Открытие произошло благодаря консьержу маленького отеля, где я ночевала. Я сообщила, что назавтра утром собираюсь выехать из города.
— Раньше, чем собирались, — заметил он, сверившись с записью и обнаружив, что я зарегистрировалась еще на три дня.
— Наверное, Галифакс в январе — не самый удачный вариант.
— Прежде чем вы нас покинете, обязательно съездите на Мартинику и пройдитесь там по пляжу. Если, конечно, вам нравится гулять при минус пятнадцати.
— Я из Новой Англии. Мы там любим ходить в походы даже в самую идиотскую погоду.
До Мартиники от Галифакса было сорок пять минут езды. Сначала мой путь пролегал по уродливым пригородам с преобладанием авторемонтных мастерских и стандартных торговых центров, потом их сменили невыразительные поселки, напрочь лишенные сельского очарования. Но когда я уже собиралась плюнуть на все и вычеркнуть этот участок пути за его непривлекательностью, шоссе сузилось. Я свернула за угол, и вдруг — совершенно неожиданно — передо мной оказалась вода. Небольшой лесок, а за ним Атлантика. Маленький поселочек, мост, снова вид на океан. Дом, лужок и еще один лоскут ослепительно синей воды. Езда по этой дороге — все эти мимолетные смены планов и внезапное появление песчаных пляжей и пенных бурунов — напоминала игру с оптической иллюзией.
Увидев наконец указатель на пляж Мартиника, я свернула на проселочную дорогу. Кругом был лес, только случайные дом или сарай нарушали одноообразие пейзажа. И вот я уже еду вдоль дюн, поросших редкой колючей травой. Хотя окна в машине были закрыты, я все же различала гул прибоя. Впереди была небольшая автостоянка — совершенно пустая, потому что только редкий мазохист мог отправиться сюда в мороз с утра пораньше. Припарковав машину, я наглухо застегнула теплую куртку, натянула шерстяную шапку до бровей, а потом шагнула навстречу стуже.
И это, доложу я вам, в самом деле была стужа. Хотя температура (я узнавала ее в Галифаксе) была минус пятнадцать, но из-за свирепого ветра она казалась ниже еще градусов на десять. Однако не за тем я сюда так долго добиралась, чтоб трусливо отступить в укрытие. Нет, я намеревалась пройтись по чертову пляжу. Сунув руки в перчатках поглубже в карманы, я побрела по деревянным мосткам, ведущим через дюну, и застыла, завороженная открывшимся видом на Атлантический океан. Пляж был безлюден. Он простирался на мили и в этот суровый зимний день навевал такие же мысли, какие, должно быть, рождаются при взгляде на бескрайние монгольские степи или пампасы Патагонии: перед тобой край земли. Был отлив. Ветер завывал негромко, но неумолчно, и на фоне этого воя раздавались ритмичные удары волн о берег. Прибой производил впечатление какой-то свирепой, первобытной силы — с такой несокрушимой мощью ударяли в песок волны. Под серым, как асфальт, небом весь мир, казалось, лишился красок. В своем мрачном монохроматизме пляж Мартиника являл зрелище суровое и величественное.
Я пустилась в путь вдоль пляжа. К счастью, ветер дул мне в спину — это, разумеется, означало, что на обратном пути мне предстоит встретиться с ним лицом к лицу. Завывая, он толкал меня вперед. Я старалась не опускать головы и шагала с широко открытыми глазами, со смерзшимися от мороза ноздрями, но все равно глубоко вдыхая соленый морской воздух. Я была единственным человеком на этом пляже, и мне пришло в голову, что, подверни я, например, ногу, меня обнаружат лишь через несколько дней. А за это время…
Но эта мысль меня не напугала. Возможно, все дело в эндорфинах, которые выделяются во время прогулки на морозе по пустынному, бескрайнему песчаному берегу. А может, в этот момент я пережила некое пантеистическое откровение, и эти ошеломляющие, неодолимые природные силы позволили мне на миг ощутить действие сил еще более грандиозных, управляющих нашей погруженной во мглу планетой. Не исключено, впрочем, что на меня просто так подействовал мороз в совокупности с темным, мрачным величием морского пейзажа, но только внезапно я поняла, что свободна от всех своих забот, мыслей, от того груза, который носила в себе постоянно. Словом, какой бы ни была причина, но на миг-другой все сторонние соображения и размышления улетучились, и мне стало хорошо и радостно. Чистое, ничем не замутненное ощущение просто существования — здесь и сейчас; освобождения от сложного, запутанного сюжета, каким являлась моя жизнь. Может, это и есть настоящее счастье? Редкие, неожиданные мгновения, когда нам удается убежать от себя? Когда мы ускользаем от всего, что мучило нас, не давая спать по ночам, и помним только, каким удивительным и прекрасным может быть наше бренное существование? И были ли необходимы крайние меры, вроде мороза, ветра и грохота прибоя на пустынном берегу, чтобы напомнить мне, что просто жить и дышать, просто быть здесь — это уже повод для счастья?
Я продолжала идти, и прошла еще целую милю, когда пошел снег. Сначала легкий — круговорот танцующих снежинок. Но через минуту или две это уже была самая настоящая пурга. Снег был таким густым, что я ничего не видела, кроме белой круговерти. Такого я не ожидала, и тихая безмятежность сменилась беспокойной мыслью: надо как-то отсюда выбираться.
Однако, с учетом нулевой видимости, задача была не из простых. Я низко пригнула голову и стала пробиваться против ветра, с трудом пытаясь различить свои следы и ступая точно по ним. Продвигалась я медленно, снег залеплял глаза, руки начали коченеть. Мгновение абсолютного счастья сменилось паникой.
И тут — снова совершенно неожиданно — метель прекратилась. Это случилось так резко, словно на небе кто-то щелкнул рубильником и отключил снег. Берег — побелевший и замерзший от внезапного шторма — снова открылся передо мной. Стараясь двигаться как можно проворнее, я добралась до машины. Забравшись в салон, я включила печку на полную мощность и взглянула на себя в зеркало заднего вида. Лицо было темно-пунцовым, брови и ресницы покрывал белый иней. Под действием горячего воздуха я стала постепенно оттаивать, ощущая странное возбуждение, почти опьянение, как у человека, подвергшегося смертельной опасности, но сумевшего найти избавление от нее.
Что это было за облегчение — знать, что тебе удалось спастись от чего-то ужасного и совершенно незаслуженного.
Я просидела в машине без движения добрых десять минут, пока не согрелась окончательно. Тогда я стащила куртку и перчатки — сейчас можно было обойтись и без них — и отправилась в обратный путь, в Галифакс. Но уже на выезде, в самом конце приморской дороги, я заметила на почтовом ящике объявление, болтающееся на ветру. Притормозив, я прочла:
СДАЕТСЯ: ЗВОНИТЬ СЬЮ ПО ТЕЛ. 555-3438
Ящик располагался у подъездной дороги. Заинтригованная, я свернула на нее и, проехав сто ярдов, увидела современный, в скандинавском стиле, треугольный дом. Он не был освещен и выглядел нежилым. Дверь, однако, была не заколочена. Через окно я рассмотрела небольшую гостиную, обставленную в симпатичном сельском стиле, со старой пузатой печуркой в углу.
В голове мгновенно возникла заманчивая картина — я сижу у теплой печки в кресле-качалке, почитывая Мелвилла или Флобера и слушая по радио классическую музыку. Я возвратилась в машину, снова подъехала к почтовому ящику и, достав мобильник, набрала номер, указанный в объявлении.
Мне повезло. Сью Макдоналд жила в пяти минутах и оказалась дома.
— Вы в самом деле хотите снять дом? — В ее голосе слышалось искреннее удивление, а еще хрипотца, которая появляется у тех, кто всю жизнь не расстается с сигаретами.
— Если он не занят, — ответила я.
— Занят? В январе в Новой Шотландии кому бы он к черту понадобился! Оставайтесь там, я через минуту буду.
Она появилась через несколько минут — седая женщина лет под шестьдесят, с коротко стриженными жесткими волосами, одетая в джинсы, побитую молью вязаную кофту и небрежно наброшенную поверх старую шинель армейского образца. Из уголка рта свисала сигарета. Я сразу прониклась к ней симпатией, а вот она окинула меня подозрительным взглядом.
— Хочу поинтересоваться, с вашего позволения, — заговорила Сью, отпирая входную дверь, — вы от кого-то скрываетесь или бежите?
— Все совсем не так романтично, — солгала я. — Просто я уволилась с работы. Получила хорошее выходное пособие, вот и решила какое-то время пожить в тишине, обдумать планы на будущее…
— Что ж, я вам так скажу: если хотите побыть в одиночестве и собраться с мыслями, лучшего места вам не найти. На побережье зимой становится так пустынно, ну прямо кладбище.
Дом, как я и предполагала, оказался простым, однако его отличало какое-то аскетическое обаяние. Обставлен он был практичной мебелью в стиле шекеров.[46] Я увидела уютнейшее кресло и самую настоящую качалку, в спальне наверху обнаружила симпатичную двуспальную кровать под балдахином. Удобная кухня была обставлена шкафами из сосны, на кофейном столике у печки стоял большой коротковолновой радиоприемник, телевизора не было вовсе.
