Я опасаюсь мапуче, помня о тех превратностях, которые нам пришлось пережить по их милости; я не могу смириться с тем, что они отвергли Слово Божие и яростно сопротивляются попыткам просвещать их; я никогда не прощу им ту жестокость, с которой они убили Педро де Вальдивию, хотя они лишь отплатили ему его же монетой, ведь он совершил множество жестокостей и зверств по отношению к ним. Поднявший меч от меча и погибнет, как говорят в Испании. Но не скрою: я уважаю мапуче и восхищаюсь ими. Испанцы и мапуче — враги, достойные друг друга: и те и другие храбры, жестоки и полны решимости жить в Чили. Мапуче появились здесь раньше нас, и это дает им большее право на эти земли. Изгнать нас отсюда они никогда не смогут, но и мирно сосуществовать у нас, видимо, никогда не получится.
Откуда мапуче появились здесь? Говорят, они похожи на некоторые народы Азии. Но если их корни там, я не понимаю, как им удалось переправиться через такие бурные океаны и преодолеть такие огромные расстояния по суше, чтобы попасть в эти края. Они дикари. Они не знают ни искусства, ни письменности; не строят ни городов, ни храмов; у них нет разделения на касты и классы, нет даже жрецов, а есть только временные военачальники — токи. Они переселяются из края в край, свободные и нагие, вместе со множеством жен и детей, которые сражаются бок о бок с мужьями и отцами. В отличие от других индейцев Америки, они не приносят человеческих жертв и не поклоняются идолам. Они верят в одного бога, но это не наш Бог, а другой — они называют его Нгенечен.
Пока мы стояли лагерем в Тарапака, где Педро де Вальдивия планировал подождать, пока не прибудет подкрепление, и отдохнуть от пережитых тягот, чилийские индейцы подготовили все возможное, чтобы сделать наш дальнейший переход как можно труднее. Они редко попадались нам на глаза, но постоянно грабили нас и нападали с тыла. Поэтому я все время занималась лечением раненых, в основном янакон — они ведь сражались без коней и доспехов. Их называли пушечным мясом. Летописцы обычно забывают упомянуть о них, но без этих молчаливых масс дружественных индейцев, которые сопровождали испанцев в рискованных путешествиях и войнах, завоевание Нового Света было бы невозможно.
По дороге из Куско в Тарапака к нам присоединилось двадцать с чем-то солдат-испанцев, и Педро был уверен, что, как только пройдет слух, что наша экспедиция уже началась, люди подтянутся еще. Но были у нас и потери: мы лишились пяти человек — очень существенное количество, если учесть, как мало нас было. Один солдат был тяжело ранен отравленной стрелой, и, так как я не могла его вылечить, Педро отправил его обратно в Куско в сопровождении его брата, еще двух солдат и нескольких янакон. Несколькими днями позже наш маэстре-де-кампо[16] проснулся в большой радости, потому что во сне ему явилась супруга, ждавшая его в Испании, и острая боль, которая пронзала ему грудь целую неделю, отступила. Я дала ему чашку поджаренной муки, разведенной водой и медом, и он съел это месиво с таким видом, будто я подала ему какое-то изысканное яство. «Донья Инес, сегодня вы красивы как никогда», — сказал он со своей обычной галантностью, но в тот же миг глаза у него остекленели, и он замертво повалился к моим ногам. Мы похоронили его по христианскому обычаю, и я посоветовала Педро, чтобы он на должность маэстре-де-кампо назначил дона Бенито, потому что старик знал дорогу, а сверх того, был опытен в разбиении лагерей и поддержании дисциплины.
Так у нас стало несколькими солдатами меньше, но понемногу к нам стали подтягиваться новые люди — тени в лохмотьях, неприкаянно бродившие по полям и горам, — бывшие альмагристы, потерпевшие поражение и не нашедшие друзей в империи Писарро. Они годами жили подаянием и, отправляясь в поход в Чили, ничем не рисковали.
В Тарапака мы стояли лагерем несколько недель, чтобы дать время индейцам и животным набрать вес перед переходом через пустыню. Этот переход, по словам дона Бенито, был самой тяжелой частью пути. Он рассказал, что в одной части пустыни всегда страшная жара, а в другой, которую называют Мертвой пустошью, — еще хуже.
Тем временем Педро де Вальдивия проделывал внушительные расстояния верхом, вглядываясь в горизонт в надежде отыскать новых добровольцев. К нам должен был присоединиться Санчо де ла Ос, шедший морским путем с обещанным подкреплением и снаряжением, но время шло, а от нашего доблестного компаньона не было ни слуху ни духу.
Пока я давала распоряжения ткать пледы и заготавливать вяленое мясо, зерно и другую непортящуюся провизию, дон Бенито заставлял негров от восхода до заката работать в кузнице, чтобы снабдить нас пулями, подковами и наконечниками для копий. Кроме того, он отправлял группы солдат на поиски припасов, которые индейцы, прежде чем покинуть свои деревни, закопали в землю.
Дон Бенито выбрал для лагеря самое удобное и защищенное место, где была тень, вода и холмы, на которых можно было ставить дозорных. Единственным приличным шатром в лагере был тот, что подарил мне Писарро. Шатер этот был из навощенной парусины, которая держалась на крепком деревянном каркасе, просторный, с двумя комнатами, и в нем было удобно, как в настоящем доме. Солдаты устраивались, как могли, в заплатанных палатках, которые едва защищали от капризов погоды. У некоторых и этого не было, и они спали прямо на земле рядом со своими лошадьми. Индейцы стояли отдельным лагерем, который охранялся день и ночь, чтобы не допустить побегов. По вечерам там мерцали сотни костерков, на которых янаконы готовили еду, и ветер доносил до нас заунывные звуки их флейт, нагонявшие тоску и на людей, и на животных.
Наш лагерь находился вблизи двух брошенных деревень, где, несмотря на тщательные поиски, ничего съестного мы не нашли. Зато там мы познакомились с индейским обычаем мирно жить в одном доме вместе со своими умершими предками: живые в одной части хижины, мертвые — в другой. В каждом жилище была комната с мумиями; все они были тщательно спеленатые, потемневшие и пахли мхом. Там были старики, женщины, дети, каждый с какими-нибудь личными вещами, но без украшений. В Перу, наоборот, находили могилы, полные драгоценностей, даже со статуэтками из чистого золота. «В Чили даже мертвецы нищие! Тут нет ни крупицы золота!» — ругались солдаты. В отместку за разочарование они связали мумии веревками и, прицепив их к лошадям, носились галопом, волоча мертвецов по земле, пока обвивавшая их ткань не размоталась и от них не осталась лишь россыпь костей.
Солдаты долго хохотали над своим веселым подвигом, а лагерь янакон замер от ужаса. После захода солнца среди них прошел слух, что оскверненные кости стали собираться обратно в скелеты и еще до рассвета на нас обрушится войско загробного мира. Эти россказни в ужасе подхватили негры, и в конце концов они дошли и до испанцев. Тогда эти непобедимые вандалы, которым даже слово «страх» неизвестно, захныкали, как грудные младенцы. К полуночи зубы у наших храбрых воинов стучали так громко, что Педро де Вальдивии пришлось обратиться к воякам с речью и напомнить им, что они солдаты Испании, самые выносливые и прекрасно обученные в мире, а не толпа невежественных прачек. Я несколько ночей не спала, неустанно молясь, потому что вокруг действительно бродили скелеты, и если кто будет говорить, что это неправда, так его там не было.
Солдаты были очень недовольны, потому что не понимали, какого черта мы неделями стоим в этом проклятом месте и почему, как было задумано, не продолжаем двигаться в направлении Чили или не вернемся в Куско, что было бы самым благоразумным. Когда Вальдивия уже почти потерял надежду на прибытие подкрепления, вдруг явился отряд в восемьдесят человек, среди которых было несколько прославленных капитанов. Я не была с ними лично знакома, но Педро рассказывал о них, потому что это были действительно знаменитые люди, такие как Франсиско де Вильягра и Алонсо де Монрой. Первый из них был светловолос, румян, крепко сложен, резок манерами и на его губах постоянно играла презрительная усмешка. Он всегда казался мне неприятным человеком, потому что очень плохо обращался с индейцами, был скуп и презирал бедных, но я научилась уважать его за храбрость и верность. Монрой, уроженец Саламанки, происходивший из знатной семьи, был полной противоположностью Вильягре: изящный, худощавый и щедрый. С ним мы сразу подружились. Вместе с ними приехал Херонимо де Альдерете, бывший товарищ по оружию Вальдивии, тот самый, который когда-то соблазнил Педро отправиться в Новый Свет. Присоединиться к Вальдивии уговорил их Вильягра. «Лучше служить его величеству, чем бесцельно скитаться по землям, где заправляет демон», — говорил он товарищам, имея в виду Писарро, которого презирал всей душой.
С ними приехал еще капеллан-андалусец, человек лет пятидесяти. Это был Гонсалес де Мармолехо, который позже стал моим наставником, — я уже о нем упоминала. Он всю свою долгую жизнь выказывал незлобивость души, но все же, я думаю, ему лучше было бы сделаться солдатом, а не монахом, потому что он слишком любил рискованные предприятия, богатство и женщин.
