— Здравствуй, сын! — строго выговорила Альбина Фёдоровна. — Что хоть тут у вас было?
— У нас?
— У вас! У вас!
— У нас был видео-сеанс! — отмахнулся Васятка и добавил: — Инте-реесс-ный!
— Кто тут у тебя был?
— Все были…
— Кто все?
— Много всех. Девчонки… парни… Игорь был, Шалый, ещё… Я всех не знаю… Или не помню… Из нашего класса были…
— И что вы тут делали?
— А всё! Смотрели!.. Пили… Ели… И это… В папок-мамок…
— И ты… в папок-мамок? — ужаснулась она.
— Ага!.. Мне понрааавилось!
— Ужас! Встань сейчас же! Умойся, переоденься и марш в школу!
— А сколько времени? — начал он подниматься, держась рукой за стену.
— Одиннадцать скоро.
— Эх, ай-яй! — мотнул тяжёлой головой Васятка. — Уже не пустят… И башка болит!.. Дай чего-нибудь… Таблетку, может…
— Не стыдно!? Таблетку ему… Игорь где?
— Не знаю…
Поняв, что добиться чего-либо от сына сейчас невозможно, Альбина Фёдоровна повела виснувшего на руке Васятку в его комнату и опустила на разложенный диван, кой-как поправив под ним взбитую и скомканную простынь. Укрыла одеялом. Пусть хоть проспится. Потом сходила на кухню, нашла в холодильнике бутылку кефира, вырыла в грязной посуде на столе его синюю кружку, налила почти полную. Анатолий, царство ему небесное, тоже раньше, бывало, пил с похмелья только кефир. Васятку от кефира дважды потянуло на рвоту, но удержал позывы и уснул, едва рухнул головой на подушку.
Полдня провозилась Альбина Фёдоровна, приводя квартиру в божеский вид, вытаскивая из углов кучи окурков и прочих остатков отнюдь не единственного, как она поняла, гуляния. Прибрала кровати. Даже на её постели кто-то возился, взбив всё бельё. И одного взгляда на простыни хватило, чтобы понять, что тут было. Брезгливо собрала их, отнесла к стиральной машине. Там присела на край ванны, решая, что делать дальше — дождаться, когда один проспится, а другой явится с работы, высказать им всё или ехать сейчас же обратно в сосновый бор?
В дверях появился Васятка.
— Мам, ты извини! Нашкодили мы тут маленько. Не знали, что приедешь… Давай я помогу. Скажи, чего делать?
— В порядок себя приведи сначала. И скажи, давно это у вас и сколько будет продолжаться? — спросила Альбина Фёдоровна, уже не в силах повысить голос.
— Да это Игорь… Ему тут из Польши контейнер прислали. Днём они с Фимкой компьютеры собирают, а вёчером плёнки крутят… Кино по телевизору смотрят.
— А грязи-то, откуда столько?
— Вечером народ приходит. Приносят с собой. Это вчера много всех было. Не успели убрать…
— Вот так, отлучись мать на неделю, и не узнаешь дома… Ты хоть сыт тут у меня? И выпиваешь-то зачем?
— Так чего-то получилось… Дай, мам, умыться. И спасибо за кефир. Больше не мутит…
Альбина Фёдоровна нашла коробку стирального порошка, ушла в гостиную чистить диван. Смочила одно пятно водой, чуть присыпала порошком, стала оттирать губкой. И поняла, что делает не то. Пятно от красного вина только побледнело и расползлось под губкой дальше. Господи! Такой велюр испортить! Бывало, гости боялись присаживаться на него, просили прикрыть диван каким-нибудь чехлом. Да так она всегда и держала его под парусиновой накидкой, пока эти не сбросили её и ни превратили финский велюр цвета кофе с молоком в шкуру леопарда…
Явился Игорь. С порога накинулся на мать с претензиями:
— Ну, ты чего делаешь-то? Я хотел завтра химчистку вызвать, а ты чего тут скребёшь?
— Грязь вашу выскребаю! — вскинулась она. — Здравствуй, сын дорогой! Ты во что превратил квартиру отца?
— Она такая же отца, как и моя. А тебя кто раньше срока домой звал? Явилась бы вовремя, всё бы на месте было, — огрызнулся Игорь.
— Да уж, лучше бы совсем не приезжать, чем видеть такое…
— Ну, завела!.. Привыкай, мать! Теперь всё по-новому будет. Дома у нас — видеосалон и мастерская по сборке компьютеров… Пока не найду для них другое место. Или тебе ни прикуплю другой угол.
— А ты мать спроси сначала, хочет ли она в другой угол? — обиделась Альбина Фёдоровна.
— Хочет, не хочет, а понимать-то должна, что у сына жизнь впереди, — возразил Игорь.
— А у матери, значит, она позади? — И голос у неё сорвался до всхлипа.
— Э, предки! Вы чего тут? — встал между ними Васятка.
— Решаем извечную проблему отцов и детей, — усмехнулся Игорь.
Альбина Фёдоровна молча и резко отвернулась от Игоря, пошла в прихожую, где оставила куртку и сумку, решив в нахлынувшей обиде сейчас же вернуться в профилакторий. Васятка пробовал остановить её, но она упрямо и со слезами оттолкнула его и захлопнула за собой дверь.
— До скорого! — крикнул вслед Игорь. — Хотя… до любого… Ты чего не в школе?
— А я мог? — пробурчал Васятка.
Из остатков «прежней роскоши» Игорь сгоношил какой-то обед, нехотя поклевал и похмелился тем, что нашёл. Потом занялся «обеспечивать аудиторию» на вечер, вызванивая по телефону знакомых, просил их «прихватить» кого-нибудь с собой. Некоторым сказал, что поднял цены на просмотр каждого фильма до пяти рублей, других просил притащить чего-нибудь «для разогрева». Набрав нужное число обещаний, довольный собой, но ещё не жизнью, как она у него пока складывалась, отвалился на диван.
— А я могу кого-нибудь позвать? — спросил Васятка.
— Только кто заплатит. А если тёлки, то старше восемнадцати…
— Где я тебе таких возьму?
— Значит, обойдёшься.
— Обойдёшься… Сам вчера Нинку в спальню таскал, она из девятого класса…
— Правда, что ли? Вроде, всё уже умеет…
Игорь включил телевизор, быстро перебрал несколько каналов. На один, проскоченный, тут же вернулся.
— Оппоньки! Гляди сюда! — крикнул Васятке. — Узнаёшь?
— Вроде, тётя Люба… Откуда она тут? Говорили — уехала…
— Она! Какой это канал?
— Написано же в углу: «Волна»!
Игорь на память набрал телефон Сметанина, попросил подсказать, как позвонить на «Волну». Почему-то вдруг взволновавшись, набрал нужный номер раз — занято, набрал второй раз — занято. На третий — ответили.
— Это Сокольникова у вас сейчас на экране? Откуда она взялась?
В трубке, видимо, ответили что-то вроде: «А кому, мол, это интересно?»
— Я — Игорь Сокольников! — с вызовом бросил он в трубку. — Нельзя её позвать к телефону?… Ладно, тогда передайте, чтобы она позвонила на наш домашний. — И продиктовал номер.
— Во, кого затащить-то бы сюда! — проговорил он мечтательно, продолжая всматриваться в экран.
Люба читала объявления. У неё были гладко забраны волосы, лёгкий румянец на скулах, мягкий, чуть глуховатый и какой-то трепетный голос. «Волнуется», — определил Игорь. Потом она с улыбкой объявила следующую передачу и исчезла с экрана. Игорь стал считать время до её звонка, отмеривая его стуком пальцев по подлокотнику. По счёту прошло уже три минуты. Позвонил сам. Раздражённо спросил, правильно ли записали номер? И опять принялся выстукивать секунды.
Пришёл Фимка Шалый. С порога велел притащить из кладовки ящик с «железом». Высыпал на стол грудку винтиков и гаек.
— Всё, что собрал у ребят… К тому времени, когда придёт второй контейнер, нам нужно как-то прорваться на «Нормаль». Там и этого добра будет навалом, и не из дома таскать продукцию. А то ведь возьмут и застукают… Чего молчишь?
— Я жду звонка, — отрезал Игорь.
Люба сама попросила, чтобы её немного подержали на объявлениях. Нужно было привыкнуть к небольшой студии, плотно заставленной камерами и мониторами, к яркому свету, бьющему со всех сторон. Надо было научиться за раз схватывать как можно больше текста, чтобы реже смотреть в стол и больше — в камеру. И ещё — заставить себя говорить на камеру так, будто беседуешь с конкретным зрителем, а не с оператором, пропадающим где-то за громоздким аппаратом.
А что делать потом? Кольчугина сразу предложила взять «Музыкальный привет!». Это когда набираешь несколько нарезок музыкальных номеров из видеотеки или архива, потом читаешь письма телезрителей, отбираешь интересные и ведёшь с их авторами беседу в эфире. Ну, и предлагаешь посмотреть и послушать то, что подобрала им. Хуже, когда в письме просят доставить им удовольствие от конкретного исполнителя. И не пишут, где его взять. А вдруг у студии нет такой записи? Вот именно!
— Тогда лезешь в фонотеку, находишь там обычную звуковую дорожку, под неё подбираешь любой видеоряд. И вся недолга! — объяснил Любе режиссёр музыкального вещания, молодой долговязый парень, голосом и манерами шибко напомнивший ей московского Жорика. Кстати, этого тоже все зовут не Константин, не Костя, а Костик. Видимо, у этой породы людей такое свойство, что иначе их никак не назовёшь.
— А если и в фонотеке нет такого исполнителя? — спросила Люба.
— Ещё раз читаешь письмо, оцениваешь его автора: стоит он твоих хлопот или нет. Если стоит, добываешь плёнку у знакомых, а нет — передаёшь ему привет от любимого исполнителя и говоришь, что когда-нибудь позже они услышат друг друга.
