Фея проснется и вместе с солнцем за окном увидит разноцветные шары, под ними огромный короб (под размер скрученной в калач стриптезерши) в пестрой бумаге с не менее пестрой надписью: «Не удивляйся, это тебе». Саня не сомневался – она найдет способ, чтобы втянуть все это великолепие в свои чертоги. Внутри двух-трех ложных контейнеров Фея обнаружит «Замок на берегу моря» и носки. Ориентировочно к 16.00 она соберет картину – до этого времени подсказки и клад будут запрятаны.
У Кораблева оставалась куча времени, чтобы вздремнуть, а потом найти в осоловелой к утру Москве желающих продать шарики с гелием. Однако разбушевавшееся воображение не позволило забыться. У него вновь появилась возлюбленная! Как удачно, что она разрешила проводить себя – теперь Саня знает, как преподнести сюрприз. Об ивановском роддоме он пока не задумывался – в нужный момент все корыстные механизмы его криминального таланта сработают на «ура», и он сорвет куш.
Ему не терпелось выехать на место. Он подхватил коробку «Shopard», с которой не расставался вот уже четыре года и восемь переездов, вышел из дома, махнул рукой. Через мгновение, вынырнув из ниоткуда, машина взвизгнула тормозами и замерла перед ним. Сговорились на 500 рэ и максимальную скорость. По пустым московским дорогам помчались в парк.
Saint-Preux: Concerto Pour Une Voix
Как и предчувствовал Саня, любовь отравляла тело.
В голове теснились образы Феи – завивающийся локон волос рядом с натянутой тетивой лука (она великолепно стреляла), сосредоточенный и одновременно отстраненный взгляд.
Непримечательный московский пейзаж черным тоннелем сворачивался перед Кораблевым. Где-то далеко на периферии взгляда чудилась одинокая фигура возлюбленной. Как в подзорную трубу, Саня наблюдал детали образа: и ранимость, и способность ранить, и хрупкость, скрытая за мнимой твердостью колких фраз, – эмоциональное пространство, в котором бушуют неведомые бури, отблеск которых изредка вспыхивает в ореховых глазах.
Ему удалось полюбить ее за один день.
Вчерашние события стали казаться стремительным приближением к чему-то таинственному, как хриплое, предрассветное дыхание парка.
Клубок чувств-мыслей, ранее аккуратно упакованный в оболочку тела, покинув ее, бешено разматывался, снимая покров защиты, запутывая невидимыми нитями, со всеми деревьями, лесами, полями, океанами на планете, с тысячью незнакомых людей, способных почувствовать возникающую связь. Опустевшее место в груди тревожно заныло, требуя открыть к себе двери, насытить жизнью другого человека.
Ежесекундно рождая желание изменять все вокруг, изменяться самому, в голове крутились пустые образы поцелуев-объятий, которые то искрили летним светом, то сгущались теплой соблазнительной тьмой. Образы бились о грудную клетку, нуждаясь в немедленном одухотворении от прикосновения желанной и незнакомой, но обязательно нежной и легкой женской руки. Плоские тени силуэтов, обнимающихся в густом мраке, должны были обрести объем, дыхание, тепло.
Саня гнался за этим обретением, одновременно понимая – ему не найти покоя среди заплутавших в ветвях потоков воздуха, уносящихся прочь от остывшей земли. Шумом леса не вылечить внезапного одиночества. Дыхание Феи, уже проникшее в поры этих деревьев, не даст успокоиться.
«Как же просто оказалось преображение. Пять часов знакомства… носки, лошади, стрелы, „Замок на берегу моря“…»
Он тщательно замаскировал место клада и повернул к выходу. Промокшие от росы ноги наводили резкость в тумане головы. От оформляющейся картинки будущей любви отсыхали неосуществимые фантазии, сквозь яркие краски вожделенного серыми буграми проступали пятна реальности. Уставшее тело стало предательски предвкушать одинокое тепло постели. Но грудь по-прежнему ныла ощущением пустоты.
Приближаясь к метро, Саня остановился, чтобы в голове осела пыль неопределенных образов, слов и прояснился облик Феи, вырывая из тумана красоту каждой, пока неисследованной, недодуманной черты.
Serge Gainsbourg: «Zero Pointe Vers I’infini»
Они лежали в маленькой пыльной комнатке на покачивающейся, потертой кушетке: скомканная к ногам простыня, проплешины пледа, торчащие в немногочисленных брешах переплетенных тел. Голая поверхность Феи казалась чем-то запретным, чего видеть нельзя. Саня чувствовал – эта доступная нагота может легко уйти из его жизни. Так же быстро, как пришла. Поэтому, пока есть возможность, он гладил, перебирал, мял, тонул, словно присваивая, мертвыми узлами связывая со своим телом.
Пальцы повсюду находили чувствительные очаги кожи, проваливались в эти полыньи на заснеженной реке. Девушка вздрагивала. Успокаивая, наклонялся и целовал Фею в висок. Она продолжала шептать в подмышку историю поиска бесценного клада:
– …я сразу догадалась, где ты его закопал. Рядом с моим домом. Не стал бы ты гонять меня на другой конец златоглавой. Но мы с Ленкой не поленились, прочесали все станции метро, о которых ты дал подсказки, щупали эти фонари на радость толпам тружеников. Ленка всю дорогу бухтела: «Бубу-бу, бу-бу-бу, ну и козел твой кавалер…» Потом шарились по парку среди мать-и-мачехи. Карту я перерисовала. Но сразу найти клад не получалось. Наконец, выбрались к той стене, отсчитали двадцать шагов, увидели знак на дереве. Народу там толпилось немерено. Мы все равно на коленки бухнулись и давай ощупывать траву. Замаскировал ты, конечно, здорово, но пятачок, где копать, мы легко узнали. Ленка свою «Visa Gold» вытащила и давай землю рыть. Когда от ее французского маникюра остались воспоминания, она прошлась по твоему имиджу, типа: «М-да, романтик… м-да, романтик… Если там золотой перстень в виде черепа или черный жемчуг в живой раковине, я твоего избранника бронирую на следующий гей-парад…»
«Избранник» – откликнулось внутри. Тут Кораблев случайно задел какую-то сигнальную точку на теле, Фея выгнулась, заманивая, покрылась мурашками и еще сильнее прижалась к его ноге. Совпадение желаний – несколько секунд назад, перестав слушать историю, он только и думал, как бы вновь покорить то, что требовательно приоткрывалось ему.
Не прерывая поцелуя, скользнул, обжигая, в нее, но не стал двигаться – для этого им хватило ночи. Навис над ней, гладил брови. Возбуждаясь все больше и больше, крепче вжимая его в себя, Фея продолжила:
– Потом мы изучали твой подарок. Коробочку эту «Shopard» из-под какого-то брульянтового колье крутили, увядшие лепестки роз нюхали. Даже толкиенисты, которые кучковались там, смотрели на нас как на сумасшедших. Записку твою решила оставить на сладкое. Ленка сказала: «Пустой коробки с лепестками достаточно, чтобы любить его вечно». Вечером прочитала письмо. До сих пор не могу понять, как ты угадал? «Встреча наша невозможна… будущее не определено… произошел сдвиг миров, и вернуть их на место сможет…»
– Катастрофа или любовь, – закончил Саня цитату из своего письма.
– Я по-прежнему не верю, что ты обыкновенный, живой парень.
«Живой… Да я на небесах из-за того, что ты рядом!» – думал Саня, поддаваясь вздрагиваниям ее тела (как лодка, покачиваясь на волнах, бьется о причал… буря, скоро грянет буря…).
– Ты не представляешь, какое чудо, что ты появился в моей жизни. Со мной в принципе не могло произойти ничего такого… – Фея опять говорила загадками – Сане нравилась недосказанность. – Думала, вот-вот прокисну в этих хоромах. Я давно чувствовала, что исчезаю, что ничто не удерживает…
– А как же Ленка? Как же ваше общее судьбоносное дело, о котором ты молчишь как подпольщик?
Откуда вынырнул этот вопрос, Саня не знал. Лишнее подтверждение – независимо от силы чувств, кораблевская хватка осваивать чужие денежные средства оживает при любом удачном стечении обстоятельств.
Фея удивленно посмотрела, словно не понимая. Саня резко нырнул в глубину ее тела – ответом стала вспышка румянца.
– Ах, ты об этом… – Она махнула рукой в сторону своих сокровищ. Взмах словно лишил ее равновесия – она удерживала его, крепко схватившись за Санину ягодицу. – Представляю, как ты удивился, когда я пригласила тебя сюда, а в моей скворечне пятихатки евро чуть ли не по стенам наклеены…
– Здесь и сейчас не особо убрано, – вновь подал голос «Саня – раскрути чувиху на лавэ», – на эти деньги можно купить остров на архипелаге Фиджи.
– Согласна. И подвести свет с канализацией.
Каждый раз, когда он приходил в гости, на маленьком столике у кровати помимо кипятильника, кастрюли, крохотного телевизора, дешевенького DVD-плеера и щипцов для волос были разбросаны купюры.
Вот и сейчас там свалены несколько пачек долларов, евро, кредитные карточки, золотые украшения, поблескивающие брильянтами.
«Сто кусков – минимум», – подсчитал «Саня – бездушный пожиратель капусты».
– Я сначала доллары на евро и золото меняла. Побрякушки разные покупала. Вклады в банк делала. Чуть квартиру на Смоленке не купила. Дурой была. Потом поняла – нет смысла.
