— Тебе не нравится фильм?
Потом мы оба поняли, в чем дело, и рассмеялись — сначала я, а потом и он.
— Ему давным-давно следовало ее бросить, — сказала я, когда мы шли домой по улицам Саванны. Под деревьями горели цветные фонарики, по аллеям гуляли люди. На углу стояла компания моряков. Они уставились на меня, и я поняла, что нравлюсь им. Впервые за очень долгое время я чувствовала себя свободно и непринужденно.
— Кому — ему?
— Этому ее мужу, Баттлеру. И как это могло быть, что эта девушка — Мелани — всегда была так добра к Скарлетт, когда та только и делала, что гонялась за ее мужем.
— Есть такие женщины.
— А ведь он даже не был красивым.
— Тебе понравился фильм, Селия?
— Да. Но если бы я была на ее месте, я бы не позволила ему уйти просто так.
И так всю дорогу до самого дома.
Когда мы оказались возле задней двери, я быстро повернулась и вошла внутрь.
— Спокойной ночи, — пожелала я Вильяму уже через стекло.
— Бог даст, увидимся в понедельник, — ответил Вильям.
Я прошла через кухню, на ходу одну за другой выключая лампочки и спиной чувствуя взгляд Вильяма. Доктор Эммануэль Родригес ждал меня у себя в кабинете; он хотел знать, как прошло свидание.
С тех пор мы с Вильямом раз в две недели стали ходить в кино. Среди фильмов, которые мы видели, были: Касабланка, История Льютон, Поющие под дождем, Саут Пасифик, Бен Гур, Незнакомцы в поезде, Интимный разговор, Эта упоительная бальная ночь, Афера на Тринидаде. Это только те, что я помню. Мы всегда садились на балконе и оставались до тех пор, пока не проходили последние титры и не зажигался свет. Потом мы шли домой через Квинс-Парк, Марли-стрит и Маравал-Роад, потом заворачивали возле колледжа — и всю дорогу я, не закрывая рта, обсуждала фильм: почему он мне понравился или не понравился, кто из актеров играл хорошо и кто — плохо. Вильям не позволял себе ко мне прикасаться, кроме одного случая, когда внезапно пошел дождь. Мы побежали к зданию церкви, чтобы укрыться под козырьком, и он заботливо обнял меня за плечи. В тот же вечер, прощаясь, он наклонился ко мне, и я поняла, что сейчас он попытается меня поцеловать, и сказала:
— Вильям, давай не будем торопиться.
— Я понимаю, — пробормотал он и опустил глаза.
За неделю до этого посреди фильма вдруг сломался проектор, и мы пошли в бар «Крикет», где я заказала кока-колу, а он — пиво, предварительно спросив, не возражаю ли я, если он выпьет чего-нибудь алкогольного. Я сказала:
— Конечно, нет, если только ты не напьешься так, что мне придется вызывать полицию.
Он рассмеялся:
— Иногда мы приходим сюда с Соломоном и потом не всегда помним, как нам удалось добраться до дому.
Мы подолгу гуляли по городу, останавливаясь у витрин дорогих магазинов. Там всегда находилось что-то, что мне нравилось: платье, туфли, украшение, новый крем.
— Ах, Вильям, как бы мне хотелось иметь много денег. Тогда бы я могла все это купить.
— Не все можно купить за деньги. Посмотри на миссис Родригес: она не нуждается в деньгах и все равно несчастна.
— Ты так считаешь? Так ли уж она несчастна?
— Я слышу ее. Я работаю как раз под ее окном.
— Слышишь, как она плачет?
— Да, как малое дитя.
Я сказала:
— Может, она знает, что ты там, и делает это специально?
— Ну что ты, зачем бы она это делала?
Во всех фильмах, которые мы видели, женщины были так красивы! Мне хотелось выглядеть, как они: Рита Хэйуорт, Элизабет Тейлор, Одри Хепберн, Грета Гарбо… Они настолько совершенны, думала я, что будь я мужчиной, я бы хотела жениться только на такой женщине. Вильям же считал, что они хорошенькие, но не более того.
— Тринидадские девушки — самые красивые в мире, — сказал он. — Кто угодно тебе это подтвердит. — Потом он добавил: — А ты лучше всех.
Доктор Эммануэль Родригес был не такого высокого мнения о тринидадских девушках, как Вильям. Да, соглашался он, на Тринидаде рождаются красивые женщины, в основном благодаря смешению рас, но и на других карибских островах женщины не хуже. И разве он может говорить, что английские девушки некрасивые, когда он сам женился на одной из них.
— Трудно представить себе что-нибудь более английское, чем моя жена. Она была воплощением того, что называется «настоящая английская роза».
Мы лежали в моей постели, было уже довольно поздно.
— Она и сейчас английская роза?
Он не ответил. Вместо этого спросил:
— А как насчет тринидадских мужчин? Они тебе нравятся?
Я знала, что он имеет в виду Вильяма.
— Некоторые — да. Но далеко не все.
— Кто был твоим первым мужчиной, Селия?
Доктор Эммануэль Родригес, казалось, не имел ничего против того, чтобы мы с Вильямом встречались. Да и мог ли он возражать, если это была его собственная идея. Я ужаснулась, когда он впервые предложил, чтобы я время от времени ходила куда-нибудь с «садовником» (так он иногда называл Вильяма), потому что это положит конец всем подозрениям, которые может питать относительно нас его жена или кто-то еще.
— Как я могу встречаться с кем-то другим?
Он сказал:
— Дело совсем не в этом. Тебе вовсе не нужно хоть что-то ему позволять. Тебя это ни к чему не обязывает. Дело в том, чтобы положить конец разговорам. Пустить по ложному следу.
Очень скоро я убедилась, что он был прав.
На следующее утро после нашего первого свидания Элен Родригес, даже не умывшись, прибежала на кухню в халате и тапочках.
— Как все прошло, Селия? — приглушенным голосом спросила она. — Ты довольна?
Я продолжала протирать полки шкафчика.
— Да, миссис Родригес, спасибо, я очень хорошо провела время.
— Прекрасно! — сказала она, явно сгорая от желания узнать подробности. — Приятно слышать. Вы ходили в кино?
Не оборачиваясь, я ответила:
— Да, мадам. Мы смотрели «Унесенные ветром».
— Как романтично! — Из узла у нее на голове выскочила прядь, она подняла ее наверх и заколола. — Как ты думаешь, вы еще пойдете куда-нибудь вместе?
Это прозвучало, как будто мы были подругами и привыкли обмениваться секретами.
Я прополоскала тряпку в тазике и тщательно выжала. Потом я стала протирать большие керамические горшки, старательно счищая грязь с ручек и крышек. Их уже давно не чистили.
— Посмотрим, — сказала я. — Я не хочу торопить события.
— Конечно! Но теперь, когда он у тебя на крючке, нельзя позволить ему ускользнуть. Вильям — очень хорошая партия.
Она широко улыбалась.
— Нет, мадам, — сказала я, вытирая руки о фартук и глядя ей прямо в глаза. — Не беспокойтесь, уж теперь я его не упущу.
С тех пор так и пошло: «А не сказал ли он чего-нибудь особенного? Проявляет ли он к тебе внимание? Заходили ли вы куда-нибудь после кино?»
Я никогда не вдавалась в подробности. Обычно я просто улыбалась и кивала, предоставляя ей домысливать все, что вздумается. Моя сдержанность ее не останавливала, а, наоборот, только раззадоривала. Если рядом оказывалась Марва, Элен Родригес многозначительно кивала и подмигивала. Марва обычно отвечала:
— Эта девчонка не любит раскрывать свои карты. — Или: — Да из нее никогда слова не вытянешь.
Мне хотелось спросить, с чего вдруг Марва так заинтересовалась моей личной жизнью.
— Дело в том, — сказала я однажды, когда они вдвоем начали уж очень досаждать мне расспросами, — что нельзя много рассказывать — можно сглазить.
— Да это все предрассудки, Селия! Если Богу угодно, чтобы вы с Вильямом были вместе, то ничто не в силах этому помешать.
Элен Родригес начала дарить мне одежду. Она так сильно похудела, говорила она, что уже никогда не сможет надеть эти платья и юбки; не выбрасывать же их на улицу.
— Пожалуйста, возьми это себе, — говорила она, раскладывая вещи на своем швейном столике. — Так важно чувствовать себя хорошо одетой, когда встречаешься с молодым человеком.
Вначале мне было неловко. Но потом я подумала: почему бы и нет, сама я ведь никогда не смогу купить себе такие вещи. В те дни, когда Вильям должен был за мной зайти, Элен Родригес часто спускалась вниз посмотреть, что я надела. Она могла поправить воротничок или лямку, одернуть подол. Если при этом присутствовал доктор Эммануэль Родригес, он обычно просил ее не суетиться.
— Оставь ее в покое, Элен. Она сама знает, что ей надеть.
Марва говорила, что я, наверно, родилась под счастливой звездой:
— Я никогда не видела, чтобы она о ком-нибудь так заботилась. Посмотри, сколько одежды она тебе отдала. Она обращается с тобой почти как с дочерью.
Возвращаясь домой, я часто замечала свет в окне спальни Элен Родригес или слышала ее шаги наверху и понимала, что она дожидалась моего возвращения. Это очень раздражало доктора Эммануэля Родригеса, который предпочитал наведываться в мою комнату, убедившись, что его жена уже спит.
