– Вот видите, какая я плохая! А вы говорите – жениться...
– Говорю.
– Я гадкая иногда бываю... Это в школе я такая... Miss Perfect... А внутри...
– Что внутри?
– А внутри я иногда такое про людей думаю... Слава богу, что телепатии не существует...
Он серьезно взглянул на нее.
– Так что – я бываю ужасная!
– Нет... Вы чистая... Вы, как дева Мария...
– Дева Мария? – Она усмехнулась. – Дева Мария?! С двумя абортами за спиной! И вообще... Знаете этого?.. Что электричество ремонтирует и приборы там всякие...
– Мартина? С деревянной ногой?
– Да, да, с деревянной ногой... Он менял у меня проводку на кухне, так вот я с ним...
– Не надо...
– Надо, надо... Я сначала специально его дразнила... Выходила на кухню в пижаме и босиком...
– Не нужно!..
– То пуговицу не застегну... То с плеча спущу...
– Я прошу вас...
– И он, конечно, не железный! Один раз я его в спальню...
– Перестаньте...
– Не верите? А вы у него спросите! Как он меня на полу...
– Замолчи!
– Это почему же, ты же все хотел знать! Может, ты и это подсмотрел? Может, тебе и без меня все известно? А может, ты и про нашего школьного охранника все знаешь?
– Нет!
– Не знаешь? А многие знают! Меня даже к директору вызывали.
– Замолчи!
– Чего вдруг?! Так вот... Со школьным охранником...
На лице парня появились красные пятна... Он будто задыхался...
– Так вот с охранником мы прямо в школе...
– Шваль...
– Что ты сказал?.. Я не слышу!..
– Сука ты... Шваль... Что же ты наделала... Сука... Зачем... Скажи, что это неправда... Ну скажи, что это неправда, ну... Скажи...
– Правда!
Он вдруг резко затормозил, и она несильно ткнулась лбом в стекло.
– Черт! Осторожнее!
– Выходи!
– Куда я здесь, в лесу!
– Выходи, шваль!
Он, резко перегнувшись через нее, открыл пассажирскую дверь.
– Как я отсюда?..
– Выметайся!
– Это же ты мое колесо...
– Быстро выметайся! Ты как все! Я думал... А ты – как все!!! Я все это время... Сука ты грязная! Как все!
Он закашлялся.
– Успокойся, малыш!
– Малыш?!
На этой фразе он опять резко тронулся и тут же затормозил, а она опять ударилась о стекло головой и затихла. И как-то сама тихо завалилась вправо, послушно выпала лицом в снег, во все еще открытую дверь... Он было поехал, перегнулся, чтобы закрыть переднюю дверь, но увидел, что она зацепилась рукой за ремень. Хлопнул ладонью по рулю. Остановился. Обошел машину. Приподнял ее, выпутал ремень, перевернул и удивился. У нее изо рта пузырями текла кровь.
– Ты че? Вставай давай! Ты че! Ну, вставай, говорю! Эй!
Она захрипела, втягивая алую пену вместе с холодным воздухом. Вязко потекло по подбородку. Зрачки глаз закатывались под верхние веки, как у неисправной куклы. Он повалился на колени, в снег, рядом... Поднял ее голову к себе на колени... Выдохнул, стал набирать рукой снег и запихивать его себе в рот. Потом вдруг закричал, поднимая лицо к небу. Горы разбили вопль на разные голоса.
Она мелко задрожала. Он наклонился над самым ее лицом.
– Яоб...
Красные пузыри лопались, раздавленные губами.
– Я... У меня.... с ними... ничего... Прости...
Ее голова запрокинулась вправо. Кровь потекла по щеке в ухо.
Он почти касался ее губами.
– А как же теперь английский?..
Новый густой поток тронул губы и откатился в горло. Зрачки застыли, отражая небо.
– А как же теперь английский?..
Снег чуть светился сквозь туман... Деревья держали над ними никелированное небо.
– A bad beginning makes a bad ending.
Он лег рядом с ней на снег и лежал так какое-то время. Потом закрыл ей глаза.
Вытер снегом кровь с ее лица – крови было много, и скоро вокруг стало много бурого снега.
Поправил ей волосы, подхватив под мышки, аккуратно посадил на переднее сиденье. Пристегнул ремнем. Сел за руль, тронулся, проехал с километр молча, потом перекрестился и набрал скорость.
Машина недовольно зарычала, но послушалась, и на следующем повороте, не сбавляя скорость, не следуя дороге, пролетела с обрыва вниз, стремительно унося с собой ветки, комья земли и огромное облако снежной пудры.
Ели вздрогнули и застыли опять.
Туман сгущался.
В четверг, пятого апреля две тысячи седьмого года, в десять часов утра в центре Лондона открылся новый магазин сети «Праймарк», торгующий женской и мужской одеждой. Ходили слухи, что там все будет продаваться за один фунт.
В десять часов пятнадцать минут администрация вызвала полицию, чтобы успокоить и упорядочить толпу желающих войти в магазин.
К десяти двадцати пяти по Оксфорд-стрит все люди шли с одинаковыми пакетами. Представьте себе большую торговую улицу, которая переполнена народом, и у каждого в руке большой коричневый пакет с голубой надписью «Праймарк». С ума можно сойти.
И в автобус, что ехал по этой улице, двое с пакетами уже просочились. Девочка толстая-претолстая – одна на двух сиденьях, и такая же огромная мать. Они разговаривали. И то, что мать сидела в одном конце этого автобуса, а дочь совсем в другом, ни ту, ни другую совершенно не смущало. Только они вынуждены были орать, и крик их продирался сквозь шапки, волосы и уши плотно стоящих людей.
– А у нас недавно Шерон Доквэллстоун...
– Да, милая... – Мать тянула шею и качалась из стороны в сторону, пытаясь между голов разглядеть дочь. – Видела бы нас сейчас Бетти!
– Она надела как-то зеленую кофту, зеленую юбку, зеленую шапку, зеленую куртку, зеленые колготки и зеленые туфли!
– Правда?.. – не своим голосом заорала мать. – Зеленую кофту, зеленую юбку, зеленую шапку, зеленую куртку, зеленые колготки и зеленые туфли?.. Невероятно!
– Да, мамочка... а в другой день она надела желтую кофту, желтую юбку, желтую шапку, желтую куртку, желтые колготки и желтые туфли!..
– Желтую кофту, желтую юбку, желтую шапку, желтую куртку, желтые колготки и желтые туфли? Не может быть!
– Да, да, мамочка... А вот совсем недавно она пришла в школу в розовой кофте, розовой юбке, розовых колготках и розовых туфлях!
– Куда же она дела куртку? – спросил худой издерганный гражданин. У него в руках была книга «Новое сознание» Даниеля Пинка.
Мать очень толстой девочки посмотрела на него строго, но ничего не сказала, а просто опять закричала, обращаясь куда-то вверх, через головы к дочери:
– В розовой кофте, в розовой юбке, в розовой куртке, в розовых колготках и розовых туфлях? Непостижимо! Неверо...
Пожилая женщина с сединой в лохматых волосах набрала в себя воздуха и рявкнула, как отрезала:
– Не было куртки!
Мать очень толстой девочки, не закрывая рта, посмотрела на женщину, на всех вокруг. И только потом закрыла рот.
Стало тихо, то есть относительно тихо. Улица вокруг, конечно, бурлила, но в автобусе все молчали.
Издерганный господин открыл свою книгу. Но тут девочка заорала опять:
– Здесь телевизор!
– Что, милая?
– Телевизор!
– Где?
– В автобусе!
– В каком автобусе?
– У нас в автобусе!
– Телевизор?
– Телевизор! Вон там, справа!
– Мне не видно!
– А мне видно!
– Чего только не бывает! Видела бы это Бетти!
– Показывает!
– Невероятно!
Мать засмеялась, закинув голову назад.
– Мам, она подбирала все по цвету, мам!
– Да, милая, она все подбирала по цвету!
– Мам! А сколько в «Хэрродсе» этажей?
– Не знаю... Много...
– А «Праймарк» тоже большой, я даже до конца не дошла!
– Очень большой!
– Очень большой!
– Видела бы нас Бетти!
Женщина с седыми волосами подхватила пакет, стоявший на полу у нее в ногах, и решительно пошла к выходу.
Старик в грязной куртке, стоящий у самых дверей, начал сдергивать с себя невидимые нити.
Худая девушка с зонтиком невольно сделала шаг назад.
Женщины-близнецы переглянулись, но не отошли.
Наконец автобус дополз до конечной остановки.
Девушка вышла из автобуса и открыла над головой темно-синий зонтик. Светило солнце, на зеленом небе не было ни облачка.
Женщина с седыми волосами, пока дошла до дома, подобрала на улице две банки из-под пива «Кобра», одну пластиковую бутылку из-под воды, пакет с недоеденным нью-йоркским бейгалом и чей-то надорванный свитер. Она сложила это все в мусорный бак. Дома ее ждали пять некормленых кошек, а одна из них была слепой и болела диабетом.
Женщины-близнецы торопились в офис компании «Сладкие сны». Компания продавала матрасы разных производителей. Они работали ассистентами главного менеджера и очень гордились разработанной ими новой системой обозначения мягкости-жесткости непружинных матрасов.
Сейчас обе вспомнили отца, на могилу которого нужно было поехать и вычистить, наконец, ржавчину с серой гранитной плиты.
Всю жизнь ему не везло. Он родился слепым, а в двадцать восемь, когда близнецам исполнилось по пять, ему поставили диагноз шизофрения. В больнице он не лежал, а лечился амбулаторно, и девочки все детство по очереди возили его после школы за руку в клинику на двух автобусах. Он иногда лаял, скулил, а иной раз и вырывался.
