Ночью мы не сомкнули глаз — сказывался страх перелета, томило предчувствие того, что ожидало нас, когда приземлимся, — но теперь оба мы были взбудоражены: сна — ни в одном глазу.
— Успокойся, — в тысячный раз повторила жена. — Ты едешь во Францию: там в Сен-Жан-Пье-де-Пор разыщешь мадам Дебриль. А уж она найдет тех, кто проведет тебя по Пути Сантьяго.
— А ты? — в тысячный раз спросил я, заранее зная ответ.
— А я поеду туда, куда должна поехать, и сделаю то, что было мне поручено. Потом проведу несколько дней в Мадриде и вернусь в Бразилию. С тамошними делами справлюсь без тебя и не хуже тебя.
— Не сомневаюсь, — ответил я, не желая развивать эту тему.
Однако мне не давали покоя дела в Бразилии. Уже через две недели после происшествия в Агульяс Неграс я досконально знал все, что касалось Пути Сантьяго, но потребовалось целых семь месяцев, прежде чем я решился все бросить и отправиться в дорогу. Я тянул и откладывал до тех пор, пока однажды утром жена не сказала мне: сроки истекают; не приму решение — вполне могу позабыть о Традиции и ордене RAM. Я попытался было объяснить ей, что Наставник дал мне невыполнимое поручение и что я не могу так просто, за здорово живешь, отринуть весь мой прежний житейский уклад. Жена улыбнулась в ответ и сказала, что это — вздор и пустые отговорки, все эти семь месяцев я только и делал, что спрашивал себя, ехать мне или нет. А потом так, словно в этом не было ничего особенного, достала два авиабилета с уже назначенной датой вылета.
— Мы здесь потому, что это ты так решила, — мрачно говорил я теперь, сидя за столиком ресторана. — И я не уверен, что поступил верно, позволив другому человеку принять за меня решение отправиться на поиски меча.
Жена сказала, что, чем нести чушь, лучше уж сразу нам распрощаться — сесть по машинам и разъехаться.
— Никогда в жизни ты никому не позволил бы решать за себя, тем более — в таком важном деле. Идем. Уже поздно. — Она поднялась, перекинула через плечо ремень сумки и направилась на стоянку.
Я не удерживал ее — сидел за столом, глядя, как небрежно несет она под мышкой мой меч: вот-вот выскользнет. Жена вдруг остановилась, вернулась к столику, звонко чмокнула меня. И от этого поцелуя меня вдруг осенило: я — в Испании, и назад пути нет. Да, конечно, конечно, все может кончиться ужасающим провалом, но первый шаг сделан. И я обнял жену, вложив в это объятие всю свою любовь, и помолился за все, во что верил, и за всех, кому верил, и попросил небеса даровать мне силы вернуться с нею и с мечом.
— Красивый какой меч, правда? — донесся до меня женский голос из-за соседнего столика.
— Да ладно тебе, — отозвался мужской голос. — Куплю тебе точно такой же. В здешних сувенирных лавках их полно.
Час за рулем — и дали себя знать усталость и бессонная ночь. И, кроме того, августовский зной так раскалил воздух, что машина, хоть и летела по свободному шоссе, начала перегреваться. Я решил остановиться ненадолго в маленьком городке: дорожные указатели сообщали, что это — национальный памятник. И, поднимаясь по склону пологого холма, еще раз перебрал в памяти все, что было мне известно о Пути Сантьяго.
Подобно тому как мусульманская традиция требует, чтобы всякий правоверный хотя бы раз в жизни прошел вослед пророку Магомету в Мекку и Медину, первое тысячелетие христианства знало три пути, почитаемых священными и сулящих Божье благословение и искупление грехов каждому, кто пройдет по ним. Первый путь — к гробнице святого Петра в Риме: идущие по нему избрали себе в качестве символа крест и назывались ромейро. Второй — ко Гробу Господню в Иерусалиме; идущие этой дорогой именовались палмейро в память пальмовых ветвей, которыми жители города приветствовали появление Иисуса. И наконец, третий путь вел к бренным останкам святого Иакова — по-нашему Сантьяго, — захороненным на Иберийском полуострове в том месте, где однажды ночью некий пастух увидел, как сияет над полем яркая звезда. Предание гласит, что не только Сантьяго, но и сама Пречистая Дева сразу после смерти Спасителя пребывала в тамошних краях, неся жителям слово Божье и обращая их. Местечко это получило название Компостела — в имени этом соединились слова «кампо», то есть поле, и «эстрела», что значит звезда, — и вскоре превратилось в городок, куда со всех концов христианского мира будут стекаться богомольцы — их называли пилигримы, а символом своим сделали они раковину.
В эпоху наивысшего расцвета, пришедшуюся на XIV век, по Млечному Пути (по ночам служившему паломникам ориентиром) ежегодно шли больше миллиона человек из всех уголков Европы. И в наши дни мистики, верующие, ученые пешком преодолевают семьсот километров, которые отделяют французский городок Сен-Жан-Пье-де-Пор от собора св. Иакова Компостельского в Испании3. Благодаря французскому священнику Эмерику Пико, в 1123 году совершившему паломничество в Компостелу, этот путь и ныне в точности тот же самый, по которому в Средние века прошли в числе прочих Карл Великий, святой Франциск Ассизский, королева Изабелла Кастильская, а в наше время — папа Иоанн XXIII.
Дело в том, что Пико написал о своем путешествии пять книг, представленных как произведения папы Каликста II, ярого приверженца св. Иакова, а потому и получивших позднее название «CodexCalixtinus». В Книге Пятой Пико перечисляет природные приметы, источники, больницы, постоялые дворы и города, которые встречаются на протяжении пути. Руководствуясь заметками Пико, общество «LesAmisdeSaint-Jacques», то есть «Друзей святого Иакова», следит за тем, чтобы все вехи этого пути, помогающие паломникам ориентироваться на местности, не пришли в упадок и сохранились в своем первозданном виде.
В XII веке образ Сантьяго пригодился испанцам, когда началась Реконкиста — война с маврами, захватившими полуостров. Вдоль Пути Сантьяго появилось несколько военно-религиозных рыцарских орденов, и прах апостола превратился в могущественный, хотя и невещественный талисман, помогавший дать отпор мусульманам, а те, в свою очередь, уверяли, будто у них есть бесценная реликвия — рука самого пророка Магомета. Когда же Реконкиста победоносно завершилась, рыцарские ордены приобрели такую силу, что стали представлять угрозу для самого государства, и, чтобы не допустить розни между ними и аристократией, пришлось вмешаться «католическим государям». По этой причине стал мало-помалу забываться
Путь Сантьяго, и если бы не редкие всплески художественного гения — такие как картина Бунюэля «Млечный Путь» или «Странник» Хуана Маноэля Серрата, — мало кто сейчас помнил бы, что этим путем проходили тысячи людей, которые впоследствии заселили Новый Свет.
Городок, в который я приехал, будто вымер. После долгих поисков я набрел на маленький бар, помещавшийся в старинном здании эпохи средневековья. Хозяин, не отрывая глаз от телевизора — шел какой-то сериал, — сообщил мне, что сейчас сиеста и только полоумный решится высунуть нос на улицу в такую жару.
Я заказал прохладительного, уставился на экран, но мысли мои были далеко. Я думал о том, что через двое суток мне на исходе XX столетия суждено будет получить частицу великого человеческого опыта — того самого, что вел Улисса от Трои, Дон Кихота — по Ламанче, Орфея и Данте заставил спуститься в преисподнюю, а Христофора Колумба — пуститься на поиски Америк. Я же намеревался отправиться к Неведомому.
Немного придя в себя, я вернулся к машине. Если даже не найду мой меч, паломничество по Пути Сантьяго непременно окончится тем, что я обрету самого себя.
По главной улице городка двигалось карнавальное шествие и музыканты в красно-зелено-белых костюмах — цветах французской Басконии. Было воскресенье. Двое суток я провел за рулем, и теперь мне не терпелось принять участие в праздновании. Однако меня ожидала встреча с мадам Дебриль. Я осторожно лавировал в толпе, осыпавшей меня бранью, и вот наконец проехал в старую часть города, где жила мадам Дебриль. Даже здесь, в Пиренеях, на большой высоте, было очень жарко, и из машины я вылез, обливаясь потом.
Постучал в дверь. Еще раз. И еще. Ответа не было. Я был удручен и растерян. Жена, помнится, говорила, что я должен оказаться здесь именно сегодня, — и вот вам: никто не отзывается. Может быть, она принимает участие в шествии, а может быть, я все же приехал слишком поздно и она решила не принимать меня. Путь Сантьяго завершился, не успев начаться.
Внезапно дверь распахнулась, и на улицу выскочила маленькая девочка. Вздрогнув от неожиданности, я на ломаном французском спросил, можно ли видеть мадам Дебриль. Девочка засмеялась и указала внутрь дома. Теперь только я понял свою ошибку: дверь, ведущая в огромный внутренний двор, окруженный средневековыми домами с балконами, была открыта, а я не решился толкнуть ее.
