Мы проучились вместе два года.
Два года странной ревнивой дружбы, ссор, обид и неожиданных откровений под конец. И все это время я был уверен, что у меня есть один друг и еще колючка в заднице. С Кириллом дружба казалась удовольствием: он любил пошутить, относился ко всему легко и сам был на редкость легок в общении. Вместе мы часто задирали хмурого, взрывного Сережку. Но при этом Кириллу все шуточки сходили с рук, а я получал по загривку.
Рука у Сереги была тяжелая.
Он постоянно обижался, злился и ревновал меня к Кириллу. Порой это было ужасно утомительно.
А в конце первой четверти 11-го класса Сергей уехал к матери. Я больше никогда его не встречал.
Перед отъездом он сказал мне что я — дурак. Что не умею видеть сердцем и не отличаю ложь от истины. И что настоящая дружба никогда не бывает сладкой. Расстались мы скомкано, даже почти поссорились.
Значение странных Серегиных слов открылось для меня лишь к концу учебного года. Мы замечательно продолжали дружить с Кириллом, вместе сидели за партой, часто болтали о девчонках (теперь Кир рисовал их вместо солдатиков) и я почти не жалел, о том, что у меня остался только один из двух друзей.
А потом Серегины слова встали в полный рост.
На выпускных экзаменах по геометрии мы с Кириллом сели за соседние парты, я ближе к учительскому столу, он — дальше. И надо же мне было вытянуть билет, который я почти не знал. Ну, то есть знал, конечно, не даром имел свою твердую четверку, но понимал хуже всего. Зато мне было точно известно, что Кирюха в этой теме — дока. Конечно, я подсунул ему записку с мольбой о помощи. И долго ждал ответа. Сражаясь с ужасной задачей, искренне верил, что помощь вот-вот придет.
Не дождался.
Мой лучший дружок сделал вид, что не заметил записки. Зато он успел решить все свои задания…
После этого у меня резко пропало желание общаться с ним. Даже не потому, что он отказал мне в помощи в самый критический момент. Нет, не поэтому. Меня наповал сразила Кирюхина реакция, когда он заявил мне, что не обязан решать чужие задачи…
Я получил за тот экзамен хилую четверку. Кирилл — твердый пятак. Учителя, крайне раздосадованные моим слабеньким ответом, остались очень довольны ЕГО работой.
На вручении аттестатов Кириллу досталась золотая медаль, к которой он так старательно греб все два года нашей «дружбы».
Мне — обычный синий табель.
Плевать на него.
Я наконец осознал, что это такое — незрячее сердце…
Прости меня, Сережка, я и правда был тупым чурбаном. Жаль, что ты так и не смог мне этого объяснить, когда мы могли видеть друг друга каждый день.
Тогда бы я точно не потерял твой новый адрес.
— Ань, как ты думаешь, можно найти человека, которого не видел почти 10 лет?
Мы доедали окрошку у меня на кухне, было воскресенье, солнечное и звонкое от птичьего щебета. Легкий ветер колыхал занавески, донося с улицы запах полыни и свежевыстиранного белья. Ежик дурачилась и кидала в меня хлебными шариками. У нее было отличное настроение. И вопрос явно попал не в струю…
Она резко стала серьезной и, глядя мне в глаза из под отросшей челки, спросила напрямик:
— Что, решил найти первую любовь?
Я так и застыл с ложкой у рта. Как это женский ум все так странно интерпретирует?
— Да, брось. Какая любовь. Я ее уже и не помню!
Слукавил, конечно. Ту девушку забыть трудно.
Ежик склонила голову набок, почесала переносицу сгибом пальца и заявила:
— Врешь.
— Не вру. Я совсем о другом человеке подумал, — Ну вот как всегда на ровном месте попал впросак.
Но, кажется, она поверила.
— О ком же?
— Это парень. Мы вместе учились.
— О. У тебя были друзья в школе?
— А почему бы им не быть?
— Это не похоже на тебя.
Мне даже немного обидно стало. Что же я, такой неинтересный что ли?
Она будто почувствовала мои мысли.
— Да ладно тебе, Пашенька, чего обижаешься? Я вот по себе знаю, какая жопа эта школа. Куда уж там друзей найти в этом доме идиотов!
Я понял, к чему она клонит. Оказывается, моя обида была неадекватной реакцией на комплимент. Гм!
Пришлось продолжить рассказ, отложив желание пообижаться до более благоприятного случая.
Ежик слушала внимательно. Подперев лицо руками, смотрела на меня не мигая и, казалось, видела больше, чем я описывал. Даже про недоеденную окрошку забыла, по краю тарелки семенила муха. Я говорил и говорил, боясь остановиться и нарушить хрупкую гармонию в ее лице. Когда у Ежики такое настроение, я готов сделать все, лишь бы взгляд этого создания оставался таким внимательным и заботливым. Как не хватает в нашей жизни простого понимания… Ежик меня понимала. Почти всегда. Но я редко когда рисковал демонстрировать ей свои шкафы и антресоли со скелетами. И вовсе не потому, что не доверял. Просто… не часто ее "погодные условия" совпадали с моей готовностью излить душу.
В этот раз, похоже, совпали.
Когда я, наконец, выговорился, она лишь вздохнула и покачала головой. Согнала муху. В сотый раз заправила отросшую челку за ухо. Я вдруг вспомнил, что у нее день рожденья через два дня, а подарка все еще нет.
Наконец она выдала:
— И все-таки тебе повезло.
Я не понял и получил в награду снисходительную ухмылку.
— Тебе повезло, что у тебя есть друг, хоть ты, тормоз, и понял это, только когда вы расстались. И до сих пор не понимаешь, что он есть у тебя и сейчас! У меня вот не было друзей. Ну, почти. Хотя иногда, конечно, я встречала прикольных людей, в основном почему-то мальчишек. Видимо нормальных девочек в мире мало или они мне не попадались.
Я подумал про тех девчонок, с которыми имел счастье общаться в школьные годы. Они были разные. Иногда попадались вполне ничего. Я так и сказал Аньке.
Она только плечами пожала:
— Я же говорю, тебе повезло.
Сама она про свои школьные годы особо не откровенничала.
Сентябрь
Как-то раз она пришла ко мне во время дождя. Вечером. Было холодно. Как всегда, когда осень уже наступила, а отопление еще не дали. С утра я хотел навести порядок дома, но потом представил, как придется возиться с водой и руки совсем замерзнут… Идея отпала. Весь день я провалялся с книжкой и горячим кофе. И совсем ее не ждал. Только вчера Ежик заявила мне, что все ее достало и я в том числе. И пошел ты нафиг и все такое. Ушла, разобиженная на какую-то мелочь. Я уже и не помню, что ее зацепило. По большому счету, это не имело значения. Я знал, что она все равно вернется. Не сразу, но позвонит мне и, как обычно, скажет, что я полная скотина, что она меня ненавидит, и что если я сейчас же не попрошу прощения, то могу уже больше не рассчитывать на какие-либо отношения. Конечно же, я всегда извинялся, уверял ее, что не смогу и дня прожить без любимого Ежика и шел в кондитерскую за ее любимыми пирожными. Потому что знал — скоро мой обиженный дружочек нарисуется собственной персоной.
Бывало, я и сам звонил ей, извинялся и каялся. Мне это было нетрудно.
А тут она объявилась уже на следующий день, без предварительного звонка и вымогания извинений. Странно.
Я открыл дверь и увидел на пороге это мокрое взъерошенное существо.
— Привет… — она шмыгнула носом и посмотрела на меня своими печальными бездонными глазищами, — я тут мимо проходила… замерзла совсем и вот…
Больше я ничего не дал ей сказать, втащил в комнату и стал вытирать полотенцем холодные сосульки волос. Ежик благодарно сопела и стоически терпела эту экзекуцию. Потом я дал ей свою сухую одежду и налил горячего чая.
— Пирожных вот нет, извини.
Она хмыкнула, вяло махнула ладошкой и снова уткнулась в кружку.
Странно мне было смотреть на нее, осознавать, что под этой моей футболкой и старыми шортами ничего нет… Она рядом, но как будто за гранью невидимых времен… Как будто я вижу лишь отражение любимой девушки. И его нельзя ни потрогать, ни поцеловать… Оно растает, превратится в дымку…
Ежик точно услышала мои мысли, поставила кружку на стол и, подперев голову руками, уставилась на меня пронзительным взглядом.
— Пашка, ты какой-то странный. Ты что, не рад, что я пришла?
— Не пори ерунды…
— Ну, я же вижу! Ты сегодня даже не отравляешь мне жизнь своими дурацкими шуточками. Может, ты подхватил неизлечимую болезнь? Ты ни с кем не трахался без гандонов?
Мне стало смешно. Ну, правда, смешно! Ежик умела вернуть меня в здоровое состояние духа.
— Просто сегодня холодно. И еще я не выспался.
— Целый день сидел дома и не выспался! Ни фига ж себе!
— А тебя чего понесло на улицу в такую погоду? — я осторожненько перевел тему.
— Да… не знаю… достало все. Как обычно. Родители опять нудели про универ. Типа поступай деточка уже, сколько можно дома сидеть… ходи на все занятия, учись усердно и будешь тогда умная-умная. Фу! Ненавижу эти педагогические внушения!
