Он второй раз с раздражением упомянул страуса. Было похоже, что какой-то страус когда-то перебежал ему дорогу.
— К тому же у тебя получается, — добавил он, — что ты, вроде, жалеешь, что человек покинул нары. Сделай все наоборот!
Я напрягся и снова выпалил:
Раньше как он отдыхал?
Ездил на Канары.
Нынче — норму отмахал
И вались на нары!
— Убери нары! — зарычал он, — что такое: нары, нары, нары! Это тебе не пляжные лежаки! Я знаю, что это такое! Этим ты у нас никого не рассмешишь и тем более, учти, не напугаешь!
— Почему? — спросил я, творчески несколько задетый.
— Потому что все схвачено, — отрезал он, — просто бестактно солидным людям напоминать о нарах. Сделай без всяких нар и чтобы было смешно.
Я снова напрягся.
Раньше как он отдыхал?
Рухнув на лежанку.
А теперь — каков нахал?
Лег на парижанку.
— Нет, — сказал он, покачав головой, — для моего ресторана это даже неприлично. Лучше вернемся к аферизмам.
— А такой аферизм подойдет? — снова пошел я на штурм стен его ресторана: «Закон нужен даже для того, чтобы знать, что обходить».
— Лучший аферизм нашего времени! — воскликнул он. — И как только ты догадался! Для деловых людей это сейчас самый больной вопрос! Чиновники нас дергают: — Деньги! Деньги! Деньги! — А я хочу точно знать, за что я плачу! Покажи закон, который я обошел!
Только я решил, что стена наконец взята, как он раздумчиво добавил:
— Но, с другой стороны, нет, не подходит.
— Почему? — спросил я, чувствуя себя сброшенным с невидимой стены.
— Понимаешь, — сказал он, — среди моих клиентов бывает юридический важняк. Они скажут: — Ах, ему законов не хватает? — И что-нибудь ехидное придумают специально для меня и таких, как я.
— А как тебе такой аферизм? — ринулся я с ботанической стороны: — «Пион вегетарианский вариант розы: без шипов, но и без запаха».
— Нет, нет, — ответил он сразу, — во-первых, слишком длинно… Нет, это во-вторых. Во-первых, политический намек. Среди моих клиентов бывают солидные политики…
— Какой политический намек? — искренне изумился я.
— Ты намекаешь, что у нас правительство без шипов, но и без запаха розы.
— А раньше правительства пахли, как розы? — нервно спросил я.
— Розы не розы, а шипы были, — неглупо ответил он, — я дважды сидел.
— «Доллар, слишком похожий на доллар, — фальшивый доллар!» — неожиданно для себя завопил я.
— Наконец в яблочко попал! — восторженно отозвался он и похлопал меня по плечу. — Наконец я разбудил твою мысль! Беру, ни одного слова не меняя!
— Таких строгих цензоров я даже в советское время не встречал, — сказал я, облегченно вздохнув.
— Да, — согласился он, — у себя в ресторане я строгий цензор. Зато плачу.
Но он догадался, что я догадался, почему он запнулся.
— А я работаю с интеллигентными людьми, — заметил он укоризненно. — У меня бухгалтер — физик-теоретик. Две официантки — бывшие учительницы. Бывший астроном наблюдает за залом.
— Вселенная сжимается, — напомнил я, но он это трагическое обстоятельство оставил без внимания.
Он вынул из бокового кармана визитку и торжественно вручил ее мне, как пропуск в рай.
— Но у меня нет визитки, — сказал я, продолжая держать его визитку, словно готовый вернуть ему незаслуженный пропуск. Этих визиток у меня скопились сотни. Визитки всегда дают люди, которым не собираешься звонить.
— А как же ты общаешься с нужными людьми? — удивленно спросил он, пренебрегая моей готовностью вернуть визитку. Да что — пренебрегая! Он даже махнул рукой — спрячь!
— Я обхожусь без них, — ответил я, стараясь, чтобы в моем голосе не прозвучал вызов.
— Я тебя сведу с нужными людьми, — уверенно сказал он.
Мы пожали друг другу руки, и он сел в машину. Но потом вдруг наклонился, открыл окно и поманил меня. Я тоже наклонился к окну.
— Приходите, икру будете жрать ложками, — сказал он тихо, но твердо и, вдобавок кивнув головой, уехал. Последние его слова прозвучали, как масонский пароль новой буржуазии.
Разговаривая с ним, я пропустил свой троллейбус. Я вернулся на остановку и стал дожидаться следующего. Теперь я стоял, стараясь не высовываться с тротуара.
