- Что это?
- Сайра. Ты подожди пока точить. Я тебе сначала должен памятку зачитать. Не обессудь: таковы правила в Бесконечности. И заметь, для всех — одинаковы.
- Зачитать? В темноте?
- Ну да. Ты просто ещё только на первом уровне находишься, а я — ну, что-то вроде офицера. Потом, когда тебя переведут повыше, если дослужишься, конечно, то и ты прозреешь.
- Вот оно как.
- Короче, слушай.
И Михеев стал воспроизводить по памяти тот текст, что зазубрил накануне:
Сайра — морская рыба семейства макрелещуковых, длина тела до сорока сантиметров, весит до ста восьмидесяти грамм. Чешуя мелкая, спинка сине-зелёная. Тело вытянутое веретенообразное, челюсти вытянуты, между спинным и хвостовым и между анальным и хвостовым плавниками расположены мелкие добавочные плавнички, хвостовой плавник с глубокой выемкой. Мясо сайры очень полезно для здоровья. В нём содержатся разнообразные минеральные вещества, жиры, белки, важные аминокислоты. Употребление в пищу этой рыбы позволяет восполнить в организме дефицит магния и железа, кальция и фосфора, жирных кислот — омега три и шесть. Кроме того, это способствует понижению уровня холестерина. Всему причиной — таурин, находящийся в данном продукте. Эта аминокислота положительно воздействует на химический состав крови; также она способствует продуцированию желчи, повышает действие инсулина, помогает при плохом пищеварении и активизирует жировой обмен.
- Всё, - подытожил Михеев. - Можешь приступать к трапезе.
- А нож?
- Нож не полагается. Только с третьего уровня. Его даже у меня нет. А то, конечно, дал бы тебе попользоваться. Не чужие ведь.
Ивашкин молчал и звуков никаких не производил.
- Ремнём попробуй, - подсказал Михеев. - Углом наставь и нажми.
- Рука у меня.
- Что рука?
- Сломана, наверное. Я тебе вчера говорил.
- Опухоль есть?
- Вроде.
- Тогда засада. Ладно, что-нибудь придумаем.
- А вода?
- Блин! Туплю сегодня.
Вниз улетела бутылка. Скорее всего, Ивашкин с ней справился даже одной рукой. Глотков сделал всего два или три.
- Морская?
- Ну, извини. Другой нет. У нас, в Бесконечности, суша занимает девять десятых поверхности.
- Я просто спросил. Ничего такого не имел в виду.
- Проехали.
Ивашкин снова пытался пить, кряхтел и отплёвывался.
- Ты спрашивай меня сегодня, - подбодрил его Михеев. - Отвечу на любой вопрос. В пределах компетенции, разумеется.
- Давай для разминки, - согласился Ивашкин. - Общественный строй у вас тут какой? Анархия, типа, или коммунизм?
- Молодец! Быка за рога берёшь. Мы — республика свободных карабинеров. Высший орган власти — Совет Ста Судей. Назначаются один раз и пожизненно.
- Кем? Если не секрет.
- Главным.
- Справедливо.
Михеев улыбнулся.
- Поддакиваешь. Тактика верная, но ты не ссы — к критике мы относимся нормально. Никого не расстреливаем. Игнорируем просто, вот и всё.
- И то хорошо.
- Что-нибудь ещё?
- Пожалуй. Присягу давать нужно?
- Другими словами, есть ли отсюда выход? Глупый вопрос. Выход всегда есть. Ты заявление напиши, а я передам наверх.
- Ага. Говном на стенах.
- Ну, хотя бы так.
Ивашкин вёл себя странно. Совсем не так, как ожидал Михеев. Как нужно было, он и сам не знал, но что не так — это же очевидно. И не закончили они ничуть. Бесконечность бесконечно интересна. Карабинеры эти — не просто стрелки, но ещё и поэты. Перед тем, как убить добычу, они читают над ней эпитафию. Импровизированно. Издательства гоняются за стихами и предлагают огромные деньги. Хотя, кому они нужны, деньги эти? Карабинер возьмёт всё сам и бесплатно. Деньги — пережиток. Атавизм. Труха. Есть только свобода и воля. И неукротимая фантазия.
Выбравшись за пределы Бесконечности, Михеев, не заторопился обратно в казарму досыпать отведённые ему часы. Он погулял по территории части, рискуя быть пойманным. Но оно того стоило. Нарисованный мир стелился перед ним чарующим снегопадом. Судьи в седых париках, ликующие толпы... Эшафот... Да, непременно эшафот. Палач в зелёном балахоне и колпаке с бубенчиками. Смерть — это шоу.
Министр внутренних дел — близкий знакомый Михеева. Смешно, да? Дел никаких нет, а министерство — вот оно. Впрочем, почему «внутренних»? Просто «дел». Министерство дел. Если у тебя чешется, тебе туда. Смело толкай дубовую трёхметровую дверь. Кабинет министра — на втором этаже, прямо по коридору. Вход свободный.
Здравоохранение... К чёрту его! Мы сами охраняем своё тело от посягательств бактерий и вражеских стрел. К ебеням собачьим!
А оборона? Это тонкий вопрос. По сути ведь Бесконечность — это одна большая армия и постоянная война. В масштабах Вселенной. Без званий только и полевой кухни. Без танков. Их давно отправили на свалку. Ржаветь. Карабин — оружейный царь. Бог победы, святой грааль. И плюётся он не пулями. Пули — общепризнанные дуры. Самонаводящаяся судьба вылетает из ствола карабина и рыщет, рыщет...
Комары в Бесконечности...
Михеев хлопнул ладонью по щеке и остановился. На горизонте собралось светать. Он успеет притвориться спящим, если поспешит.
- Рядовой Михеев!
- Я!
- Два шага из строя!
Толстый чужой майор, пристально глядящий на него сквозь затемнённые стёкла очков. Минус или плюс? Или ему солнце наше мешает?
Они идут в штаб, где специально приготовлен отдельный кабинет, пачка бумаги, бешено вращающийся вентилятор. Чаёк будет позже. И бутерброды. Правда, только для белых. Закурить никто не предлагает — времена не те.
- Когда и при каких обстоятельствах вы виделись с сержантом Ивашкиным в последний раз?
- Позавчера ночью. Он разбудил меня и позвал с собой в уборную.
- В каком часу?
- Примерно в три.
- Как он объяснил свой поступок?
- Сначала никак, а потом, когда мы пришли на место, он сказал, что хочет сбежать.
- Подробнее.
- Я точные слова не запомнил. Спать хотелось. Но что-то вроде того, что откажется стрелять по живым людям, если прикажут. Мол, всё равно под трибунал.
- Куда побежит, говорил?
- Говорил, что домой... Ну, то есть в свой город. У друзей прятаться собирался.
Прокурор записал последнюю фразу и остановился.
- Вы в каких были отношениях с сержантом Ивашкиным?
- Не понял вопроса, товарищ майор.
- С удовольствием намекну. Вы педики?
- Никак нет.
- Тогда почему он именно вас среди ночи вызвал на исповедь?
- Не могу знать.
- Пиздюлей от него регулярно получали?
- Никак нет.
- Плохо, рядовой. Подпишите.
Прокурор ловко развернул листок бумаги на столе: придавил одним пальцем, а вторым крутанул.
- Здесь?
- Да где угодно. Свободны пока, но я не прощаюсь. Пределы воинской части не покидать.
Шутил он так, наверное.
Неприятности продолжились ближе к ночи. «Деды» обступили Михеева в казарме.
- Что это за гонево? - начал один из них. - Ты зачем Иваху сдал?
- Я не сдавал. Он сам...
Удар в ухо. Потом в живот.
- Я не сдавал.
- Саечку за испуг.
Небрежный пинок ботинком в лицо. Брызги крови из носу. Гимнастерку придётся стирать, а времени в обрез. Жаль, ему «духи» пока не положены.
- Ты прокурору будешь это дерьмо рассказывать.
Михеев решил молчать. Побьют, устанут, отвяжутся. Так и случилось — пяти минут им хватило. Слабый дед пошёл. Не выносливый. Справедливости ради, они и сами, поди, не знали, чего добиваются, каких именно улик и признаний. Пообещали до всего докопаться. Ага. Лопату вам в руки.
Михеев умыл разбитое лицо холодной водой, глядя в крохотное, искалеченное службой зеркало. Ничего. Бывало и хуже. И осторожничать он из-за дедовских наездов не собирается. Ивашкин ждёт ужина и чего-нибудь жидкого. Кстати, что у нас в меню? Сайра отменяется. Кончилась. Сегодня перловка по-полевому. Не варёная. Кто её варить будет? В каком котле? Пакетик — килограмм веса примерно. Сиди и жуй. Куда тебе торопиться?
Ивашкин выпил воды. Похвалил. К перловке отнёсся философски и отложил на потом. Разговор потянулся медленный, расслабленный.
- Как рука?
- Получше.
- Ты старайся её поменьше шевелить, а то срастётся неправильно.
- Ладно. А у тебя всё цело?
Михееву вдруг захотелось пожаловаться на синяки и ссадины, но в последний момент пришла идея получше.
- Вроде бы. Только хуй колом стоит целыми днями.
- Ага, - участливо отнёсся к новости Ивашкин. - У меня тоже такое бывает. Говорят, это нормально. Одна резвая вдова — и симптомы исчезают.
- Не, это другое. Как в Бесконечность ходить стал, так и зацепило. А с бабами у меня — всё наоборот. Разденешь её, положишь перед собой — тут и сказочки конец. Боюсь я его.
- Кого?
- Мохнодырчатого разверзия. Лот номер двадцать пять: барельеф «пастушка, стоящая раком». Чёрный мрамор, отвёртка.
Михеев произнёс эту сумятицу на одном дыхании, израсходовав кислород полностью.
- Тебя кто-нибудь ждёт? - спросил Ивашкин.
- Не. Я специально с ней поссорился, чтоб не ждала.
