– Не забудь о капкане, Берт, – повторила Шабли. – Тебе придется им воспользоваться, чтобы никто не увидел твой член, когда ты будешь надевать это платьице. Но если ты не хочешь этого делать, то, так и быть, я открою тебе еще один секрет – напяль на себя четыре пары колготок, и все смогут поклясться, что у тебя вместо члена настоящая киска!
Шабли бросила последнее платье Джули Рэй.
– Отлично, деловая мисс! – сказала она. – Я готова.
С этими словами Шабли начала спускаться по лестнице, сопровождаемая каскадом сверкающих облаков расшитых немыслимыми блестками тканей. Шабли вломилась на танцплощадку. Следом за ней, словно пестрый китайский дракон, в бар вполз поезд ее платьев. К процессии присоединились танцующие, поддерживая руками развевающийся шатер из одежды. Шабли сияла от счастья.
– У-у-у-у, детки! – кричала она. – Хотела бы я, чтобы сейчас меня видела моя мама!
Шабли приплясывала, вертелась и трясла задом, платьеносцы не отставали, вереща и улюлюкая, а их предводительница повела свое войско через танцплощадку, мимо человека в бейсболке и объявления о пятнадцати долларах, на Конгресс-стрит.
На улице она, все еще приплясывая под музыку, повернула на восток, и пестрый длинный поезд послушно последовал за ней. Огни светофоров отражались в бесчисленных блестках и бисеринках, которые сверкали волшебным огнем в персиковых, красных, зеленых и белых облаках.
– Я же предупреждала тебя, мой сладкий, – крикнула Шабли, проходя мимо меня, – что тебе придется поездить, чтобы посмотреть на меня. Мейкон, Огаста, Атланта, Колумбия… Все знают Куколку, мой сладкий! Все знают Шабли!
Движение на Конгресс-стрит застопорилось, машины выстроились вслед процессии. В воздухе повисли гудки клаксонов, свист и крики – удивительная смесь добродушного веселья и ядреных насмешек. Автомобилисты, ставшие свидетелями этого спектакля, естественно, и не подозревали, что присутствуют при параде Великой Императрицы Саванны, которая демонстрировала всем каждый парик, каждое платье и каждый капкан из своего императорского гардероба. Шабли неистово махнула рукой своим поклонникам.
– Сестричка съезжает! – кричала она. – Да-а-а-а, сладкие мои! Мама переезжает! Я серьезно, мальчики!
Глава VIII
«МИЛАЯ ДЖОРДЖИЯ»
– Видит Бог, вы, янки, сделаны из какого-то другого теста, – с досадой сказал Джо Одом. – Мы выбиваемся из сил, чтобы наставить вас на путь истинный, и что из этого получается? Сначала вы заводите дружбу со всякой швалью вроде Лютера Дриггерса, который, как утверждает молва, скоро всех нас отравит, потом покупаете машину, в которой стыдно возить свиней на бойню, а теперь еще связались с негритянской стриптизершей. Как прикажете все это понимать?! Ваши мама и папа схватятся за голову, когда об этом узнают, и могу поручиться, что они во всем обвинят меня.
Произнося свою тираду, Джо сидел за столом в огромном складском помещении, коему вскоре предстояло стать пиано-баром «Милая Джорджия», где было решено воссоздать атмосферу девяностых годов прошлого века. Джо Одом являлся одновременно владельцем, президентом и главным исполнителем джазового трио. В данный момент он выписывал чеки и вручал их рабочим, заканчивающим отделку помещения. Плотник наводил последний глянец на дубовую стойку бара, сделанную в форме буквы U. В центре стойки, за перекладиной U, над пирамидой бутылок, высилась, встав на дыбы, деревянная белая лошадь, словно спрыгнувшая с карусели. Мэнди, совладелица бара и, по совместительству, главный вокалист, забравшись на стремянку, направляла свет прожектора на эстраду, посреди которой Джо, потягивая послеобеденный виски, выписывал счета.
Расставание Джо с баром «У Эммы» прошло совершенно полюбовно. Учитывая обстоятельства, можно даже сказать, что это был по-настоящему джентльменский поступок со стороны Джо. Дело в том, что как только кредиторы пронюхали о паевом участии Одома в пиано-баре Келли, они ринулись туда, как тараканы, из всех щелей, потрясая долговыми обязательствами и судебными повестками, подобно влиятельным клиентам лопнувшего банка. Джо стал обузой для Эммы и отказался от своей доли владения баром, взяв в аренду складское помещение на Бэй-стрит. При этом не было никакой уверенности, что кредиторы не придут по новому адресу, и, когда Джо спрашивали об этом, он только неопределенно пожимал плечами.
Но это было не все. Пока шла отделка помещения нового бара, Мэнди и Джо выселили из дома 101 по Оглторп-авеню за неуплату денег за аренду, что вовсе не повергло парочку в уныние – через несколько дней они переехали в белый деревянный дом на Пуласки-сквер, в нескольких кварталах от Оглторп-авеню. Вслед за Джо по новому адресу переместилась вся его обстановка и туристические автобусы. Единственными людьми в городе, которые ни сном ни духом не ведали, куда переехал Джо, были владельцы его нового жилища, выехавшие из Саванны, и агент по недвижимости Джон Торсен, показавший этот дом Джо. Одом прикинулся, что не решил, стоит ли поселяться в пустующее жилище, на которое навел его Торсен, и заявил, что не будет спешить. Агент удовлетворился этими словами и на следующий день отбыл на полгода в Англию, а еще через день в дом въехал Джо с мебелью, картинами, роялем и всем прочим антуражем. Одом был большой специалист по захвату пустующих помещений, но тогда этого еще никто не знал.
В конце первой недели Джо уже принимал автобусные экскурсии с неизменным ленчем, получая по три доллара с головы. Туристов он приветствовал слегка измененной версией обычной речи, которой он встречал гостей в своих предыдущих домах: «Добрый день! Меня зовут Джо Одом, я специалист по налогам, брокер по недвижимости и пианист. Я живу в этом доме, построенном в тысяча восемьсот сорок втором году Фрэнсисом Бартоу, генералом Конфедерации, погибшим во время войны, которую мы до сих пор называем агрессией Севера. Вы можете свободно ходить по зданию и чувствовать себя здесь, как дома, но у меня есть одна просьба: если вы увидите закрытую дверь, то не открывайте ее – вы можете обнаружить в комнате, куда войдете, грязные носки или неубранную постель, а в ней, чего доброго, кто-нибудь спит».
Мэнди спустилась на пол. На ней было надето прямое, длинное, расшитое бисером платье с глубоким вырезом. Увешанную каменьями головную повязку украшало павлинье перо. По замыслу Мэнди такой наряд соответствовал духу девяностых годов прошлого века.
– Как я выгляжу? – спросила Мэнди, опершись на рояль в немыслимо сексуальной позе.
– Потрясающе, – ответил Джо.
– Тогда женись на мне, – предложила Мэнди.
Вместо ответа Джо поцеловал свою подругу и вернулся к выписке чеков. Один чек он вручил монтеру, второй – плотнику, а третий – главному подрядчику. Покончив с формальностями, мужчины некоторое время весело болтали, словно все они были уверены, что эти чеки чего-то стоят.
Когда рабочие ушли, к Джо подошел чернокожий старик, опиравшийся на палочку. Он суетился в баре весь день, готовя кофе для рабочих и подметая помещение.
– Мое время вышло, мистер Одом, – произнес он, бросив красноречивый взгляд на чековую книжку.
Джо отрицательно покачал головой. – Ах, Честер, не морочь себе голову этой глупостью. Всегда требуй наличные, если не хочешь остаться в дураках.
Джо достал из кармана бумажник, вытащил оттуда единственную двадцатку и вручил ее старику. Тот поблагодарил Джо и заковылял к выходу.
– Ладно, а теперь поговорим о той публике, с которой вы тут путаетесь, – заговорил Джо, снова обратив на меня внимание.
– Не знаю, что и сказать, – пробормотал я. – В общем, мне нравятся люди, с которыми я познакомился здесь, в Саванне. Но машину мне, конечно, надо поменять.
– Значит, не все еще потеряно, – облегченно вздохнул Джо и прикурил сигару. – Дело в том, что мы с Мэнди собираемся снять виллу с бассейном в Голливуде, когда там начнут снимать фильм по вашей книге. Но, судя по всему, дело идет к тому, что вместе с нами будет сниматься всякая шваль, а этого никак нельзя допустить.
– А кого бы вы предпочли? – поинтересовался я. – Мэра?
– Господи, только не это, – простонал Джо и на мгновение задумался. – У меня в доме живет одна женщина, которая, возможно, вас заинтересует. Она ведет колонку сексопатолога в журнале «Пентхауз». – Джо выжидательно посмотрел на меня. – Нет? Все ясно, значит, нет.
Я вытащил из кармана листок бумаги со своими пометками.
– Уж коли об этом зашла речь, – проговорил я, – то могу вас порадовать. Я решил расширить круг знакомств. Посмотрите, вероятно, вы одобрите мой выбор.
Я отдал Джо листок, на котором значилось: «Джим Уильямс, Мерсер-хауз, 429, Булл-стрит, вторник, 18.30».
Одом многозначительно покачал головой, словно ювелир, которому попал в руки редчайший камень.
– Ну вот! – сказал он. – Это лучше. Гораздо лучше. Джим Уильямс – звезда первой величины. Он блистателен, сумел добиться успеха, им восхищаются. Он немного надменен, но богат, очень богат, да и на дом его стоит посмотреть.
