— Прочти вслух, — просила она.
Письма Хун Чола неизменно начинались словами: «Горячо любимая матушка». Словно пользуясь пособием по написанию писем, он спрашивал, как поживает семья, и сообщал, что у него все хорошо. Хун Чол писал, что раз в неделю относит постирать свое белье жене отцовского двоюродного брата, и она стирает для него, по просьбе мамы. Брат сообщал, что хорошо питается, ночует на работе, и просил маму не беспокоиться о нем. Хун Чол также писал, что ему по плечу любая работа в большом городе и он много чем хотел бы заняться. Он даже как-то обмолвился, что мечтает добиться успеха и обеспечить маме достойную жизнь. Двадцатилетний Хун Чол любезно добавлял в своем письме: «Так что, матушка, не беспокойтесь обо мне и, пожалуйста, берегите свое здоровье». Когда в этот момент ты украдкой кидала взгляд на маму, то замечала, что она пристально разглядывает стебли колоказии, растущей на заднем дворе, или смотрит на полку, уставленную глиняными горшками с соусами и приправами. Она вся превращалась в слух, стараясь не пропустить ни одного слова. Когда ты заканчивала чтение, мама диктовала тебе ответное письмо для брата. Ее письмо всегда начиналось со слов: «Дорогой Хун Чол». И ты писала: «Дорогой Хун Чол». Мама никогда не просила тебя поставить точку, но ты всегда делала это. Когда она восклицала: «Хун Чол!» — ты послушно восклицала на бумаге: «Хун Чол!» Когда мама останавливалась, назвав его по имени, словно забыв, что же она хотела сказать, ты убирала за уши непослушные пряди волос и терпеливо дожидалась продолжения, зажав между пальцами шариковую ручку и уставившись на лист бумаги. Когда она продолжала: «А у нас похолодало», ты писала: «У нас похолодало». Мамины слова «Дорогой Хун Чол» всегда сопровождало какое-нибудь замечание о погоде: «Сейчас здесь много цветов, ведь настала весна». Или: «Сейчас лето, поэтому рисовое поле начинает рассыхаться». Или: «У нас сезон урожая и по краям рисового поля очень много бобов». Обычно мама использовала местный диалект, но тут же забывала о нем, когда дело касалось письма Хун Чолу. «Не беспокойся за нас и, пожалуйста, береги себя. Это единственное, чего хочет твоя мама». Мамины письма были пронизаны искренними чувствами: «Мне так жаль, что я ничем не могу тебе помочь». Пока ты старательно записывала мамины слова, она смахивала набежавшую слезу. Последними словами в ее письмах всегда были: «Постарайся хорошо питаться. Мама».
Третья из пятерых детей в семье, ты единственная стала свидетельницей боли и страданий мамы и очень переживала, когда приходило время других детей покинуть родной дом. Каждое утро на рассвете, после отъезда Хун Чола, мама протирала глянцевые глиняные горшочки с соусами, расставленные на полке на заднем дворе. Колодец находился за воротами, и носить воду на задний двор было занятием обременительным, но она старательно промывала каждый горшочек. Она снимала все крышки и протирала их до блеска. В такие моменты мама тихонько напевала себе под нос: «Если бы нас с тобой не разделял бесконечный океан, не было бы мучительного прощания…» Ее ладони торопливо окунали тряпку в холодную воду, выкручивали ее и снова остервенело терли горшки, а мама продолжала петь: «Надеюсь, настанет день, когда ты больше не покинешь меня». И если в тот момент ты звала ее, она оборачивалась, и в ее больших добрых глазах стояли слезы.
Мама сильно любила Хун Чола и частенько готовила миску лапши в мясном бульоне с мясом и овощами специально для него, когда он возвращался под вечер из школы, где допоздна сидел за книгами. Когда ты как-то упомянула об этом в разговоре со своим другом Ю Бином, тот заметил:
— Подумаешь, это всего лишь лапша, что тут такого?
— Что тут такого? В то время лапша была для нас самым изысканным лакомством! Деликатесом, который ты съедала тайком и ни с кем не делилась! — И хотя ты подробно объяснила ему значение этого ритуала, он, парень из города, не придал ему значения.
Когда это изысканное кушанье под названием «лапша с мясом и овощами» появилось в вашей жизни, то сразу же превзошло все блюда, которые когда-либо готовила мама. Мама покупала лапшу и прятала ее в банке среди глиняных горшочков, собираясь вечером приготовить ее для Хун Чола. Но аромат горячей лапши неизменно будил тебя и брата с сестрой среди ночи. Когда мама сурово приказывала вам: «Немедленно возвращайтесь в постель», вы с сестрой и братом не сводили голодных глаз с Хун Чола, который как раз собирался приступить к еде. Ему становилось неловко, и он предлагал вам попробовать немного его лапши. И тогда мама замечала: «И как это так происходит, что вы все тут как тут, едва запахнет едой?» — и наполняла кастрюлю водой, чтобы приготовить новую порцию лапши, а затем делила ее между вами. Вы были несказанно счастливы, получив по миске, в которой оказывалось больше бульона, чем лапши.
После отъезда старшего брата в город, каждый раз доставая горшочек с лапшой, мама горестно вскрикивала: «Хун Чол!» — и бессильно опускалась на землю. Ты отнимала у нее ветошь и помогала ей подняться, обняв ее за плечи. И мама разражалась безутешными рыданиями, не в силах справиться с тоской по своему первенцу.
Мама тосковала, когда ее дети один за другим покидали отчий дом, и единственное, что ты могла сделать для нее, это вслух читать ей их письма и опускать в почтовый ящик ее письма по пути в школу. Но даже тогда ты не представляла, что мир писем для нее недоступен. И почему тебе не приходило в голову, что мама не умела ни читать, ни писать, хотя видела, что она во всем полагалась на тебя, словно ребенок, когда ты читала ей вслух письма братьев и писала за нее ответы для них? Ты воспринимала ее просьбы как обычные рутинные обязанности помощницы по хозяйству, как, например, сходить в сад и нарвать просвирника или отправиться в лавку за керосином. Вероятно, мама больше никого не просила об этой услуге, потому что ты никогда не получала от нее писем. А может быть, потому, что ты сама никогда ей не писала? Или, возможно, всему виной был телефон. К тому времени, когда ты уехала в город, в доме председателя деревни появился телефон-автомат. Это был первый телефон в вашем маленьком фермерском поселке, мимо которого время от времени проносился поезд, звонко стуча колесами по рельсам, теряющимся в бескрайних просторах полей. Каждое утро местные жители слышали, как председатель проверяет микрофон, а затем объявляет, кому необходимо прийти, чтобы ответить на звонок из Сеула. Твои братья стали звонить в деревню по телефону. После появления телефона люди, чьи родственники жили в городе, даже работая в поле, внимательно прислушивались к голосу из микрофона, пытаясь угадать, кому звонят на этот раз.
Странно, но в жизни часто происходит так, что мать и дочь могут быть невероятно близки или же, наоборот, стать абсолютно чужими людьми.
До прошлой осени ты считала, что хорошо знаешь, что любит мама, как успокоить ее, когда она волнуется, что ей будет приятно услышать. Если тебя спрашивали, чем занята мама, ты мгновенно находила ответ: возможно, она сушит папоротник; если это воскресенье, она должна быть в церкви. Но прошлой осенью твоя вера в то, что ты видишь маму насквозь, основательно пошатнулась. Как-то ты приехала домой, не предупредив заранее о своем приезде, и с удивлением обнаружила, что тебя принимают как гостью. Мама сокрушалась из-за неприбранного двора и несвежих покрывал. Она поспешно подхватила полотенце с пола и повесила его, торопливо смахнула крошки со стола. Она заглянула в холодильник и, хотя ты пыталась остановить ее, тут же помчалась на рынок. В кругу семьи вы не станете смущаться из-за крошек на столе и отвлекаться на другие подобные мелочи. Ты вдруг поняла, что стала чужой в родном доме, наблюдая, как мама пытается замаскировать свою повседневную и далеко не идеальную жизнь.
А возможно, ты стала чужой гораздо раньше, сразу, как только перебралась в город. Когда ты уехала из родного дома, мама перестала бранить тебя. А прежде она резко отчитывала тебя за малейший проступок. С детства мама всегда обращалась к тебе не иначе как «ты, девочка». Обычно она говорила это вам с сестрой, когда пыталась объяснить различие между дочерьми и сыновьями, и еще мама называла тебя «ты, девочка», когда требовала отказаться от плохих привычек, критиковала твою манеру есть фрукты, походку, одежду и речь. Но иногда она казалась действительно озабоченной и внимательно вглядывалась в твое лицо. Она смотрела на тебя с обеспокоенным видом, когда ей требовалась твоя помощь, чтобы расправить уголки накрахмаленных покрывал, или хотела, чтобы ты набила очаг хворостом и разожгла огонь, чтобы приготовить рис. Однажды холодным зимним днем вы с мамой пришли к колодцу, чтобы почистить ската, которого она всегда готовила на Новый год, и неожиданно мама сказала:
— Ты должна усердно учиться, чтобы пробиться в лучшую жизнь.
