Несколько минут мы сидели молча. Я не могла посмотреть в лицо Джеку, поэтому смотрела в окно. Звезд на небе не было, или, может, их закрывали облака.
— Это какая-то метафора? Ты издеваешься надо мной?
— Нет.
— Покажи мне, — сказал Джек.
Я резко обернулась и посмотрела на него.
— Что показать?
— Поцелуй меня.
— Нет. — Я и не заметила, что перестала дышать, пока не выдохнула. — Я не могу.
— Ты должна.
— Почему?
Он пожал плечами.
— Я не знаю. Может быть, это поможет мне понять. Если бы я этого не почувствовал, я не поверил бы ни единому твоему слову. Сделай это снова, чтобы я поверил, что это не был просто нелепый сон.
Я покачала головой, но почувствовала, что сдаюсь. Я хотела сдаться.
— Я не буду целовать тебя.
— Но…
Я подняла руку.
— Я могу показать тебе и без этого. Я думаю.
По-видимому, его это удовлетворило.
— Ладно.
Я подумала о том, как давно я вернулась. Как успела наполниться моя душа. Она, конечно, не была полна, но все же наполнилась достаточно, чтобы, отбирая энергию Джека, я не потеряла контроль над собой. Джек придвинулся ближе ко мне.
— Не надо, — сказала я. Он замер. — Оставайся там.
— Что тебя так беспокоит, Бекс?
— То, что мы должны суметь остановиться. Тебе будет хорошо. Ты почувствуешь, будто все твои тревоги вдруг исчезли.
— А что ты почувствуешь?
«Я почувствую себя, как голодающий на праздничном ужине». Но я не сказала ему этого.
— Закрой глаза и не двигайся.
— Ладно.
Я подошла к нему и наклонилась, двигаясь как можно медленнее. Когда мои губы были в нескольких сантиметрах от его губ, я сделала вдох. И забрала ту энергию, которую чувствовала перед собой. Будто теплый насыщенный воздух наполнил мне горло, заняв место холодной пустоты внутри меня.
Глаза его открылись. Мы смотрели друг на друга несколько долгих секунд, пока я продолжала впитывать его эмоции. В основном остаточную боль. Душевную боль. Это было на поверхности. Отрицательные эмоции всегда на поверхности. Вот почему Потерянные приходят снова и снова. Вначале это кажется облегчением.
В сухой колодец внутри меня упали первые капли чужой влаги. Джек наклонился ближе, а я отпрянула, снова оказавшись у противоположной стены.
— Ты это почувствовал? — спросила я.
Джек кивнул, сжав губы.
— Прости, — сказала я. — Я знаю, что тебе это все, наверное, непонятно.
Он смотрел в пол.
— Кто ты теперь, Никки?
Никки? Он давным-давно не называл меня так.
— Я не знаю.
Я вздрогнула. Сказав Джеку правду, я ничего не добилась. Я чувствовала это в воздухе между нами. Я теряла его.
Все еще не поднимая глаз, он сказал:
— Я думаю, тебе лучше уйти.
Джек боится меня.
Я подошла к окну и вылезла на улицу.
Сейчас
Дома. Осталось два месяца и одна неделя.
Оказавшись в своей постели, я увидела сон, будто стою между рядами полок в супермаркете и мои ноги начинают проваливаться. Я пытаюсь выбраться, но пол затягивает меня, словно зыбучий песок. Я хватаюсь за полку с шоколадными пончиками, но она падает на меня, еще дальше загоняя меня в землю. А когда я пытаюсь открыть рот, чтобы закричать, из-под пола высовываются несколько рук, закрывают мне рот и тянут меня вниз.
Способность видеть сны сильно переоценивают.
Казалось, прошло лишь несколько секунд, как меня разбудил громкий стук в дверь.
— Никки?
Это был голос Томми.
— Никки? Ты не спишь?
Томми просунул в дверь голову, взлохмаченную со сна.
— Ты в газете.
— Что? — Я села на кровати.
— Папа говорит, что ты в газете. Он очень злится.
Я отбросила одеяло и, схватив на ходу халат, вышла из комнаты. Каким образом я могла оказаться в газете?
Папа сидел за кухонным столом и ел свой завтрак. Он даже не взглянул на меня.
— Папа? Что происходит?
Он бросил газету на пустой стул напротив. Я села и просмотрела заголовки. Внизу первой страницы я нашла то, что искала. «Дочь мэра в центре скандала на Рождественском балу». Под заголовком виднелась моя размытая фотография в тот момент, когда нас с Джеком толкнули и мы падали. Похоже было, что снимали на телефон, и выглядело это в десять раз хуже, чем было на самом деле.
Я отбросила газету, не читая.
— Я тут ни при чем, папа.
Он сделал большой глоток из кружки с кофе, все еще глядя на газетную страницу.
— Это не важно, Никки. Важно то, как это выглядит.
— Но это неправда.
— Ты так ничему и не научилась? Правда не имеет значения. Важно то, как люди это воспримут. Какая разница, где ты была эти шесть месяцев, если каждый тут может думать, что хочет? Когда никто не знает правды, можно лишь предполагать. — Он отбросил газету, и я поняла, что речь не только о фотографии. — Я не могу ничего с этим поделать. Тут написано, что у меня нет комментариев, потому что единственное, что мне остается, — это надеяться, что все пройдет. А перед выборами это не пройдет просто так.
— Но какое значение имеет то, что делаю я? — пробормотала я.
— Ты сама знаешь. В завтрашних газетных заголовках будет что-нибудь вроде «Как может мэр управлять городом, если он не может разобраться с собственной семьей?» Что мне с тобой делать? Нанять няньку для своей семнадцатилетней дочери? Сидеть дома и не ездить на работу? Отправить тебя в частную школу? Скажи мне.
— Нет, папа. Это больше не повторится, — я встала, чтобы уйти. — Но я не виновата.
— Может, и так. Но фотография, — он поднял газету, — перекрывает все остальное. Мои отрицания будут как… шепот на рок-концерте. Никто их не услышит.
— Так, значит, ты злишься не из-за того, что на самом деле произошло. — Я хлопнула рукой по газете. — Ты злишься из-за фотографии.
Он молча взглянул на меня и шумно вздохнул.
— Ты, вероятно, стоила мне выборов. — Он отрезал большой кусок ветчины и сунул в рот. — Наверное, мне следовало отправить тебя пожить к тете Грейс. Или даже в школу-интернат.
Я отвела взгляд.
— Миссис Эллингтон идет.
— Хорошо.
Пора писать в баночку. По крайней мере тут я ничего не испорчу.
Следующая неделя пролетела, будто птица. Джек избегал меня, я все еще не видела Мэри, и я сорвала своему отцу попытку переизбрания. Одно к одному. Не такого я ожидала от своего возвращения.
Возможность уладить проблему с отцом появилась в последнюю неделю рождественских каникул, когда прибыла новая партия листовок. Я обещала ему, что помогу их распространить. Волонтеры должны были встретиться в главном офисе на Эппл-Блоссом-роуд.
В этот день в городе свежевыпавший снег сверкал на солнце, и казалось, что на улице теплее, чем на самом деле. Когда я пришла в офис, папа сидел за столом и разговаривал с высоким человеком с густыми темными волосами. Он сделал мне знак войти.
Я подошла к ним и встала рядом в ожидании, когда папа закончит беседу. Человек говорил о профсоюзных организациях. Говорил с акцентом. Я надеялась, что папа не привлечет меня к беседе, потому что он имел обыкновение делать для меня перевод с английского на английский. Как будто я была слишком мала, чтобы понимать человека с акцентом. В таких случаях я всегда испытывала неловкость.
Однако прежде чем папа успел заговорить со мной, дверь распахнулась, и вошли Джек и Юлес. Джек засунул руки глубоко в карманы куртки, как будто чтобы согреться. Он не поднимал глаз. Дыхание замерло у меня в груди. Мы с ним не говорили с той самой ночи у него в комнате.
Кто ты, Никки?
Я покачала головой, пытаясь отогнать воспоминания. Юлес увидела меня и помахала рукой.
Я подошла к ним, но тут Перси Джонс, глава избирательной кампании отца, позвал всех собраться у главного входа, чтобы организовать распространение листовок и карт.
Джек взял стопку листовок, а Юлес — карту маршрута, и они подошли ко мне.
— Привет, — сказала Юлес.
Джек смотрел на стену с плакатами и не поднял глаза, когда я сказала:
— Привет.
— Мне позвонил Перси, — сказала Юлес. — Кажется, когда-то я записалась добровольцем… давно.
— А. Очень мило с твоей стороны.
Мы постояли молча, потом Юлес развернула карту, которую получила от Перси.
— У нас квартал к северу от Мейплхерст. Он большой. Хочешь пойти с нами?
Я взглянула на отца, который продолжал беседовать с тем человеком. Он поймал мой взгляд и махнул мне, разрешая уйти.
— Конечно, — сказала я, снова поворачиваясь к ним.
Юлес кивнула головой в сторону выхода.
— Отлично. Пошли. Джек, поделись с нами листовками.
Джек разделил стопку. Когда он передавал мне листовки, его пальцы коснулись моих, затем он отдал часть листовок Юлес и снова сунул руки в карманы.
