Никаких фокусов я не устраивала, ответила Смерть. Слово даю.
Именно это ты и сделала, сказал Кляйнцайт. Ты дала мне свое слово, и все вокруг погасло. Последнее замечание доктора Буйяна врезалось в его сознание, его обещание, что если это повторится снова, то он проснется уже без гипотенузы, асимптот и стретто. Кляйнцайт чувствовал, что пока все на месте, ничего не пропало.
— Они оперировали меня или как? — спросил он Медсестру на всякий случай.
— Нет, — ответила та. — У тебя наступила гиперакселерация стретто, и доктор Налив хочет, чтобы ты немного успокоился, прежде чем он решит, что делать с тобой дальше.
— Доктор Налив вернулся! — обрадовался Кляйнцайт. — А где Буйян?
— В отпуске, катается на своей яхте, — ответила Медсестра.
Кляйнцайт вздохнул, выпил чаю. Положение уже не выглядело таким угнетающим. Не то чтобы между Наливом и Буйяном была большая разница, но Налив, по крайней мере, в детстве не издевался над ним, чтобы потом начисто изгладить его из памяти.
— Твои вещи уже здесь, — сказала Медсестра. — Они в тумбочке. Фукидид тоже.
— Спасибо, — поблагодарил Кляйнцайт. — И я в своей вызывающей пижаме. Готов ответить на любой вызов.
Медсестра пожала плечами.
— Никогда не знаешь, — сказала она. — Пока живой, можешь пожить еще немножко.
— Сделаю попытку, — сказал Кляйнцайт. — Принесешь мне сегодня желтую бумагу и фломастеры, ладно?
Медсестра ушла дежурить, вместо нее пришла сиделка и прикатила с собой тележку с лекарствами.
— Три «лихолета», два «баца», три «углоспряма», три «разъезда», один «кювет», — произнесла она.
— Да я любимец Национальной системы здравоохранения, — заметил Кляйнцайт. — А почему «зеленой улицы» нет?
— Доктор Налив прописал вам вместо этого «кювет».
— Вот она, жизнь, — констатировал Кляйнцайт. — «Зеленая улица» ведет в «кювет».
Он вздохнул, проглотил все таблетки. Сиделка раздвинула занавески. Слева от него лежал Радж, справа — Шварцганг.
— Вот мы и снова соседи, — отметил Шварцганг.
— Кто‑то ушел? — спросил Кляйнцайт.
— Макдугал.
— Выписался?
— Нет.
Макдугал, подумал Кляйнцайт. Я даже не имел случая поговорить с ним. Интересно, чей он был. Желтой бумаги? «Ризлы»? Или он писал на обратной стороне конвертов?
Рыжебородый был еще здесь, по другую сторону от Шварцганга. Кляйнцайт кивнул ему. Рыжебородый ему ответил, глядя на него сквозь карусель Шварцганговой аппаратуры. Хорошо бы освещать старика ночью, заботливо подумал Кляйнцайт. А потом ему пришло в голову, что и он сам мог бы в один прекрасный день обнаружить, что его механической плотоядной лозой обвивает Госпиталь. Два тонких усика уже ползут к нему от монитора. Смогут ли когда‑нибудь, задался он вопросом, Рыжебородый и Шварцганг разорвать узы всех этих трубочек, насосиков, креплений? Он оглядел ряды коек. Вот уже и над Дрогом нависают какие‑то леса, словно над недостроенным зданием. Угнетайз, тот, у которого были связи с похоронным бизнесом, также мог похвастать подобным же снаряжением. Если мухи не летят к паутине, подумал Кляйнцайт, то паутина летит на мух. Но разве все они уже не залетели в паутину? Госпиталь расставил здесь свои шелковые тенета и терпеливо дождался, когда все они по очереди запутались в них.
— Ну? — спросил Рыжебородый. — Что новенького?
— Сам видишь, — ответил Кляйнцайт. — Я снова тут. Пик–пик–пик–пик.
— Ты даже и не пытался, — сказал Рыжебородый.
— Черт возьми! — вспылил Кляйнцайт. — Это нечестно. Да я вышел отсюда, как Трах Пормэн в том фильме про побег из тюрьмы! Они никогда бы не засунули меня обратно, если бы мой друг шимпанзе не взялся за свои обычные штучки. Они привезли меня почти неживого.
— Слишком много возражаешь, — заметил Рыжебородый.
— Тебе легко говорить, — ответил Кляйнцайт. — Ты сам и шагу не сделал, чтобы порвать со всем этим.
— Мне давно уже кранты, — ответил Рыжебородый. — А вот тебе еще нет, а ты уже сдаешь позиции.
— Чушь собачья, ответил Кляйнцайт, гордясь и виня себя одновременно. — Что вы хотите, чтобы я сделал? Что я могу сделать более того, что уже сделал?
Рыжебородый уставился на него, ничего не ответил.
Соберись, сказал Госпиталь.
А! — сказал Кляйнцайт. Он как‑то про это забыл.
Видишь, сказал Госпиталь. Это ты забыл.
Думаю, я уже собрался к тому моменту, когда почувствовал себя пустой рукавицей, сказал Кляйнцайт. В любом случае, на чьей ты стороне? Разве ты не сожрешь меня так же, как сожрал всех остальных? Что во мне такого особенного?
Я на тебя время потратил, ответил Госпиталь. Ты бы сказал, боль тоже.
Так сказал бы ты, парировал Кляйнцайт.
Но ты еще не до конца все понимаешь, продолжал Госпиталь. В тебе нет ничего особенного. И ни в ком нет ничего особенного. И это дело Ничего, понял?
Не умничай, сказал Кляйнцайт.
А я и не умничаю, отозвался Госпиталь. Никогда. Я — всегда просто я. Привести пример?
Как? — спросил Кляйнцайт.
Что ты такое? — спросил Госпиталь.
Не знаю, ответил Кляйнцайт.
Вот этим и будь, сказал Госпиталь. Будь Не–Знаю.
КАК? — завопил Кляйнцайт.
СОБЕРИ СЕБЯ, заревел Госпиталь в ответ.
В КАКОМ НАПРАВЛЕНИИ ФРАКИЯ? — орал Кляйнцайт. ПОЧЕМУ Я?
Найди ее, приказал Госпиталь. Ибо ты можешь.
— Вы выглядите на удивление бодро, — произнес доктор Налив. Сам доктор щеголял коричневым загаром и выглядел так, будто его самого бодрость вообще не покидала, да и никого бы не покинула, стоило только усилие приложить.
— Я чувствую себя превосходно, — ответил Кляйнцайт. — За исключением того, что ни сесть, ни встать.
— А вы уверены, что это не работа вашего сознания? — спросил доктор Налив.
— О чем это вы? — спросил Кляйнцайт.
— Мы чертовски мало знаем о сознании, — начал доктор Налив. — На отдыхе мы снимали виллу, и там мне попались кое–какие книжки. Фрейд один написал. Довольно ничего, скажу я вам. Сознание, знаете, эмоции. Смешанные чувства насчет мамы с папой и тому подобное.
— Это вы все к чему рассказываете? — спросил Кляйнцайт.
— Прошу прощения, — сказал доктор Налив. — Я просто подумал, что ваше сознание, возможно, раздвоилось. Одна часть захотела сесть, другая не захотела. Что сейчас называется амбивалентностью. А вы хотя бы пробовали?
— Смотрите, — произнес Кляйнцайт. — Вот я попытаюсь это сделать. — Его сознание уселось, а все остальное осталось лежать.
— Гм, — произнес доктор Налив. — Вы все еще в лежачем положении, тут ничего не попишешь. — Он взял в руки висевшую в ногах Кляйнцайта табличку с его именем. — Я пропишу вам новые лекарства, посмотрим, дадут ли они отдохнуть вашему организму. «Зеленая улица» хоть немного и привела ваше стретто в норму, но, по–видимому, ускорила обращение по нему более, чем желательно, так что я переключил вас на «кювет». «Разъезд» заставит вас меньше думать об асимптотическом пересечении, а «углоспрям» убавит напряжение в гипотенузе.
— Меня та женщина с бланком совсем достала… — сказал Кляйнцайт.
— Мы это отложим на пока, — сказал доктор Налив. — Давайте поглядим, к чему мы придем через пару дней, а там и поговорим.
— Ладно, — сказал Кляйнцайт. — Может, оно все само рассосется, а?
— Во всяком случае, мы можем попробовать, — ответил доктор Налив. — Вы ведь всем сознанием против операции. А сознание, скажу я вам, такая вещь, его от тела не отделишь. Его без преувеличения можно назвать органом со своими собственными правами.
— Мое сознание сейчас очень крепко, — ответил Кляйнцайт. — И никаких неприятностей от него не видать.
— Разумеется, — сказал доктор Налив. — А мы вот поглядим, как все повернется. — Он улыбнулся, перешел к следующей койке, обследовал Раджа. А где это Плешка, Наскреб и Кришна? — подивился Кляйнцайт.
Он повернулся на бок, оборотившись спиной к Шварцгангу и Рыжебородому. Радж, застегивая пижаму, улыбнулся. Кляйнцайт улыбнулся в ответ.
— Вы уходите, возвращаетесь, — произнес Радж. — Туда и обратно.
— Просто стараюсь больше двигаться, — пошутил Кляйнцайт.
— Вы собираетесь в скором времени снова пойти работать? — спросил Радж. — Вы возвращаетесь на свою работу?
— У меня нет работы, — сказал Кляйнцайт.
— А! — просиял Радж, передал ему «Ивнинг Стандард». — Вот здесь лучшие объявления о работе.
— Большое спасибо, — поблагодарил его Кляйнцайт.
Койка позади Раджа, на которой лежал Пиггль, сейчас была пуста. Лежащий на соседней с ней койке Нокс, глядя поверх новых «Всех звезд дрочки», поймал взгляд Кляйнцайта.
— Операция, — сказал он, кивая на койку Пиггля. — Он сейчас там. А с ним — Плешка, Наскреб и Кришна.
А! — отразилось на лице Кляйнцайта.
— Да, — прибавил Нокс. — Мы должны основательно подготовиться к тому, что грядет, все мы здесь, кто остался. Нам не вольно приходить и уходить, как вы.
