— Тишка его зовут, — сказал проходивший мимо Серёга Захаров. — Тишка-Етишка.
— Тихон, значит, — кивнул Дмитрий Иванович. — Ну а лапу, Тихон, подавать умеешь?
Тишка незамедлительно протянул ему правую лапу, и так состоялось их знакомство.
— Чей это пёс? — спросил Дмитрий Иванович мужика, для чего-то задержавшегося и наблюдавшего всю эту картину. — Хозяин у него есть?
— Ну, я хозяин, — сказал Серёга, который почувствовал вдруг себя собственником. Все же пёс сидел как бы на его территории и хлебал его баланду. — А что?
— Я хотел бы купить Тишку, — сказал Дмитрий Иванович напрямик.
— Ну, бери. Мне от него никакого толку.
— Сколько просишь за него?
— Давай пятихатку, и пёс с тобой! — усмехнулся Захаров.
— Сейчас нет денег, но я через неделю здесь опять пойду в это же время, сразу расплачусь и заберу его. А то пока некуда девать.
— Ладно, — мужик, как ни старался, не смог удержать улыбки предвкушения, показав черную дыру на месте выбитого во вчерашней драке переднего зуба. — Значит, в пятницу жду тебя в это время. Как раз будет, чем выходные отметить. Сам понимаешь, надо. Уж не обмани.
Сухарев кивнул, напоследок ещё раз потрепал Тишку за ухо и направился по своим делам.
В деревне его уже ждали, и всё там устроилось как нельзя лучше. Сухареву отвели комнату в доме у какой-то глухой старой бабушки, целые дни проводившей в огороде среди своей рассады. То есть, с праздными разговорами приставать никто не должен был. Дмитрий Иванович выслушал напутственный рассказ директора о некоторых особенностях предстоящей работы, бегло осмотрел коров, поговорил с доярками и ушел взглянуть на пастбище. Домой в город он добрался только к вечеру, здорово устал с непривычки, но голова его была занята вовсе не мыслями о предстоящей работе. Главная мысль у него была одна: кажется, теперь у меня есть собака.
Раньше, когда он ездил по командировкам, собаки у него быть не могло, заниматься с ней было бы некому. Да и прежде тоже. В детстве, как он ни просил, родители не купили ему собаку. После армии он собирался завести себе овчарку, даже имя ей заранее подобрал: Альма. Но внезапно женился, и вместо овчарки у него появилась Ирина. Ей собака была без надобности, в умении лаять она сама неплохо преуспевала, к тому же пошли дети. нужно было зарабатывать деньги, Сухарев устроился экспедитором на завод, неделями не бывал дома, и семейная жизнь от этого довольно скоро дала трещину. Ирина была ревнива — ладно бы по делу, а то просто так. В общем, они расстались, Сухарев исправно платил алименты, по воскресеньям гулял с детьми в парке, но всё равно дети выросли чужими людьми, и теперь он с ними почти не виделся.
Так и прошла жизнь без собаки. Кто мог знать, что именно об этом он будет сожалеть на склоне лет больше всего…
Когда странный человек ушел, Тишка улёгся на прежнее место и в прежней позе. Он думал, что скоро уснёт, но через полминуты зачем-то вскочил и уставился вдоль дороги, в ту сторону, куда ушел этот человек. Тишка постоял так немного, слегка помахивая хвостом, а потом тихонько заскулил. Этого никто не слышал, пёс несколько раз принимался жалобно скулить и снова замолкал. Ему было сейчас очень плохо. Человек разбудил в нём непонятную надежду, и Тишке было страшно и тоскливо от того, что эта надежда, скорее всего, не сбудется. Лучше бы он не проходил здесь, не трепал его за ухо и не говорил никаких ласковых, ободряющих слов.
— Ну вот, Тишка-Етишка, скоро новая жизнь у тебя начнётся, — Серёга Захаров стоял на крыльце и, прищурившись, разглядывал его сквозь сигаретный дым. — Надо бы тебя подкормить, а то ещё раздумает этот малахольный.
Он налил Тишке усиленную порцию баланды, в которой даже оказалось несколько кусочков говяжьих жил и большая сахарная кость. Пёс, разумеется, всё это охотно съел. А потом что-то опять загрустил, плоско улёгся на бок в тени забора, вытянув лапы, и, если смотреть на него сверху, был очень похож на небольшого игрушечного коня, на котором в детстве качался беззубый Серёжа Захаров, стремительно подвигаясь в лихую кавалерийскую атаку. На голове его, помнится, был тогда красноармейский шлем-будёновка, а в руке пластмассовая сабля.
— Смело мы в бой пойдем!.. — гундосо пропел мужик. — А может, не отдавать тебя, Тихоня? Кто его знает, что за человек-то. Может, он туберкулезник, я слышал, они собачье мясо специально едят…
Но тут же, вспомнив о деньгах, он мотнул головой:
— Не, не похож. Просто понравился ты ему, вот и всё. Вон ты какой хороший-то у нас: здоровый, лохматый, — мужик погладил собачий бок, и Тишка удивленно глянул на него, приподняв голову. — Да и нечего тебе здесь делать, ёптырь.
Мужик встал, отряхнул руки и быстро ушёл, насвистывая себе под нос нечто кавалерийское.
Это странное поведение тюремщика ещё больше укрепило Тишку в мысли, что не за горами какие-то существенные перемены в его жизни. Но всё равно ему было до того плохо, что даже нос сделался сухим, и Тишка почти беспрерывно чесался. Совсем зажрали эти проклятые блохи!..
Прошло несколько долгих дней. Солнышко прибывало и грело все жарче. Высунулась из земли трава. Тишка щипал её свежие побеги, набирая потерянные за зиму витамины. Полетели мухи, бабочки, комары. Природа оживала на глазах. Всё вокруг было свободным, наглым и жадным, всё вокруг плодилось, размножалось и весело пожирало друг друга. И только Тишка уныло сидел на короткой железной цепи. У него была лишь его будка, его миска и очень маленькая надежда на освобождение. И надежда эта всё уменьшалась в размерах.
Но пришел великий день. Тишка понятия не имел о том, что его тюремщик сегодня уже с утра ждет обещанных денег. Шепелявый Серёга раздобыл кусок узкой брезентовой вожжи, сделал новый чистый ошейник, и осталось ещё метра два на поводок. Он вылил на Тишку несколько вёдер тёплой воды, чтобы слегка отмыть его и привести к нормальному собачьему виду. После бани новый ошейник был торжественно натянут на шею пса. Он оказался туговат и еле налез, Тишка едва не остался без ушей. Поводок был пристёгнут к ошейнику стальным карабином, и после этого тюремщик, сделав два шага назад, полюбовался на дело рук своих.
— Вот, теперь не отвертится! Да за такого пса надо было сразу штуку просить… Эй, Тишка-Етишка, ты, случаем, не породистый у нас?
Сухарев пришёл вовремя, как и обещал. Пожал руку мужику, спросил:
— Ну, как там поживает наш Тихон?
— А что с ним будет, жив-здоров и весел! Только тебя и ждёт.
— Ждёт? Ну-ну…
Сухарев прошел к будке, а Тишка и правда уже сидел там на стрёме, радостно помахивая хвостом.
— Здравствуй, Тиша, — сказал Дмитрий Иванович.
И тут Тишка проделал свой фирменный полузабытый трюк — встал на задние лапы, а сложенными передними несколько раз просительно лягнул в воздухе в сторону Сухарева.
— Ай ты, собака такая! — обрадовался Сухарев и принялся всячески трепать и гладить Тишку.
Серёга Захаров, глядя на это, пришёл к выводу, что отдаёт пса в надёжные, добрые руки, да и сам пёс, как видно, очень даже не против.
— Вот и хорошо, — кашлянул он за спиной Сухарева. — Однако, пора мне. задержался я тут с вами.
Сухарев отдал ему обещанные деньги. Потом вытащил из кармана чекушку водки:
— Вот, и это тоже возьми. Премия.
— Ну, спасибо, — сказал Захаров. Он был доволен. — Давай, Тихон, кончилась твоя отсидка. На свободу — с чистой совестью! Счастливо!
Он пересадил Тишку с цепи на заранее приготовленный поводок и передал его в руки Сухарева.
— Держи, хозяин.
Дмитрий Иванович взял поводок, и вдвоём с Тишкой они пошли по дороге.
Тишка впервые за очень долгое время покинул пределы своего заточения, он смотрел вокруг дикими глазами. Однако у него и мысли не было, что его отпустят на свободу совсем.
— Гулять, Тиша! — сказал Сухарев, отцепляя карабин.
Тишка визгнул и пошел гулять.
Конечно, Сухарев здорово рисковал, отпуская пса. Но ему хотелось, чтобы всё было определено с самого начала: если пёс не захочет идти с ним, то и не надо, насильно мил не будешь. А уж если вернётся, то полный порядок.
Тишка носился по полю как оглашенный. Сейчас было особенно хорошо заметно, что это, в сущности, всего лишь маленький ребёнок, которого отпустили из угла после долгого наказания. пёс размахивал хвостом, выпрыгивал вверх, едва через голову не кувыркался. Собрал на свою длинную шерсть все прошлогодние репьи вдоль канавы. Пасть его была широко разинута, язык вывален. Он задыхался с непривычки, солнце грело очень сильно, да и ошейник не давал дышать свободно, так что очень скоро он устал. Напился из лужи.
Сухарев наблюдал за ним, медленно двигаясь по дороге. Тишка тоже не выпускал его из виду и держался поблизости. Вроде всё шло хорошо. У Дмитрия Ивановича была с собой приманка, но он пока не хотел использовать этот запрещённый приём, надеялся, что Тишка придет к нему сам. Так и случилось.
