Спешить им было некуда, скорее наоборот, наверное, даже лучше было дождаться темноты, потому что скрываться в темноте сподручнее.
– Во, – изумился Прохоров, когда они проезжали мимо Синодальной типографии, – первоопечатник Иван Федоров… А я и забыл, что он раньше здесь располагался…
– А где теперь, то есть в ваше время, – поправилась Надежда, – стоит? И почему он первоопечатник?
– В наше время – у Третьяковского проезда, с той стороны… – объяснил Прохоров. – А первоопечатник, потому что первопечатник. Раз первый печатал, то и опечатки у него не могли не быть…
– Вы над всем смеетесь…
– Да нет, только над тем, что нравится…
Он хотел добавить «Над вами, например…», но не решился…
– А у нас, – задумчиво сказала она, – мужики считают, что раз стоит памятник – значит, здесь кто-то похоронен, ну тот, кто изображен в скульптуре… Пушкин на Страстной площади, получается, лежит, Гоголь на Никитском бульваре, Минин и Пожарский на Красной площади…
– А здесь тогда кто? – удивился Слава.
Они как раз проезжали памятник героям Плевны.
– Так это же часовня…
– Ну да, другое дело… – согласился Прохоров.
– Можно, я отдам вам вот это?
Она протянула руку, что-то вложила ему в ладонь.
Слава почувствовал в своей руке маленький и холодный предмет, разжал пальцы – фаберовская бабочка лежала на его ладони.
Он изумленно и почти обиженно поднял брови.
– Просто, – ничуть не смутившись, ответила Надежда, – если я незаметная, то я и должна такой оставаться. Когда-нибудь, уверена, нам это пригодится… А это, – она кивнула на брошку, – очень запоминающаяся примета, я ее еще в магазине сняла, когда мы чай пили…
Прохоров ругнул себя за невнимательность, Варваре такого случая – как это он что-то не заметил в ее наряде – хватило бы на пару недель беспрерывного пиления.
Однако бабочку брать не стал:
– Тогда почему вы мне ее отдаете, а не положите в сумочку?
– Боюсь сломать…
Он полез в карман достал коробочку, протянул ей:
– Так точно не сломаете…
«Итальянец» тоже нанял извозчика, они это видели, и теперь следовал за ними на расстоянии примерно пятидесяти метров.
– А почему мы на бульвары едем? – поинтересовалась Надежда. – Вам там хочется что-то увидеть?
– Нет… – отозвался Слава, – есть у меня некая идея… И для нее как раз бульвар нужен…
Они проехали еще метров триста-четыреста, когда наш герой, наконец, увидел то, что хотел.
Он остановил извозчика, расплатился и парочка вышла на бульвар. Три свертка с покупками страшно мешали идти, не говоря о том, что оттягивали руки, еще и все время били по ногам, но Слава решил, что бросит их только в самый тяжелый момент, когда выбора никакого не будет.
И всю дорогу решал, в каком порядке выбрасывать?
Сначала книги, потом Фабера или наоборот?
Но так ни на что и не мог решиться…
Они шли по бульвару, Надежда с интересом глядела по сторонам, пытаясь понять, чем лучше именно это место для реализации Славиной идеи…
– Сворачиваем… – скомандовал он.
Они перешли на другую сторону бульвара, где стоял одинокий скучающий извозчик.
– Садимся…
И они тронулись в обратную сторону.
Надежда, наконец, поняла, в чем был план Прохорова. Итальянцу, чтобы преследовать их, когда они спешились, нужно было отпустить своего извозчика. А сейчас, когда они взяли другую коляску, ему, наоборот, необходимо было срочно изыскать вторую, чтобы не потерять их.
Она радостно посмотрела на Славу:
– Какой вы молодец…
Но когда они сворачивали на Покровку, она увидела сзади все ту же карету. Ей даже показалось, что итальянец с иронической улыбкой поклонился им.
Прохоров тоже увидел филера и даже крякнул с досады.
Не знаю, надо ли в подробностях рассказывать читателям все перипетии этого вечера. Наши герои, уже даже не скрываясь, что спасаются от преследователя, меняли пролетки и лошадей, проходили через Пассаж, пробегали через проходные подъезды и дворы.
Прохоров уже давно сменил свое мнение, что у них на хвосте – какой-то раззява: «мафиози», казалось, заранее просчитывал их ходы и всегда, когда им казалось, что они оторвались, появлялся чуть сзади или в стороне.
Почему он не свистел и не звал подмогу – понять было нельзя, Слава относил это к спортивному интересу шпика: казалось, ему было азартно отловить их самому, не обращаясь к чьей-то помощи.
Слава уже выбивался из сил, спутница его смотрела все тревожней, чем все это кончится – понять уже было нельзя.
Стемнело, но и это не работало на руку нашим героям – проклятый «итальянец» все время возникал, как черт из табакерки. Всегда рядом, всегда недалеко и, казалось, даже подмигивал своим жертвам.
Поэтому, когда они выскочили (слово это надо здесь принимать условно, уставший Прохоров еле волочил ноги) из очередного проходного подъезда и увидели «мафиози» прямо перед собой, Слава вдруг размахнулся и тем пакетом, что оказался в правой руке, изо всех сил засветил тому по кумполу.
Что-то хрустнуло, филер упал, а наши герои устремились на освещенную улицу в надежде найти там извозчика и вернуться, наконец, домой.
Почти весь день, проведенный с Надеждой, Прохоров ждал вечера, когда они вернутся домой.
И гадал, что произойдет?
После того, как она приняла бабочку и даже приколола ее себе на грудь – он уже почти не сомневался…
Все будет…
И как прыщавый гимназист (автор просит прощения за сравнение, да, анахронизм, но когда пишешь о двух разных эпохах, очень трудно балансировать в разной лексике и не впадать в этот самый анахронизм) все время думал и предвкушал, рисовал в воображении всякие картинки…
Однако, как легко догадаться, все сложилось по-другому, прекрасные картинки выглядели наяву совсем не так, как в мечтах и грезах….
Найти извозчика ночью в Москве, а пока наши герои бегали от «итальянца», наступил вечер и совсем стемнело, оказалось непростой задачей. А от Таганки, где они в момент своего освобождения оказались, до Пречистенки чапать пехом было немало, а уж с тремя тяжелыми свертками – и подавно невозможно.
Они потолкались на площади и не нашли ни одного извозчика.
Трамвай недалеко здесь ходил, но, по словам Надежды, был он для них страшно неудобен, потому что увозил еще дальше от дома. Там через несколько остановок можно было пересесть на другой маршрут, который вполне довез бы их до Пречистенки, но на пересадку они уже не успевали.
Тогда наш герой предложил все-таки пешком двинуться по Садовому в сторону Серпуховской заставы…
Или еще вариант – спуститься на набережную и идти вдоль Москвы-реки, так точно было бы короче…
И голосовать по дороге…
Да, сил не было уже совсем, но не стоять же на месте, двигаться к цели нужно всегда, даже если падаешь – падать головой вперед и только в том направлении, куда идешь…
После того, как он объяснил ей, что значит «голосовать», Надежда в ужасе посмотрела на него:
– Мы не доберемся… – испуганно сказала она. – Или убьют на Серпуховской, там же цветник…
– А что цветы всегда у вас нападают на людей? – попробовал пошутить наш герой. – Или только по средам?
– Там сделали цветник, – терпеливо начала Надежда, даже не пытаясь подхватывать его тон, – думали, будет гулять почтенная публика, а собирается всякая босота и хулиганит…
– Понял, простите… А на набережных что случится?
– Там ограбят, потому что темно… – объяснила она. – Надо ждать здесь, вдруг кто-то приедет покутить в ресторан, тут-то мы извозчика и перехватим… Вон там, судя по огням, – подходящее заведение…
– Да все равно: автобусы не ходют, – печально процитировал классика Прохоров, – метро закрыто, в такси не содют…
– А что такое метро?
Он принялся объяснять, а сам в это время думал, что такая жесткая позиция Надежды принесла ему облегчение – не пустила идти пешком – и ладно, и слава Богу, потому как никуда двигаться он был не готов.
Сидел-то с трудом, только усилием воли заставляя себя именно сидеть, а не прилечь тут же.
Извозчик нашелся примерно через полчаса, его отловила и подогнала Надежда, которая, видя состояние своего спутника, взяла все на себя. Прохоров сам встал и бодро поднялся на ступеньку пролетки…
А вот в квартиру…
Вышли они у Храма Христа Спасителя, чтобы сбить со следа полицию, если там начнут допрашивать всех извозчиков – не возили ли те странную парочку. А так, даже ночью, почему нельзя приехать в Храм – помолиться?
Однако оттуда идти до дома было хоть и недалеко, но все-таки не тридцать метров…
Так что наш герой в квартиру вошел уже практически на четвереньках, но имея все же в руках (все время хотелось закинуть его на спину) кирпич, как самое тяжелое из покупок.
Книги безропотно несла Надежда…
Прохоров положил, почти уронил, Фабера на пол, дотащился до кровати и рухнул на нее не раздеваясь.