не существует, и еще много чего не существует, и конечно, прочитав такую книжку, Женя Горожанкин тут же заинтересовался телепатией, и когда в город приехал Вольф Мессинг, не пропустил ни одного вечера с психологическими опытами.
Но, честно говоря, на том деле и заглохло. Не то, что бы Женя остыл, просто его еще что-то увлекло, возможно, машина Тьюринга, двоичная система или письменность народа майя,— мало ли что могло его увлечь...
И вот тут-то все и началось, в этот самый день, когда Нора Гай получила свое самостоятельное задание.
Вернее, даже не в день, а в ночь, которая этому дню предшествовала. Жене в ту ночь приснилось, будто он сделался Вольфом Мессингом.
Будто бы, снилось ему, стоит он на каком-то возвышении, на эстраде, и хочет сойти в зал, а его не пускают, говорят, что люди — вон их сколько! — собрались посмотреть Вольфа Мессинга. «Но я не Мессинг,— удивляете Женя,— я Горожанкин!» Ему в ответ смеются и тащат на середину помоста. Женя пробует вырваться и вдруг видит настоящего Мессинга, знаменитого Мессинга, мастеру психологических опытов! «Вот он!»— кричит Женя, но Мессинг быстро пробирается между рядов и бочком, бочком семенит из зала. Перед выходом он оборачивается к Жене прикладывает палец к губам и исчезает. «Надо его выручить»,— думает Женя. Но как он сумеет совершить то что под силу одному Вольфу Мессингу?.. И тут появляется кто-то... девушка... девочка... на ней длинное белое платье до самого пола, все в блестках... они так искрятся и сверкают, что он не в силах разглядеть ее лица. «Ты сможешь все, что захочешь,— говорит она,— Но надо захотеть... Очень-очень... Тогда все возможно...»
Впоследствии Женя .рассказывал, что утром, после этого странного сна, он ощутил в себе странную уверенность (чтобы избежать однообразия, мы не будем больше употреблять слово «странный», иначе нам пришлось бы повторять его слишком часто), что он сумеет в точности воспроизвести все эксперименты знаменитого психолога.
Немедленно, еще до завтрака, забыв даже о зарядке по системе йогов, Женя Горожанкин приступил к проверке своих способностей. Он велел младшему братишке, Игорю, спрятать в любом уголке квартиры какой-нибудь предмет, например, мячик для хоккея, а потом взять его, т.е. Женю, за руку и сосредоточиться на мысли о мячике.
И каждый раз Женя находил спрятанный предмет, мяч или вилку, или черепашку Тортиллу, которая смиренно переносила все испытания, даже когда сообразительный Игорь заталкивал ее под подушку на маминой кровати. Однако не исключено, что он подыгрывал Жене, потому что кому из нас не хотелось бы иметь братом знаменитого фокусника.
Женя, окончательно сбитый с толку сном, а потом необычной удачей опытов, решил испытать себя на ком-нибудь еще. Он выбрал для этого Машу Лагутину, так как невозможно было представить более подходящего человека.
Маша Лагутина была самой честной девчонкой на свете. По крайней мере в этом не сомневался никто из восьмого «Б». Из-за этой честности ее уважали, побаивались и постоянно избирали на какую-нибудь ответственную должность: раньше председателем пионерского отряда, теперь — комсоргом и даже членом общешкольного комитета. И если Маша говорила кому-нибудь неприятные строгие слова, на нее не обижались, зная, что иной она быть не может, и охотно прощали ей такую слабость.
Маша Лагутина встретила Женю с длинным ножом в руке. Она только что выложила на кухонный столик хозяйственные покупки, надела весело разрисованный клеенчатый фартук и готовилась варить борщ. На столике курчавился кочан капусты, аккуратными пирамидками высились черные свеколки с мышиными хвостиками и глянцевито поблескивали уложенные рядком помидоры. Женя выбрал самый маленький.
— Соль на подоконнике,— сказала Маша,— хлеб в шкафчике... Да ты возьми помидор покрупнее...
— Нет,— сказал Женя,— мне нужен как раз такой.
И он взял Машу за руку, вынул из ее пальцев нож, вложил в ладонь помидор и попросил его спрятать.
— А я отвернусь и не буду подглядывать, даю слово,— сказал он.
— Женька,— сказала Маша, не зная, что ей делать — удивляться или возмущаться,— Женька, что за глупые шутки!.. Ты же видишь, я и так боюсь запоздать с обедом!
Но Женя заявил, что это не шутки, а эксперимент, остальное он объяснит потом.
Дальше повторилось в точности то же, что и с Игорем. Это было удивительно. Но самое удивительное заключалось в том, что Женя сам не понимал, как это ему удается.
