Джейк усадил ее к огню и накрыл ладонями ее озябшие руки. Через его плечо Зоя беспрестанно бросала взгляд на затуманенное окно, а он разглядывал ее лицо, подурневшее от сжигавшей ее тревоги. Наконец Джейк нарушил молчание:
— Как там синие полоски?
— Что?
Он покивал.
— Ты знаешь?
— Конечно.
Шумно выдохнув, Зоя прикрыла руками живот.
— Неужто думала, что сможешь утаиться от меня? — улыбнулся Джейк. — Здесь, где ничего, кроме нас с тобой.
— Ты не сердишься?
— Ничуть. Просто ждал, когда известишь, что носишь нашего ребенка. — Взгляд его полыхал обидой, состраданием и беспредельной любовью.
Он поцеловал ее руку. Повисло молчание.
— Как ты узнал?
— В одном лишь номере несчетный запас пластинок.
— Понятно. Наверное, я хотела, чтоб ты их нашел. Я проверялась по нескольку раз в день. Иногда каждый час. Желала и не желала иного ответа. Скажи, ты бы обрадовался, если б это случилось раньше, до того как…
— Мой нынешний отклик говорит: да. Я был бы в восторге.
— А теперь?
— Я не спускал с тебя глаз, узнав, что ты носишь, нашего ребенка. Не стану скрывать, мне тревожно.
— За малыша?
— Да. И за мать. Ты мерзнешь, чувствуешь голод, всего пугаешься, а я — нет.
Зоя невольно бросила взгляд на стеклянные двери:
— Хочешь сказать, ты не боишься того, что снаружи?
Джейк покачал головой.
— Не может быть! Зачем же ты брал топор?
— Чтоб тебе было спокойнее.
— Почему ты не боишься, Джейк? Меня просто ужас берет. Я хочу знать, что будет с нами и нашим ребенком.
— Я не смогу объяснить, почему мне не страшно. Знаю одно: мое дело — заботиться о тебе.
— Что будет с нашим малышом! Что?
Джейк вздохнул. Как человек, не имеющий ответа. Он хотел что-то сказать, но словно передумал. Потом вновь открыл рот, будто все-таки решил попробовать. Но его перебил звонок Зоиного телефона.
Мелодия доносилась из-под одеяла, укрывавшего Зою. Отбросив его, она выхватила мобильник из кармана куртки.
Джейк забрал у нее телефон:
— Я отвечу.
Он нажал кнопку и поднес мобильник к уху. Лицо его оставалось бесстрастным. Он молча слушал. Потом отключил и вернул телефон Зое.
— Кто звонил? Что сказали?
— Все то же самое.
— Ля зон? Голос сказал «ля зон»? Да?
— Слышимость паршивая, но, по-моему, «ля зон» не было. Он сказал «лэссэ соннэ». То есть «пусть звонит». Потом связь прервалась.
— Он хочет, чтоб я не отвечала?
— Так было сказано.
— Зачем?.. Лэссэ соннэ… Зачем, чтоб телефон звонил?
— Понятия не имею. — Джейк посмотрел уровень зарядки. — Батарея скоро сядет. Полагаю, нужно убрать телефон, и пусть звонит, сколько влезет.
— Почему?
— Потому что так велено.
— Откуда ты знаешь, что это к добру? Вдруг кто-то желает нам зла? И наши ответы ему мешают? Об этом ты подумал?
— Никто не причинит нам вреда.
— Ну что ты заладил! Ведь не знаешь!
— Мы за гранью зла.
Зоя обхватила живот:
— Хотелось бы верить. Да не могу. Кто нам звонит? Кто эти люди на улице?
— Ты дрожишь. Иди сюда, согрейся. — Джейк подбросил поленья в огонь. — Сволочные дрова! Сгорают за пять минут!
Он встал и положил телефон на стойку. Потом вновь подсел к Зое; оба взирали опасливо, точно мобильник был домашней шутихой, которая вот-вот взорвется снопом искр.
Но телефон не звонил.
Зою лихорадило. Она тряслась в ознобе и никак не могла согреться. Джейк навалил на нее одеяла и подбросил еще дров в огонь. Когда он отвернулся, Зоя посмотрела в окно.
И вновь увидела то лицо. Подбородок был скрыт шарфом, над которым чуть виднелись алые губы, неслышно что-то выговаривавшие. Взгляд, острый, точно раскаленная булавка, шнырял по холлу.
Зоя хотела окликнуть Джейка, но в ту же секунду оконное стекло вдребезги разлетелось, дождем из осколков пролившись на пол. Ледяной вихрь, ворвавшийся из темноты, взметнул в камине пламя, грозя его загасить. Завывающий ветер и клубы тумана кружили по холлу, точно злобные шальные духи, вырвавшиеся на свободу.
Джейк бросился к окну и матрацем заделал брешь в раме, угомонив бесновавшийся ветер.
Зою так колотило, что она не могла вымолвить ни слова, не могла поведать о том, что увидела за окном, перед тем как стекло разлетелось.
— Тебе нужно глотнуть коньяку, — сказал Джейк.
Его не было всего минуту-другую, но за эти мгновенья сумерки сгустились до непроглядной тьмы, будто подчиняясь точному математическому расчету, а дрова в камине вспыхнули, обвалились и дотла сгорели.
Джейк принес коньяк. Сначала зажег две свечи, потом наполнил стаканы. Зоя свой лишь пригубила. Джейк глотнул и пожаловался, что не чувствует вкуса.
— Судя по цене, этакий напиток нам был бы не по карману. Напомни-ка мне коньячный вкус.
— Что случилось с окном, Джейк?
— Напомни.
— Как описать коньяк?
— Ну хоть примерно.
Зоя сделала глоток.
— Наш первый поцелуй. Ты был слегка пьян. Не спуская с нее глаз, Джейк прихлебнул коньяк.
— Я люблю тебя, Зоя. Никогда так глубоко не погружался.
— Что?
— Что — что?
— Ты сейчас сказал: никогда так глубоко не погружался.
— Я так сказал?
— Да.
— Не помню. Получается, я забываю, что сказал две секунды назад. Посмотри на камин. Кажется, только что я подложил поленья, но они уже прогорели.
— Да, верно.
— Взгляни на свечи. — Джейк кивнул на желтоватое колеблющееся пламя. Воск оплывал быстро, заметно глазу.
— Что происходит, Джейк?
— Похоже, время… наше драгоценное время… Милая, я даже не могу додумать конец предложения. Смешно, правда?
— Мне очень страшно.
Джейк подбросил поленья в камин. Они мгновенно занялись. За окном стояла кромешная тьма. Чувствуя, как ее смаривает, Зоя откинулась навзничь. Сопротивляться не было сил, она отдалась сну.
Пробудил ее звук сродни волчьему вою. Морозный воздух холодил щеки, злобный ветерок трепал волосы. С горы вновь отчетливо донесся тоскливый, скорбный и вместе с тем щемящий звериный вой. Зоя приподнялась и обомлела: окно исчезло.
Не только окно, но целиком две стены, одна со стеклянными дверями. Зоя ошеломленно огляделась.
Две другие стены были на месте, в камине весело потрескивали дрова, плясали языки пламени. Крыша тоже осталась, а вот южная и восточная стены сгинули. В лунном свете сверкал беспредельный горный склон, подобный белому крылу первобытного природного духа.
Джейк зажег свечу. Глянув на Зою, он улыбнулся и ладонью прикрыл неверный огонек, дрожавший под порывами шнырявшего ветра. Было видно, что свеча сгорает безумно быстро.
По заснеженной долине, с которой исчезли очертания поселка, вновь пронесся вой. Во мраке возникли две светящиеся красным точки, которые Зоя сперва приняла за волчьи глаза, но потом увидела еще огоньки, вспыхивавшие и угасавшие, точно угли. А вон еще и еще. Огоньки сигарет, поняла она. Курильщики приблизились к бесстенному отелю. Двое припали на колени, пальцами скребя снег. Один показывал на камин. Другие пялились в потолок.
— Там люди! — вскрикнула Зоя. — Вон, снаружи!
— Где?
— Да вон же! Видишь огоньки?
Джейк равнодушно обшарил взглядом неумолимо снежную пустыню, во тьме застывшую, точно воск.
— Да, вижу, — сказал он. — Пойду поговорю с ними.
Голос его выдал. Он ничего не видит, поняла Зоя, и лжет мне в угоду.
— Нет! — испуганно крикнула она. — Не ходи! Будь здесь! Останься!
— Верно, будь здесь, — удивительно спокойно сказал Джейк. Голос его был не громче шелеста. — Останься.
Даже не взяв топор, он вышел из их маленького укрытия. Зоя вскочила на ноги. Задыхаясь от страха, она смотрела, как Джейк вышагивает сквозь снежную пелену, мгновенно превратившую его в неясный силуэт. Вот он совсем близко подошел к незнакомцам и присел на корточки.
Оживленно жестикулируя, чужаки что-то говорили. Зоя напряженно вслушивалась, но ветер, бившийся в остатки стен, уносил их слова. В разговоре что-то было не так. Джейк не смотрел на собеседников. Даже отвернулся. Временами отвечал кивком или покачиванием головы, но все это выглядело так, словно он и чужаки не видят друг друга, пребывая в разных мирах.
Странные переговоры длились долго — свечи успели сгореть до основания и погаснуть.
Джейк вернулся мрачный. Не отвечая на вопросы, подбросил дров в огонь.
— Что они сказали? — наседала Зоя.
Джейк укутал ее в одеяла:
— Главное, чтоб тебе было тепло.
— Чего они хотят?
— Кто?
— Те люди! Они сказали?
— Да. Только не могу вспомнить. Никак.
Налив ей коньяку, Джейк пригрозил, что не скажет ни слова, пока Зоя не выпьет. Совершенно измотанная, она осушила стакан и откинулась навзничь. Усталость переселила страх, Зоя вновь задремала.
