На днях ко мне в офис пришел коротко стриженный, с военной выправкой и жестким взглядом профессионального убийцы молодой парень. Он передал мне запечатанный конверт и целлофановый пакет с двадцатью тысячами долларов, которые попросил пересчитать. Расписки не взял, сказав, что тот, кто передал, доверяет мне. Как я и предполагал, письмо и деньги были от Андрея.
«Генка! Поверишь, или нет, но я устал воевать. Когда десятый год на войне, где меняются только декорации и лица, иногда хочется простого человеческого счастья. Чтобы рядом смеялись дети. Чтобы рядом была любимая женщина, а не продажная девка, которую утром надо выгонять из дома. Возможно, я просто сломался. Но я сам чувствую, что я уже не тот Андрей, которым был раньше. К тебе должна приехать девушка, которая, возможно, носит моего ребенка. Помоги ей. Спаси и сохрани. А я вернусь. Не забывай про Игорька. Деньги не ворованные, это мои боевые за годы войны. Андрей».
Я выматерился. Деньги мне были не нужны, но я понимал, что помощь от меня он воспримет как подачку и оскорбится. Спорить с ним я не мог. Это был единственный человек, слабее меня физически, но давивший меня своей волей. Иногда я боялся его, и мне казалось, что для него нет ничего невозможного. Его могучий дух презирал все и вся, не жалея даже бренное тело, в котором жил.
Поэтому когда секретарь доложила, что ко мне девушка по личному вопросу, я не удивился. Мне было интересно, кто она – избранница Андрея?
Она не была красавицей, но в ней чувствовалась порода, изюминка, столь привлекающая мужчин, особая гордая стать, не позволяющая разговаривать с ней неуважительно. Она смотрела на меня спокойно, с чувством собственного достоинства.
– Я вас ждал, – начал я, так как она молчала, – присаживайтесь.
– Андрей сказал правду, что я могу рассчитывать на вас? – спросила она.
– Да, – кивнул я, – в полном объеме. У вас будет квартира, машина, если захотите, то и работа.
– Спасибо, мне нужна работа, я не хочу сидеть у вас на шее.
– Извините, можно спросить? – и когда она кивнула, продолжил, – Может, это и нескромный вопрос, но, вы ждете ребенка от Андрея?
Она внимательно посмотрела мне в глаза, словно оценивая, можно ли открыться, потом просто кивнула в знак согласия.
Я берег ее как зеницу ока. Работать поставил к себе в офис секретарем и не пожалел об этом. Она все схватывала на лету, и очень скоро я не понимал, как мог раньше обходиться без нее.
Август 1998 года. Чечня. Жуков Сергей.
В селе Ичкой наш отряд занимал полуразрушенное здание бывшей средней школы, подлатанное для более или менее сносного существования и оборудованное нами по всем правилам военной науки для ведения длительной обороны. Наступать было некуда и не на кого: местные жители считались высоким руководством мирными чеченцами, так как пообещали заезжему генералу содействие в борьбе с «бандитами», накормили его шашлыком, напоили и подарили кинжал, а все обстрелы наших позиций, заминированные дороги и боевые потери списывались на залетные бандформирования.
Когда моя группа собровцев попала в засаду возле соседнего селения, причем огонь по нам велся из этого долбанного «мирного» селения, зажав нас на склоне горы, где мы были как на ладони, нас спас только неглубокий арык, куда мы залегли по уши в грязи. На наш запрос по рации об оказании помощи начальник штаба федеральной группировки, к которой мы были прикреплены, лишь орал, что откуда там могут быть духи? Объяснять было некому и некогда. Выходили из-под огня по одному, дружно прикрывая друг друга во время перебежек. Черт его знает, как, но никого не зацепило…
Так мы и жили, днями прочесывая по наводке агентуры местной милиции подозрительные дома, осуществляя пропускной режим на дорогах и выполняя кучу других задач, при этом, имея одну – единственную цель – остаться в живых. По ночам заливали тоску по далекой мирной жизни водкой, пели песни и засыпали неспокойным чутким сном с мыслями о доме и родных.
Самое страшное было то, что мы не могли понять – кто мы здесь, в Чечне, и что мы тут делаем? Все напоминало какой-то смердящий бизнес, организованный высокопоставленными чиновниками на уровне правительства, и в котором участвовал сам президент. Какие деньги проходили через Чечню – одному богу известно. Но то, что они разворовывались до последней копейки – было ясно даже нашей розыскной собаке.
А что – это удобно – взорвали мост, выделили деньги на новый. Еще раз взорвали – опять выделили. И так до бесконечности. А сколько раз в действительности взорвали, и сколько потратили на восстановление, одному богу известно. Попробуй, уследи, когда таких мостов по Чечне – куча, а кроме мостов еще и вся инфраструктура – дома, учреждения, заводы, школы….
И делался этот бизнес – на крови людей в погонах. Мы отлично это осознавали, но ничего поделать не могли. Это зависело не от нас. И нам оставалось только напиваться и обмывать косточки верхушке страны.
Обычно после третьей стопки начинались рассуждения:
– Да когда же мы из этого дерьма выберемся, мужики?
– Да никогда…. У нас страна чудес, воров, подлецов и идиотов.
– А нас ты к какой категории причисляешь, – смеется кто-нибудь.
– К идиотам конечно, раз мы сами подлецов и воров во власть избираем.
– А чего же ты сам, раз такой умный, в президенты не выдвигаешься?
– Потому что у нас честному человеку невозможно даже зарегистрироваться в кандидаты. Сколько там денег надо внести, чтобы заявиться в кандидаты? А сколько подписей собрать? А среди тех, кто имеет деньги, чтобы оплатить предвыборную кампанию, ни одного порядочного человека нет. Вот и выбираем из кучи подлецов и воров, стараясь выбрать наименьшее зло.
– Прорвет же когда-нибудь этот гнойный чирей?…
– Сомневаюсь…. У нас дерьмо возведено в ранг закона. Даже термины соответствующие появились – президент и его «семья», мэр и его «семья», директор завода и его «семья». Тьфу ты. А этот мэр, с какой-нибудь фамилией типа Лужайкин, считает избравший его город своей лужайкой, на которой пасется он и все его многочисленное стадо. Ему даже воровать не надо. Махнул шашкой – и все финансовые потоки города пошли через банк, где в совете учредителей сидит мэрская жена.
– Какая-какая? Мерзкая?… – хохочут собры.
– Не мерзкая, а жена мэра, дурни! Махнул второй раз – и всеми поставками продуктов в муниципальные учреждения занимается фирма, где директором является племянник мера. Или, если вам нравится – мэрский племянник. И так до бесконечности, машет, машет шашкой…. Бедолага…. Правосудие – карманное. Какой-нибудь прокурор Гавнюков на побегушках. И такая система везде – от малюсенькой фирмочки до президента. Это вам не террористов в сортирах мочить….
Как-то в один из дождливых августовских вечеров, в которые на улице бродят чистые свиньи и куда-то спешат грязные люди, а сама погода наводит тоску и грусть, меня вызвал командир нашего сводного отряда. Когда я вошел и по военной привычке начал докладывать, он устало махнул рукой:
– Присаживайся…
Минуту помолчал, о чем-то задумавшись, потом безо всяких предисловий спросил:
– Про «Черных вдов» слышал?
Я насторожился:
– Да, ГРУ…
«Черные вдовы» представляли собой мобильные группы офицеров ГРУ, состоящие из трех человек и выполняющие самую черную работу в Чечне. Про них ходило немало легенд, к части из которых я относился скептически, а остальные принимал на веру, так как действовали они в основном в тылу противника, выполняя самые невероятные задания и расплачиваясь за это страшнейшими потерями. Говорили, что за год в «Черных вдовах» обновляется до 80% личного состава: кто погибает, кто пропадает без вести, а у кого и «крышу срывает»… Не знаю, кто придумал им такое название, но лучше действительно не придумать. Черная вдова – смерть, и все они были женаты на смерти, которая ходила рядом с ними рука об руку.
– Завтра в 20:00 встречаешься с командиром группы «Черная вдова». До особого распоряжения отвечаешь за организацию взаимодействия с ним, то есть поступаешь в его полное и безоговорочное подчинение. Какие задачи придется выполнять, не знаю, он сам их поставит завтра. Выбрал тебя, как наиболее опытного командира… Людей береги. Ох, и не нравится мне эта «черная вдова», с ней в такое дерьмо можно вляпаться. До завтрашнего вечера твоя группа освобождается от всего, готовьте оружие и снаряжение. О задаче никому ничего не говорить, – он взглянул на меня усталыми и красными от хронического недосыпания глазами, – иди.
Вышел я от командира отряда немного озадаченный и злой, не люблю работать на кого-то, когда тебя пытаются заставить сделать всю черновую работу, а заслуги потом приписать себе. В то же время по крови побежал адреналин и я чувствовал себя борзой, взявшей след матерого волка.
После службы в Афганистане не могу смотреть современные боевики про войну. Снимают их те, кто о войне имеет самое далекое и неверное представление. Причем на роль героев подбирают актеров, абсолютно не подходящих для этого. Сплошная фальшь в их движениях, поступках, интонациях произносимых фраз не вызывают ничего, кроме отвращения и неуважения. При первом же взгляде на Сергея Бодрова из «Брат-1,2» видно, что он не то что никогда не был в критической ситуации, а вряд ли когда-нибудь вообще напрягался по настоящему хотя бы в спортзале. Но для уровня умственного развития школьников и студентов фильмы прошли на «ура». Мы же, профессионалы, смотрим их как херовенькую сказочку.
