Территория крепости превратилась в настоящую преисподнюю, из которой каждые четыре минуты «в рай» отправлялись десятки русских солдат. Уже первый залп привел к многочисленным пожарам, которые едва ли успевали тушить в перерывах между обстрелом. Каждые четыре минуты сотни немецких снарядов поднимали на воздух столпы земли, воды, кирпичей и бетонной пыли. Девятисоткилограммовые снаряды «Больших Берт» проламывали двухметровые железобетонные перекрытия, крошили кирпичные строения, вырывали и подбрасывали к небесам деревья, словно щепки, оставляли воронки глубиной десять с половиной метров.
Генерал-майор Бржозовский связался по телефону с генеральным штабом, генерал Алексеев попросил продержаться хотя бы сорок восемь часов. Было необходимо выиграть время для отвода войск, стоящих под Варшавой. И Осовец держался.
Обстрел был особенно интенсивным с четырнадцатого по шестнадцатое февраля и с двадцать пятого февраля по пятое марта. Только за неделю обстрела немцы отправили в крепость около двухсот пятидесяти тысяч снарядов. Крепость бомбили германские аэропланы, немецкие артиллеристы заряжали орудия снова и снова и не понимали, как в крепости- этом урагане из огня и стали- ещё могли оставаться живые люди.
Но разве найдутся когда- нибудь такие силы и такое оружие, которое может победить русскую силу?
Крепость «истекала кровью», но держалась. Блестящим огнем русской артиллерии было подбито несколько осадных немецких мортир, а в их числе две «Больших Берты». Пятого марта, после гибели второй сверхтяжелой гаубицы, германцы отвели орудия за пределы досягаемости защитников Осовца. Стойкость русских воинов вынудила немцев перейти на этом участке к позиционным действиям… Осовец выстоял.
***
Стоял апрель 1915 года. Снег сошел с полей, и постоянный грохот немецких снарядов сменился щебетанием птиц, вернувшихся из теплых краев, где жизнь их не тревожил шум взрывов. Жизнь гарнизона словно превратилась в сладкий сон.
Пополненные роты выстроились на плацу перед чудом сохранившейся крепостной церковью. После литургии и торжественного молебна проходил парад по случаю раздачи наград. Отличившиеся солдаты награждались георгиевскими крестами, доблестные офицеры получали ордена.
Мечта Котлинского — стать георгиевским кавалером- так и не осуществилась. Но он был счастлив. Храбрый подпоручик получил Орден Святого Владимира 4‑й степени.
А война продолжалась. Россия сгибалась под страшными ударами Германии и Австро- Венгрии. А на Западном фронте царило почти полное затишье. Русские войска испытывали катастрофическую нехватку боеприпасов, в то время как генерал Жоффр приказывал французским артиллеристам стрелять почаще, так как «склады ломятся от снарядов». Стократ был прав Александр III: «У России- только два союзника: её армия и флот». В русской армии уже ходила шутка: «Союзники будут воевать до последней капли крови русского солдата». Но жива была Россия и стояла во весь рост под покровом Пресвятой Девы, никогда не перестающей просить за свою любимицу перед многомилостивым Её Сыном.
В начале августа грозного 1915 года новый командующий девятой германской армией Леопольд принц Баварский готовил доблестным защитникам Осовца новые испытания. Крепость была «бельмом на глазу» у немцев. План Гинденбурга о прорыве через Гродно на Минск так и не был осуществлен. К решающему штурму готовилась одиннадцатая дивизия ландвера (около семи тысяч человек, тридцать тяжелых осадных орудий, и новая неприятность для героического гарнизона- тридцать батарей отравляющего газа).
На Гаагской конференции все страны- участники, а в их числе и Германия, обязались не применять снарядов с отравляющимися веществами, но германское руководство нашло выход в использовании газобаллонных батарей, о коих в обязательствах не упоминалось. Так, благодаря немецкой изобретательности, принц Баварский с чистой совестью готовился подавить в Осовце все признаки жизни, после чего взять многострадальную крепость.
В четыре часа утра шестого августа благоприятный для германцев ветер понес в сторону Осовца зеленоватое облако хлора. Одновременно огонь открыла тяжелая артиллерия…
***
Подпоручик Котлинский вместе со своей тринадцатой ротой находился в казармах за Рудским мостом, когда крепкий солдатский сон был прерван огнём немецкой артиллерии.
Очередной снаряд ударил в стену примерно в двадцати футах от Владимира. Раздался истошный крик раненого солдата; перепуганный вахмистр, вскочив с постели, быстро зашептал молитву. Несколько осколков вышибли стекло прямо около кровати Котлинского. У противоположной стены раздался сдавленный хрип- бедолаге полоснуло по горлу. Приказывать роте подниматься не пришлось, все уже торопливо приводили себя в порядок.
Вообще тринадцатая рота и находящаяся рядом восьмая рота от артобстрела пострадали не сильно. Большинство взрывов раздавалось со стороны Сосни и Бялогранда — немецкие артиллеристы обеспечивали ландверу легкий захват передовых русских позиций.
А защитники Сосни и Бялогранда за неимением защитных средств уже погибали в страшных мучениях. И облако хлора плыло дальше, к ещё не отравленным защитникам крепости.
В окна казарм начинал проникать зеленоватый газ. Котлинский похолодел, не зная, что можно предпринять. Испуганные возгласы солдат грозили роте паникой.
— Не дышите, Ваш бродь! — вдруг закричал Никитин и начал рвать на себе гимнастерку.
— Задержать дыхание, защитить лица мокрым бельем! — закричал опомнившийся Владимир, и крик подпоручика заглушился его собственным кашлем.
Но уже десятки солдат корчились на полу в страшных судорогах. Кто- то, уже изрядно наглотавшись хлора ещё до совета Никитина, кашлял кровью на повязки, кое- как защищавшие их дыхание.
Казармы тринадцатой и соседних с нею восьмой и четырнадцатой рот в той или иной степени пострадали от артобстрела, поэтому загерметизировать здания, лишь облив окна и двери водой, было невозможно. Газ проникал всюду, всё более увеличивая число русских вдов и несчастных матерей.
***
Крепость получила страшный удар: передовые позиции совсем обезлюдели, почти весь гарнизон получил отравления той или иной степени.
Газ уже оседал, и на металлических предметах становилась заметной бледно- зеленая пленка. Даже листья пожелтели и свернулись в трубочку, поникла трава.
Ситуация становилась критической. Пострадавшие от газовой атаки артиллеристы не смогли сразу остановить наступательный порыв немцев, которые уже занимали Сосненскую позицию. Комендант Осовца отдал более существенное распоряжение: открыть огонь по уже занятым немцами участкам Сосненской позиции (оставшиеся в живых артиллеристы постепенно приходили в себя).
Бржозовский понимал, если тевтоны возьмут Рудской мост, крепость падет. Наименее пострадавшая четырнадцатая рота не успела бы подойти к ещё не занятому немцами мосту. Последней надеждой генерала были две роты, расположенные к мосту ближе, чем четырнадцатая, но и вера в то, что они остались живы после газовой атаки, была слабая.
Бржозовский связался с ними по телефону. К счастью, трубку подняли:
— Командир тринадцатой роты подпоручик Котлинский.
— Подпоручик, у Вас есть ещё люди?
— Только что провели подсчет: шестьдесят два человека, и то едва живые.
— Котлинский, немцы заняли Леонов двор и рвутся к мосту, если они его захватят, всем- конец. Атакуйте всем, чем можно, к вам на помощь идет четырнадцатая, Вы должны удержать мост! С Богом, Владимир! — Бржозовский повесил трубку и истошно закашлял.
Подпоручик спешно выстроил остатки трех рот. Вид их был ужасен. Кто- то ещё сильно кашлял, на многих были изорваны гимнастерки, и лица повязаны окровавленным бельем. Эти шестьдесят два человека и были последним шансом русской крепости.
— Примкнуть штыки! Братцы, мы последняя надежда крепости! Мы должны отбросить немчуру от моста! За веру, царя и Отечество! — вдохновлял своих воинов Владимир. Говорить было не обязательно. В глазах солдат читалась готовность умереть, и безудержная вера в своего командира.
Впереди шла тринадцатая рота, а точнее её остатки, которую вел Котлинский с саблей в правой и маузером левой руке. От неё не отставала восьмая рота, а их уже нагоняла не менее пострадавшая четырнадцатая.
Перейдя Рудской канал по железнодорожному мосту, контратакующие завидели немцев. Начали раздаваться выстрелы с обеих сторон, расстояние между противниками сокращалось. Постепенно отрывистые немецкие команды прекратились, с немецкой стороны почти не раздавалось ни звука. Почему- то тевтоны слегка попятились. Вдруг с их стороны раздался полный испуга крик: «Toten!» (погибшие, мертвецы). В глазах многих противников Владимир успел заметить нескрываемый ужас. Немцы попятились сильнее и тут же обратились в паническое бегство.
