Проходя мимо ревущей, с малиновым зевом печи, где плескалась сталь, Плотников увидел шальную птицу. Налетела на красное зарево. Оперение стеклянно сверкнуло, загорелось, и птица, как крохотный факел, упала в печь. Птичье сердце станет биться в громадной стальной магистрали, соединяющей континенты.
Плотников наслаждался мягким шелестом шин по безупречному, недавно проложенному шоссе. Навстречу, ударяя ветром, проносились тяжеловесные фуры, похожие на стада слонов. Мелькали, как солнечные вспышки, молниеносные автомобили. В полях зеленела рожь. Холмы, то голубые, то розовые, были в полевых цветах. Тихие речки, солнечные опушки, убегавшие вдаль проселки – все это радовало и манило своей тихой доверчивой красотой. И почти незаметные, как тени облаков, появлялись и исчезали заводы. Французский цементный завод напоминал башни небольшой живописной крепости, построенной среди сосняков. Чешское фармацевтическое производство с белоснежными, стерильными цехами, в которых бесшумно работали сияющие агрегаты. Биотехнологический комплекс – серебряные цилиндры и сферы, подобие церковных куполов. Предприятия пропадали в лесах, омывались чистыми реками, возникали в лугах с колокольчиками и ромашками.
Плотников передвигался по области без охраны, без тяжеловесного джипа с сиреной и ядовитыми лиловыми вспышками. Только водитель и неизменный вице-губернатор Притченко, самый приближенный из заместителей.
– Вот бы хорошо, Иван Митрофанович, если бы Ступин пустил свой цех в декабре. Как раз к вашему дню рождения. Был бы подарок.
– Он пустит. Подарок не мне, а президенту. Трубы, дорогой Владимир Спартакович, – это оружие не менее мощное, чем тяжелые ракеты.
Теперь они приближались к поселку Копалкино. Мысль об этом удаленном поселении причиняла Плотникову страдание. Мешала воспринимать свою деятельность, как успешное преображение губернии, в которой исчезает убогость и бедность. Захолустье уступает место совершенной цивилизации.
Указатель «Копалкино» уводил с шоссе. Покинув ухоженную трассу, машина запрыгала по разбитому асфальту. Обочины были замусорены, навстречу катил какой-то нелепый, виляющий велосипедист, поля были не засеяны, зарастали молодым лесом. И только река, чистая, с синей студеной водой, радовала глаз.
Плотников испытал неприязнь к этому виляющему, должно быть пьяному, велосипедисту, к молодым осинкам, заселяющим непаханное поле, к уродливой черной махине развалившегося зернохранилища. Все это портило образ преуспевающей губернии. Образ успешного губернатора, дающего другим областям пример образцового хозяйствования.
На въезде в Копалкино на покосившихся ржавых опорах сохранилась стародавняя надпись: «Сов хоз „Красный луч“». Надпись была прострелена крупной дробью, в слове «луч» буква «л» была заменена буквой «с». Главная улица нещадно пылила, заборы покосились, дома казались обшарпанными, деревья были серыми от пыли. В кювете валялся остов «москвича» допотопной конструкции, вокруг играли неумытые дети. И опять Плотников испытал раздражение, какое испытывает садовод, увидев на цветущем дереве сухую уродливую ветку в лишайниках и коросте. И хотелось взять секатор и отсечь неживую ветвь.
Перед зданием администрации, серого силикатного цвета, с линялым триколором, собрался сход. Два десятка жителей топтались у ступенек администрации. Они казались одинаковыми, и мужчины и женщины, в мятых несвежих одеждах, словно их подняли из кроватей, где они прятались от солнца в сырой тени. Глава поселения Буравков был им под стать: в поношенном костюме, несвежей рубашке и в каком-то, попугаечного цвета, галстуке. Галстук не доставал до брюк, открывал круглое брюшко. Буравков кинулся встречать Плотникова, протягивая сразу обе руки, словно боялся не поймать начальственное рукопожатие.
– Спасибо, что приехали, Иван Митрофанович. А мы вот народ собрали. Люди хотят вас увидеть, – смущенно улыбался глава. Не отпускал большую теплую руку Плотникова, стискивая ее корявыми ладонями.
– Я тебе, Виктор Терентьевич, в следующий раз галстук подарю, – усмехнулся Плотников. Отобрал руку и легонько дернул галстук Буравкова, притягивая к ремню.
Люди молча, угрюмо смотрели. И не было в их лицах любопытства или неприязни, а лишь тупое равнодушие, готовность повернуться и разойтись по домам. Снова улечься в мятые сырые постели. И это отупение, равнодушие, обреченность доживать свои жизни в тихом тлении, это медленное и необратимое умирание вызвали у Плотникова острое возмущение. Желание разбудить, растолкать криком, свистом, ударами. Чтобы в мутных глазах возникло живое чувство, пусть не радость, а ненависть, и с этой разбуженной ненавистью он сможет взаимодействовать. Своей страстью и волей он превратит эту ненависть в энергию творчества.
– Ну, что, граждане славного поселения Копалкино, закопались вы, скажу я вам, глубоко. Не люди, а корнеплоды какие-то! – Плотников поднялся на ступеньки крыльца, возвышаясь над головами своим крепким подвижным телом, элегантным костюмом, дорогим французским галстуком. – Есть такие лежалые корнеплоды, свекла или картошка, в земле и плесени. У вас хоть в домах зеркала есть? Вы хоть бреетесь, головы чешете, детей умываете? – Плотников хотел их задеть, оскорбить, вызвать ропот. Увидеть, как в глазах сквозь муть блеснет гнев. – В вашем Копалкине кино про войну снимать. Вот, дескать, что с нами проклятые оккупанты сделали. А вам, дорогие мои, и грим не нужен. Как военнопленные смотритесь. Может, к вам ученого прислать, который изучает древние племена, жившие на территории нашей губернии? Дескать, сохранилось одно древнее племя, живут в пещере, добывают огонь трением, копают в полях луковки и клубеньки. И вождь вашего племени подходящий, из одной с вами пещеры. Правильно я говорю, Виктор Терентьевич? – Он повернулся к Буравкову, который покорно слушал. – Но я вам скажу, и древние люди любили свою пещеру, чистили, убирали, украшали шкурами, рисовали на стенах наскальные рисунки, которые теперь считаются великими творениями. А вы? Неужели трудно каждому свой забор поправить, молотком постучать? Кисточку взять и наличник на доме покрасить? Машину песка привезти и выбоины перед администрацией засыпать? Неужели трудно, Виктор Терентьевич? – Он вонзал свои отточенные слова в понурого, испуганного Буравкова. В опухшее небритое лицо тучного мужчины с царапиной на щеке. В бесцветный лоб под линялым платочком немолодой худощавой женщины, которая смотрела куда-то в сторону, приоткрыв рот. Но обидные слова не причиняли боли. Казалось, люди бесчувственны, словно находятся под наркозом. – А ведь может так случиться, что Копалкино исчезнет с карты губернии. Зарастет лесом, дорогу дождями размоет, и останется только искореженный указатель «Красный суч», неизвестно в какую сторону.
Плотников вдруг почувствовал усталость, словно все его силы утекли в неведомую дыру, которая сосала жизненные соки из этого погибающего поселка, изнуренных людей, из утлых домов и чахлых деревьев. Где-то в тусклом небе, в мутной мгле таилась скважина, сквозь которую земля теряла свои животворные силы, питая этими силами неведомую сущность.
Плотников одолел минутную немощь. Решил воздействовать на сонные души вдохновенными речами.
– Дорогие мои, осмотритесь вокруг! Узнайте, в какой чудесной губернии мы с вами живем! Я пришлю вам десяток автобусов, самого современного класса. Садитесь в них, старики, дети, и прокатитесь по нашим просторам. Вам покажут удивительные небывалые заводы, которых не знала Россия. Голландцы построили завод по производству инсулина, который прежде мы покупали за границей. Вы увидите стерильные, ослепительно-белые лаборатории, похожие на операционные. Автоматы, сверкающие, как серебряные скульптуры, разливают по ампулам целебную жидкость. Человек, работающий на таком производстве, не станет сквернословить, обижать детей и животных, мять цветы. Немцы возвели завод композитных материалов. Казалось бы, тонкая пленочка, а выдерживает вес грузовика. Казалось бы, хрупкая пластина, а не пробьешь пулей. Казалось бы, шелковая нитка, а пропускает ток в тысячи ампер. Из таких материалов делают крылья сверхзвуковых самолетов, корпуса ракет, элементы космических станций. Наша с вами губерния летает в космосе. Мы с вами космические люди! Мы купили в Японии станки, которые обрабатывают деталь, ее не касаясь. С помощью этих станков на заводе вытачивают гребные винты для подводных лодок. Такие винты бесшумны. Лодку не засечет ни один гидролокатор, и она становится неуязвимой. Наша с вами губерния плавает в океанских пучинах!
Плотников рассказывал о волшебных производствах, которые он вырастил в губернии, как садовник в ботаническом саду выращивает чудесные цветы. Он увлекал людей в свое творчество, расколдовывал, выводил из мучительного гипноза. Верил, что они очнутся, пойдут за ним, преобразятся.
