Рою приходило в голову, что Перси мог что-нибудь напутать не только по части занятий новоиспеченного дровосека или насчет того, откуда тот взялся, но и вообще касательно всей истории — Перси мог основательно все перекорежить. Но чем больше Рой думал обо всем этом, тем менее вероятной представлялась ему ошибка. Даже мысленно рисовалась картина: бульдозер, волокущий перехваченные цепью стволы, огромные штабеля поваленного леса и лесорубы с цепными пилами — настолько зримо, что скоро Рою стало казаться, будто он сам обо всем услышал из первых уст. К тому же он терпеть не мог эту гостиницу «У реки», не доверял ее владельцам, так и ждал с их стороны какого-нибудь наглого вероломства.
Гостиница «У реки», сооруженная на развалинах старой мельницы, неподалеку от того самого перекрестка, где обитал Перси Маршалл, была весьма популярным у местных жителей заведением. Вообще говоря, во владения гостиницы входила и вся земля вокруг, даже заброшенное строение, где ютился Перси, и владельцы чуть было не снесли ту лавку, однако постояльцы гостиницы, как выяснилось, от нечего делать любят наведываться туда, фотографировать то заброшенную лавку, то ржавую борону, то опрокинутый фургон, то бездействующую колонку. Бывало, что и Перси позволял себя фотографировать и задавать всякие вопросы. Иные приходили с этюдником. Постояльцы, приезжавшие не более чем на ночь, являлись издалека, порой даже из Монреаля или из Оттавы и, уж конечно, воображали, что их занесло в самую что ни на есть глушь. Местные наведывались в гостиницу отобедать или отужинать. Лайла собралась как-то, поехала. Рой отказался. Сказал, что не желает за один обед все выложить, а потом без штанов остаться.
Собственно, он не мог точно сказать, почему так ненавидел эту гостиницу. Вообще он был не против, чтоб одни тратили деньги на развлечения, а другие на этом наживались. Ну и пусть владельцы гостиницы заказывают вывески не у Роя, в другом месте! Если бы они к Рою сунулись, он бы им тут же ответил, что у него полным-полно заказов. Когда в гостиницу явилась Карен наниматься официанткой, потому что прежде тоже официанткой работала, там ей дали от ворот поворот.
— Боюсь, вы у нас для официантки не подойдете, полноваты, — отрезала администраторша.
Карен сама рассказывала — смеялась.
— Ишь, костлявых им подавай!
Все-таки устроилась туда горничной, в общем-то ей все равно. Как бы там ни было, Рой считал, что владельцы гостиницы — хапуги, а те, кто там служит, — наглецы. Вон всю землю по обоим берегам захапали, новое здание себе строят, и еще ходят слухи, будто коттеджи будут сооружать, магазинчик под старину и такой же под старину театрик. Дрова жгут просто так, из пижонства. По целому корду в день. И, нате вам, пожалуйста, человека наняли: ведь он весь лес бульдозером подчистую, как поле сенокосилкой. Запросто!
С самого раннего утра Рой приступает к работе над очередной вывеской. К восьми решает, что на сегодня хватит. Моет кисточки и вдруг слышит: хлопает дверца машины. Рой выглядывает в окошко и видит старый, безнадежно проржавленный «бьюик» Карен, который ее семейство приобрело в кредит, теперь же занимает деньги на ремонт «бьюика».
Карен распахивает дверь в сарай и говорит:
— Привет!
— Привет.
— Слушай, ты что сегодня делаешь?
— Да так, то, се…
Карен в точности такая же толстая и так же неряшливо одета, как тогда на улице. И все-таки от ее появления у Роя становится полегче на душе.
— Ага, кисточки моешь, не иначе, в лес собрался.
— Да не мешало б.
— А тетка пусть себе думает, что ты трудишься в поте лица?
Рой смотрит на Карен, она оглядывает его мастерскую, ищет глазами, какую вывеску он сейчас расписывает.
— Что, поработать захотелось?
— Хватит с меня моей работы. Белье менять да ванны чистить. Погоди, знаешь, зачем я приехала? Сегодня мне машину в ремонт сдавать, а завтра на работу чуть свет. Думала, подъеду на машине, но вот…
— Грузовик, что ли, взять хочешь?
— Ты уж извини, пожалуйста, а то прямо и не знаю, как завтра до работы добираться.
— Ладно, бери.
— Правда? Ты завтра никуда не поедешь?
— Сам себе хозяин, могу завтра, могу и послезавтра. Дома дел полно.
— Прямо мысли мои читаешь. Мне ведь и продуктов надо б накупить на субботу-воскресенье. Ну, слава богу, гора с плеч!
А Рой все раздумывает, как бы ее спросить про лес-то? Может, выложить напрямик: слыхала, мол, что гостиничные владельцы задумали? Уж было заготовил, с чего начать: «Знаешь, тут неприятность одна, прямо не знаю, что и делать». Но Рой не успел произнести это вслух, потому что Карен уже вышла и направляется к своей машине.
— Мне машину к двенадцати отвозить, а пока поеду, продуктов накуплю, Тигра заберу, он у ветеринара. Говорила, ему ухо изгрызли собаки? Можно вечерком за грузовичком заскочить? Я сама заправлюсь.
Ну вот, Тигр у ветеринара! А это небось денег стоит. Ладно, днем сам бак залью.
Карен уезжает, а Рой тотчас садится в грузовичок и едет в лес, на то самое место, где был вчера. Может, к Перси заехать, порасспросить? Да нет, решает он. Перси увидит, что меня разобрало, да еще перестарается, присочинит с три короба. Снова Рой подумал: не поговорить ли с фермером? Снова, как вчера, решил, что ни к чему.
Рой оставляет грузовик на тропинке, что ведет в лес. Скоро тропинка оборвется, но Рой, не дожидаясь, сворачивает с нее. Он ходит по лесу, высматривает подходящие деревья, а деревья — совсем такие, как вчера, никак не скажешь, что их втянули в такой грандиозный вражеский сговор. Рой спешит, будто ему кто-то наступает на пятки. При нем цепная пила и топор. Если кто придет сюда и грозно спросит, что он тут делает, Рой ответит: он здесь с разрешения фермера-владельца и ни о каких других контрактах и слыхом не слыхал. Он скажет, что не уйдет отсюда, пусть фермер сам явится, сам ему велит убраться. Рой ловит себя на том, что говорит вслух.
— Кроме него, никто не имеет права! — говорит Рой сам себе, как Перси Маршалл.
В лесу не то, что на улице, только успевай под ноги смотреть. Рой понимает: это потому, что испокон веку валится бурелом, земля вспарывается корнями, а упавшие стволы гниют. Там, где сгнили, — бугорки, там, где корни переплетаются, — ямки. Рой ведь читал где-то — совсем недавно, никак не может вспомнить где, — будто считается, что повелось так издавна, сразу после ледникового периода, когда лед, застывая между пластами земли, вспучивал ее причудливыми буграми как и сейчас в Арктике бывает, а где землю не расчищают, не возделывают, там бугры так и остаются.
И вот случается то самое — и невероятное и естественное, — что может произойти с любым безмозглым раззявой в лесу, скажем, с постояльцами гостиницы «У реки», для кого лес — место прогулок, куда отправляются в легких ботиночках, а не в сапогах, и где под ноги смотреть необязательно. Так вот, происходит то, что никогда не случалось с Роем, хотя он наведывался в лес тысячу раз, не случалось и не могло случиться. Сыплет легкий снежок, ложится на землю, покрытую сухими листьями, скользко. Нога Роя скользит, подворачивается, а в это время другая внезапно проваливается в заснеженное месиво сучьев, и уходит так глубоко, гораздо глубже, чем можно ожидать, и не чувствует под собой опоры. Это все означает: Рой, бродя по лесу в растрепанных чувствах, угодил, можно сказать, в такое месиво, куда ступают осторожно, боязливо, а если можно обойти, не ступают вовсе. Ну ладно, угодил, что же дальше? Не в нору же попал, в самом деле! Рой закачался, не устоял, и — быть того не может! — Рой падает: Рой лежит на земле, и та нога, что скользнула и подвернулась, оказывается зажатой другой. И эту другую медленно затягивает вниз, в бурелом. Рой выбрасывает руку с пилой вперед, другой откидывает топор подальше. Неудача: топор срывается, топорище с силой ударяет по колену подвернутой ноги. С помощью пилы Рой подтягивается кверху, но ему не удается лечь на нее. Медленно, упрямо и неотвратимо его засасывает вниз, так можно и ребра переломать, но ему везет. Рукоятка топора могла, вырвавшись, ударить его в лицо, но и тут ему повезло. Он мог порезать ногу. Он перебирает мысленно всевозможные исходы, не то чтобы с облегчением, а с таким чувством, что все это еще может случиться. То, что только что с ним произошло, — то, что он поскользнулся, попал ногой в бурелом, упал, — непостижимо, нелепо, невероятно.
Рой пытается вытянуть ногу. Оба колена сводит боль. Одно ушибло при падении, другое зашибло топорищем. Рой хватается за ствол молодой дикой черешни и медленно подтягивается кверху. Становится на обе ноги, наклоняется за пилой и… чуть не падает снова. Боль, возникшая где-то в пятке, пронзает тело до самого сердца. Рой выпрямляется, еще не понимая, откуда боль, но инстинктивно стараясь не становиться на ту ногу, что, скользнув, подвернулась. Вот она, боль, где. Не в пятке — в лодыжке. Рой выпрямляет ногу, осматривает: осторожно, еле-еле наступает на пятку. Резкая, нечеловеческая боль. Не может быть, что она не исчезнет; не может быть, что нельзя идти. Это не вывих, скорее всего растяжение. А, какая разница! Рой понимает, надо привыкнуть к боли, надо терпеть; это сначала так больно, потом будет полегче. Он пытается идти и не может. Он боится ступать на больную ногу. А вдруг перелом? Перелом голени — хотя это не так уж страшно, такое и у старух бывает, когда поскальзываются. Рой решает, что ему еще повезло, могло куда как хуже случиться. Перелом голени, пустяки, ничего особенного. Однако Рой не может сделать ни шагу. Он не может идти.
