- Да, - остановил его врач. - Тут вот сумочка. Сведения из студенческого билета мы выписали, пока хватит. Родителям, конечно, Вы сами сообщите?
- Сам, - сказал Петр.
- Вы не очень уж… - послал ему вслед Аид Александрович.
- Спасибо.
На улице Петр открыл сумочку. Вот он, студенческий билет: Эвридика Эристави… потрясающе! Записная книжка… на "Э" пусто. Конечно, кто ж записывает собственный телефон, надо просто позвонить по любому номеру: может быть, дадут адрес, если это вообще в Москве. В Москве, а не в Тбилиси, например! Так, буква "К"… Ну, вот хоть, скажем, Колобкова Света.
- Алло?
- Света, меня зовут Петр, здравствуйте. Простите, я поздно…
- Здравствуйте очень приятно а Вы кто?
- Я знакомый Эвридики. Мне в данный момент нужен ее адрес.
- Это очень странно что Вы знакомый Эвридики а адреса ее у Вас нет и как же Вы можете думать что я дам Вам ее адрес когда я не знаю в каких Вы отношениях с Эвридикой и уже ночь!
- Видите ли, тут случилось несчастье, ее машина сбила. Я с ней ни в каких отношениях.
- А откуда Вы знаете что ее машина сбила если Вы ни в каких отношениях простите конечно что я интересуюсь…
- Это долгая история, Света. Мне сейчас не до того, мне адрес нужен.
- Зачем?
- Странный вопрос. - Петр уже почти озверел. - Я должен сообщить ее родителям.
- А ее где машина сбила не около дома?
- Но Света… - взревел Петр. - Я же не знаю, где ее дом, как я могу сказать, около или не около!
- Все-то Вы наверное врете Вам просто адрес ее нужен вот Вы и… а мой телефон откуда у Вас да еще в такое время?
- Вы дура, Колобкова Света. - И Петр повесил трубку: в самом деле, невозможно больше!
Следующим был номер, состоящий почти из одних восьмерок.
- Да, - ответил низкий мужской голос, и тут только Петр заметил, что напротив номера нет ни фамилии, ни даже инициалов.
- Здравствуйте… С Вами говорит Петр… Петр Ставский. Простите, что беспокою Вас так поздно, но ситуация крайняя…
- Добрый вечер, - не представились в ответ.
- Дело в том, что… простите, я не знаю, с кем говорю, мне нужен адрес Эвридики Эристави. Или хотя бы телефон, но лучше адрес. Тут такая история… ее машина сбила на улице, мы имя узнали из студенческого билета, он в сумочке был, а адреса ее нет в записной книжке - и в университет поздно звонить: ночь уже… Ее не насмерть машина сбила, Эвридика жива. Надо как-то родителям сообщить.
- Молодой человек, а Вы были при катастрофе, позвольте спросить?
- Да, - не стал отрицать Петр, - мне едва удалось вытащить ее из-под колес.
- О, господи, - простонали в трубке, - как же Вы нерасторопны, как преступно Вы нерасторопны! Страшно, когда в такую минуту рядом оказывается увалень вроде Вас! Вот уж никому не пожелаешь!
- Я…я не понимаю… Я сделал все, что мог, - оправдывался Петр, смутно начиная чувствовать роковую какую-то свою вину.
- А… ладно, записывайте адрес, чего уж тут!.. Маму Эвридики зовут Нана Аполлоновна, а папу и бабушку… я пока не знаю или забыл. И впредь будьте внимательнее.
Трубку опустили. Петр не понял конца реплики, но вдумываться не стал, а поехал на станцию "Аэропорт": оказалось, что они с Эвридикой жили почти рядом.
Улица Черняховского, писательские дома. Пройти в арку, направо… Он остановился у подъезда: как это все сказать?.. Одно дело - по телефону неизвестно кому… Нана Аполлоновна, значит. Ох-ты-боже-мой.
Дверь в квартиру, конечно, не открыли: смотрели в глазок. Петр подождал, позвонил еще раз, хоть и ясно было, что за дверью кто-то стоит.
- Вам кого, молодой человек? - Женский голос, сильно испуганный.
- Вы Нана Аполлоновна, мама Эвридики?
- Да, но кто Вам сказал? - В голосе - ужас.
- Откройте, пожалуйста… Не могу же я объясняться через дверь!
- Я сейчас мужа позову… Сандрик!
Наконец дверь отворилась. На пороге стоял синий халат с кистями и неприветливым лицом.
- Здравствуйте, - сказал Петр. - Простите, что в такое время…
- Вас, может быть, с лестницы спустить?
Нет, это уже начинает огорчать…
- Не очень-то вы гостеприимны, - не выдержал Петр.
- Зато Вы очень развязны.
- Я? - Петр огорчился окончательно.
- Зачем Вы преследуете мою жену?
Москва - это все-таки город сумасшедших. Надо запомнить: "Москва - город сумасшедших", - и успокоиться раз и навсегда.
- Я никогда не видел Вашей жены, - смиренно отвечал Петр.
- Прекрасно видели! Вы на работе ее насмерть перепугали, теперь домой пришли? Да еще ночью!
Петр силился вспомнить, кого в своей жизни он насмерть перепугивал на работе, но вспомнить не смог.
- Простите, тут какое-то недоразумение. Вы меня с кем-нибудь путаете, но дело не в этом. Я по поводу Эвридики…
- Вы знакомы с Эвридикой?
- Да. То есть… нет. Ее пришлось отвезти в больницу.
- Что с ней? - Кисти закачались, заходили ходуном.
- Небольшая авария. Легкий шок, но никаких других последствий, Вы не волнуйтесь.
- Это Вы не волнуйтесь!.. Где она?
- В Склифософского, но не в травматологии… ее уже в отделение соматической психиатрии перевели. Вот сумочка ее… Врача зовут Аид Александрович. Совпадение такое… странное.
- Пожалуйста. - Халат отступил в темную прихожую, Петр вошел. - Наночка, выйди на минутку.
Вот и вышла Нана Аполлоновна.
Правда знакомое лицо… ах, ну да, сегодняшняя дама из библиотеки - чем он так сумел ее напугать?
- Наночка, у Эвридики шок. Надо ехать в больницу.
- Ой, - сказала Нана Аполлоновна и села. На маленький стульчик.
- Наночка, нужно сосредоточиться. - Отец Эвридики натягивал короткую куртку поверх халата.
- Что там случилось? - крикнул издалека старенький голос.
- Все в порядке, мама. Закрой за нами, мы отъедем на некоторое время. - Он снял куртку. - Вас как зовут?
Петр не успел ответить: слишком стремительно начали вдруг развиваться события. "Петер-р-р!" - захрипел кто-то странным голосом… что-то свалилось на голову и задержалось на ней, прозвучала непонятная фраза "Sunt pueri pueri, pueri pueril tractant", последовали маловразумительные объяснения как из-под земли выросшей старушки: "Я его все-таки вымыла, он сделался совсем голубой… а колечко, по-моему золотое, с монограммой, не поняла какой…"
- У Вас ворон на голове, не пугайтесь… он домашний, ручной, говорящий… Поехали, - устало сказал Эвридикин папа.
Нана Аполлоновна ушла переодеваться, папа наскоро объяснял почти упавшей на пол бабушке плохо понятую им ситуацию, голубой ворон переместился на плечо к Петру и тихо говорил ему что-то на ухо по-немецки… Бред, общий бред жизни! Папа начал раздеваться в присутствии Петра, бросил на бабушку халат, остался в одних трусах, подошел к Петру, снял с его плеча ворона, тот принялся вырываться и клевать папу Эвридики в тело.
- Не беспокойтесь, - сказал Петр, вешая халат на крючок, беря под руку бабушку, подставляя свободное плечо ворону и понимая, что отныне и навсегда он свой среди этих безумных, милых, плохо говорящих по-русски и по-немецки людей и птиц, за чью жизнь он теперь несет ответственность, что бы ни случилось впредь.
Выехали сейчас же - на стареньком семейном "Москвиче": люди и птицы. Нана Аполлоновна, Александр Тенгизович, Русудана Александровна, Марк Теренций Варрон и Петр. Петру недосуг было разбираться в этой ситуации с вороном, но тот говорил "Петеррр" и совсем не разделял общего уныния. Он-то знал, как все будет!
В больницу приехали к двум. Марка Теренция Варрона оставили в машине. Еле допросились вызвать Аида, но тот вышел сразу.
- На некоторое время проснулась. Заснула… или забылась опять. К ней никому нельзя. Советовал бы вам поехать домой. Тем более что жених уже был у нее.
- Жених? - Эристави растерялись. - А кто жених?
- Прошу прощения, - взглянул Аид Александрович на Петра.
- Я жених, - сказал Петр..
- Ах, ну да…- успокоились Эристави.
- Мне бы только посмотреть на нее, - не то попросила, не то отказалась Нана Аполлоновна.
- Идемте, - подставил ей руку Аид Александрович - непредсказуемый, как выяснялось, человек. - Только ни звука, прошу Вас.
Они скоро вернулись.
- Ну как?
- Дышит, - тонюсеньким голоском сказала Нана Аполлоновна и расплакалась. Не переставая плакать, подошла к Петру: - Простите меня, ради бога. Сегодня в библиотеке у Вас безумный такой взгляд был, я испугалась. - Она развела руками. - Я, выходит, не могу отличить нормального от ненормального.
- Это и вообще-то трудно, - заметил Аид Александрович. - Поезжайте теперь, поздно.
- Пустяки, - сказал Петр Нане Аполлоновне: он только что вспомнил сцену в библиотеке с подробностями. - Пустяки… Книжка просто была странная, вот я и… Пустяки.
Всю обратную дорогу Петр, на плече которого опять сидел Марк Теренций Варрон, теперь уже в деталях рассказывал, как это случилось. И выходило, что на переходе через улицу Герцена он оказался случайно. Как бы не так! Петр шел за Эвридикой от самого подземного перехода через улицу Горького - с того момента, когда, подняв глаза от подаренного ему значка, увидел ее - девушку-с-шалью-и-вороном-над-головой, ночное-видение-через-стекло-вагона-метро. И он умолял ее на всем пути, вплоть до злополучной улицы Герцена: обернись, обернись, обернись! Она обернулась поздно, ступив уже на мостовую, когда с проспекта Маркса сворачивал на Герцена красный автомобильчик…
