Я увидела разноцветные кольца на ее крупных пальцах, сверкали камни – фиолетовые, малиновые и зеленые.
«Ну и вкус! – поразилась я. – Наверное, точно цыганка».
– Лилия, – нехотя представилась она. – Будете чай? Или кофе?
Мы захотели кофе: как-то это по-взрослому.
На кухне запах кофе, и он перебил остальные запахи.
Кофе она налила в крошечные чашечки. От него шел горячий пар и одуряющий запах. На поверхности дрожала густая светлая пенка.
Мы пили кофе, а хозяйка смотрела на нас.
Верка исподлобья бросала на меня беззащитные взгляды: что делать-то, а?
А что я могла ей сказать? Втайне я радовалась, что планы наши в очередной раз срывались.
Хотя эта Лилия симпатии не вызывала. И жалости тоже.
– А папа скоро придет? – вдруг спросила Верка.
Тут зазвонил телефон. Лилия схватила трубку в виде красной лаковой туфли на каблуке – скользкую, дурацкую, пошлую и неудобную – и посмотрела на нас.
– Слушайте, девочки! Если вы ждете папу, – она усмехнулась, – так подождите в комнате! А то у меня дел по горло!
У Верки загорелись глаза. Я вздохнула.
Мы пошли в комнату. Комната поражала сверканием: обои с золотом, картины в золоченых рамах, витрина с фигурками, пузатые вазы с искусственными цветами. Гипсовые ангелочки, и снова хрустальная люстра – куда больше, чем ее кухонная сестрица!
В общем, безвкусица, мещанство и ужас! Мы с Веркой снова переглянулись.
Пышная Лилия удалилась на кухню.
Верка вскочила и бросилась в смежную комнату.
– Спальня! – шепнула она и достала из кармана пакетик с крысиной отравой.
– Стой на шухере! – кивнула мне подруга.
Верка нырнула в спальню и вышла через пару минут, счастливая и удовлетворенная.
На ее лице горели красные пятна.
Она мне кивнула: готово!
– Ну, пошли? – спросила она. – Больше нам здесь делать нечего!
Из прихожей Верка выкрикнула:
– До свидания! Зайдем как-нибудь в следующий раз!
Лилия показалась в дверном проеме. Усмехнулась недобро и вяло кивнула:
– Ну, что? Познакомились?
Мы с Веркой выкатились за дверь, выскочили из подъезда и почему-то побежали. Бежали мы долго, минут пятнадцать. Запыхавшись, остановились.
– Ну, что? – спросила я. – Удалось?
Верка кивнула:
– Рассыпала, да! Под кровать, под тумбочку и под ковер!
– Ну, и что будет? – я сомневалась в успехе.
– Надышится и окочурится! – уверенно ответила подруга.
– А отец? – спросила я.
Верка махнула рукой:
– Туда ему и дорога!
Мне стало страшно. По-моему, Верка храбрилась.
– Как он мог, – сказала я, – связаться с этой вульгарной Вороной! Она на ворону похожа – черная, толстая и блестящая! И это после твоей мамы! А, Вер?
Верка молчала. А потом ответила:
– А я его поняла! Мама такая безмолвная, такая… бесплотная. Тщедушная, слабая. Бесцветная. А эта… эта огонь! Гром среди ясного неба. Видела, как сверкает глазами? И сиськи какие!
Честно признаться, я не поняла ничего. Тогда не поняла. Поняла только потом, довольно много лет спустя. Когда уже вовсю звучали слова «секс» и «сексуальность». Ворона действительно была притягательна! При всей ее грубости и вульгарности жизнь в ней била ключом. От нее словно шел жар, как от ее чайника.
Конечно, ничего не случилось, и никого мы, слава богу, не отравили!
Чуть позже Верка узнала, что отца и Ворону пробрал сильный понос.
А тетя Таня лежала… Тогда отчаявшаяся Верка позвонила отцу.
Он, надо сказать, тут же примчался. Поохал, поахал и вызвал врача. Врач посмотрел на тетю Таню и быстро забрал ее в неврологическую клинику.
Веркин папаша навещал ее почти ежедневно. Все-таки Верка оказалась права: совесть до конца он не «проблудил».
Но после больницы он все равно торопился к Вороне.
Думаю, ее это особо не радовало. Блудный отец появлялся каждый раз грустный, потерянный и очень расстроенный.
Верка с садистским удовольствием разглядывала отца.
Через недели две Веркиной маме стало получше. Она начала понемногу есть, попросила вишневого сока и лимонных вафель.
Мы стали рыскать по магазинам. Вафли нашли, а вот вишневого сока не было!
Принесли сливовый. Тетя Таня нам ничего не сказала. Может быть, не заметила подмены?
А Веркин папаша притащил банку черной икры. Тетя Таня отдала ее Верке.
И мы поняли, что все будет нормально. Она снова стала заботиться о дочери.
После больницы Веркин отец продолжал навещать бывшую жену.
А она, надо сказать, реагировала на него совершенно спокойно! Вернуться и одуматься не просила, встречала его равнодушно и облегченно вздыхала, когда он уходил.
Может быть, пережив его уход из семьи так тяжело, она свое уже отстрадала?
Бывший муж приходил, но снова уходил к Вороне. Наверное, его к ней сильно тянуло.
В мае Веркина мама уехала в санаторий – на реабилитацию.
Санаторий находился не близко, и мы довольно долго ехали на электричке.
Вернулись поздно вечером, и я осталась на ночь у Верки.
– Мне кажется, – зашептала она, – что он… вернется! А тебе?
– Мне тоже, – ответила я.
Ответ мой был не совсем искренним, но я этого очень хотела.
А потом случилось чудо из чудес! Нет, правда! Абсолютное чудо! Веркина мать тетя Таня встретила в санатории человека.
Мужчину этого тоже оставила ветреная жена, и они, два одиночества, отлично понимающие друг друга, жалеющие и сочувствующие, к окончанию отдыха … в общем, сошлись!
И тетя Таня с новым мужем отбыли по новому адресу. Жил он где-то в средней полосе, по-моему, в Воронеже – точно не помню.
Конечно, они звали Верку! Верка поехала в гости и вернулась в Москву.
Нет, там было все хорошо! И дядька оказался отличный, и квартира хорошая. И мама счастливая!
Вот только… Верка не захотела уезжать из Москвы. Да и к тому же школа, поступление в институт. «И еще ты!» – сказала она.
Мне, конечно, было приятно. Но… почему-то после этой истории с отравлением мы стали с Веркой друг друга избегать…
Общая тайна нас не сплотила – она нас разъединила. Мы старались не встречаться взглядами, перестали друг другу звонить.
Мне было неловко: все-таки жила моя Верка одна. Но на контакт идти она не хотела – я это чувствовала и почти понимала.
Веркин отец начал здорово поддавать. Пару раз я его встречала на улице. Он был еще в порядке, нормально одет и пострижен, но шел он шаткой походкой и смотрел сквозь людей.
Он просил у Верки адрес матери, бывшей жены, но адреса она ему не дала…
Откуда я узнала про это? Да все просто: на улице он схватил за руку и стал умолять помочь. Объяснил, что Верка ни за что не дает адрес.
А я адрес не знала. Может быть, и хорошо?
В девятом классе Верка похвасталась народившимся братом.
Лиля-Ворона выгнала новоявленного мужа где-то через год с небольшим.
А зачем ей нюня и пьяница, тоскующий по бывшей жене? Такая, как Лиля-Ворона, найдет себе еще сто.
И Веркин папаша явился домой…
Теперь он выпивал с местными пьяницами – Колянчиком и Сергеичем. Когда дочери не было, таскал их в квартиру.
Верка эту лавочку прикрывала, ей было стыдно перед соседями, и в десятом классе она поменяла квартиру.
Нового адреса она не оставила.
Ходили слухи, что у Верки все хорошо: поступила в университет, на юридический. Она всегда мечтала стать адвокатом.
Ну а больше о ней я не знала.
Встретились мы совершенно случайно спустя, кажется, лет сто или двести. Точнее, спустя лет двадцать пять.
Она окликнула меня при входе в метро:
– Ты? Неужели?
Я обернулась. Верку я не узнала – дамой она стала роскошной! Высокая, стройная, с шикарной прической, прекрасно и дорого одетая, она стояла напротив меня, и мы разглядывали друг друга.
– Вот, – смущенно сказала она, – вчера сдала в сервис машину! И в первый раз лет за десять – в метро! Ты свободна? Может, пойдем поболтаем?
Я была не очень свободна, но, конечно, пошла.
Мы сели в уютном кафе и заказали по кофе.
И потек разговор. Верка стала адвокатом, успешным и дорогим.
– Недешевым, – засмеялась она, – не всем по карману.
Выходила дважды замуж, но семейная жизнь не сложилась. Первый муж оказался «врун, болтун и хохотун», как сказала она. С ним было весело, но ненадежно.
– Ну, а второй… – Верка грустно вздохнула, – пьяница. А мне хватит на мою жизнь одного!
Я кивнула, но спросить не решилась.
– Мама в порядке, – докладывала Верка. – Живет там же, с мужем все хорошо. Сын у них получился прекрасный! Я, разумеется, наезжаю – не часто, но раз месяца в три.
И Верка почему-то вздохнула.
– Папаша мой жив, – она отвела глаза, – совсем, правда, спился… Я столько билась… Ты даже представить не можешь! Лечила, пугала, из дома выгоняла. Все бесполезно.
– А где он? – осторожно спросила я.
– У меня, – вздохнула Верка. – А где же еще? Так и живем. А куда я его дену? – вдруг удивилась она. – Ну не на помойку же, правда? Жизнь он мне портит, конечно… но не о том разговор! Есть у меня человек, но! К себе привести я его не могу. Противно и стыдно. А что у тебя? – оживилась она.
