Через несколько минут Евгений и Скворцов получили приказ с двумя неполными взводами подняться в горы, и, обойдя с тыла душманских снайперов, уничтожить их.
Как они туда лезли, Евгений, плохо переносящий высоту, до сих пор вспоминает с содроганием. Снег залеплял глаза, ноги соскальзывали с мокрых скальных выступов, но они упорно продвигались вверх.
На вершине их встретил ледяной ветер. Теперь нужно было проползти метров триста, чтобы обойти снайперов с тыла и ударить им в спину, пока они их не обнаружили.
Снайперов оказалось всего четверо, видимо у духов не было сил на серьезное нападение, они оставили эту четверку, чтобы задержать проход колонны, спешащей на выручку батальону, попавшему в засаду.
Бой наверху был коротким. Закидав снайперов гранатами, Евгений дал своим бойцам приказ проверить выполнение задания, и сам пополз к ближайшему стрелку, решив лично убедиться в его смерти.
Осторожно заглянув за край воронки, Евгений увидел, что снайпер лежит, уткнувшись лицом в землю, а вместо ног у него из-под халата расползается какое-то кровавое месиво. Рядом валялась винтовка с оптическим прицелом.
Спрыгнув в воронку, Евгений ногой отпихнул винтовку в сторону, а затем перевернул тело, ожидая увидеть характерный неподвижный взгляд мертвых глаз.
Но на него смотрели совершенно живые и полные боли глаза. Из закушенной губы душмана сползала струйка крови, а его пальцы судорожно скребли землю.
Рука Евгения дернулась на автомате. Перед ним лежал поверженный, но еще живой враг.
Евгений быстро обыскал его, и, вытащив у него из-за пояса нож и «Глок» – австрийский 9-миллиметровый, 17-зарядный пистолет, отбросил их в сторону.
Потом, наклонившись, Евгений поднял снайперскую винтовку, и, глядя в глаза царапавшему землю душману, со всей силы саданул ею об камень. Приклад разлетелся на куски, а оставшийся в руках ствол Евгений, размахнувшись, швырнул в ущелье, запоздало подумав, что не дай Бог он кому-нибудь упадет на голову из своих.
Все это время Евгений не отрывал взгляда от глаз душмана. Он вдруг понял, что не будет его добивать, тот все равно был обречен и вряд ли кому-нибудь еще причинит вред. Пусть смерть сама его заберет…
Подобрав оружие, Евгений выбрался из воронки и в последний раз оглянулся на душмана. Тот смотрел на него напряженным непонимающим взглядом… Весь путь вниз Евгений видел перед собой этот взгляд, но ни на миг не усомнился в правильности своего решения.
После разминирования дороги, колонна спешно двинулась дальше.
А на подходе к Анаве Евгения ранили. Самой боли он не почувствовал, только физически ощутил, как что-то полоснуло ему сзади по шее, и упал, теряя сознание, на сидевшего рядом Гарика.
Очнулся Евгений в Ташкенте, куда его доставили из Центрального госпиталя Кабула, оценив тяжесть ранения – у него были задеты позвонки, и врачи не знали, встанет ли он вообще когда-нибудь на ноги.
В Ташкенте, где его нашел Орден Красной Звезды, к которому его представили за участие в той операции, он провел шесть месяцев. Потом его перевели в Питер, в окружной 442-й госпиталь на Суворовском проспекте. Не даром говорят: родные стены помогают – при поддержке питерских врачей и заботе родителей, плачущих от счастья, что их сын вернулся живым, он быстро пошел на поправку. И сейчас, спустя много лет, о ранении ему напоминал лишь корявый шрам на шее и боль в спине при изменении погоды.
– Значит, и он выжил… – задумчиво сказал Евгений, глядя на фотографию своего бывшего врага. – Наверное, французские врачи подсуетились, у них там были такие антибиотики, что мертвого на ноги поднимали! Нашим тогда такие лекарства и не снились… Видимо они и спасли недобитка. Да… А теперь он нам шкурки поставляет… Меховой привет из Афганистана. Вот жизнь!.. – Евгений покачал головой.
Буйнов посмотрел на Евгения и молча подлил в рюмки еще коньяка.
– Женечка, посмотри, как мне хорошо! – воскликнула Анна, вбегая в кабинет, и закружилась, демонстрируя ему роскошную каракулевую шубу, идеально сидящую на ней.
Евгений отрешенно посмотрел на шубу, потом провел рукой по ее нежным светло-коричневым завиткам, и, кивнув, перевел взгляд на Алексея.
– Пятьдесят процентов скидки… – тихо предложил тот и пояснил: – Мастерам за работу заплатить, – потом, бросив взгляд на фотографию, заметил: – А он ведь свое уже дважды получил: от меня – за партию меха, и от тебя тоже бонус… жизнь, которую ты ему оставил. А это, знаешь ли, самый крутой бонус, какой могут дать только Бог и родители. И, как выяснилось, еще и человек, который решает жить тебе или нет… Давай, Евгений, выпьем… За Жизнь!
Санкт-Петербург,
15 марта 2000 года
© 2007, Институт соитологии
