Сидя рядом с ней, я ковыряюсь в тарелке с фисташками, давая понять, что у меня все в порядке. Но ее трудно обмануть. Мне кажется, она чувствует появление Элис, во всяком случае угадывает какие-то изменения, произошедшие во мне со времени нашей последней встречи.
– А как ты, Брюшко-хлопушка?
– В центре надвигающейся катастрофы.
– Опять женатый?
– Других не осталось. Это… как бы сказать? Полное дерьмо.
– Ты умеешь так хорошо разбираться в жизни других, а в твоей собственной черт ногу сломит.
– Это все эмоции. Они искажают восприятие. Я пыталась от них избавиться.
– Удалось?
– Они очень прилипчивые, как выяснилось. Особенно отрицательные. А как ты?
– Развод продвигается. Теперь все у адвокатов. С посредниками ничего не получилось.
– Это плохо. Но после того, как вы пустите друг другу кровь, все уляжется. Сначала надо изгнать злых духов – и из Бет и из тебя. Как ваши отношения?
– Нормально. Только мне бы хотелось, чтобы она поскорее сдохла.
– Она умрет. Для тебя, по крайней мере. А ей хочется, чтобы ты умер. И ты тоже умрешь для нее.
– Мне хватает подобных разговоров с Теренсом, Кэрол. Правда. Но ты не поняла меня. Я хочу, чтобы она умерла в буквальном смысле этого слова.
– Мило. А как Поппи?
– В действительности, трудно сказать. Иногда она кажется мне очень злой. Я боюсь ее потерять.
– Ты делаешь все, что можешь. Не казнись так. Она замечательный ребенок.
– Иногда. А порой с ней трудно.
– Она просто ребенок, Дэнни. Она злится и расстраивается.
– Все злятся и расстраиваются.
– Ты с кем-нибудь встречаешься?
Я не уверен, что готов рассказать Кэрол про Элис, не сейчас. Мне не нравится ее проницательный взгляд, не нравится правда, которую она так любит говорить мне.
– Да нет.
– И хорошо. Ты еще не готов.
– Не готов? А почему же я так этого хочу?
– Вот потому и не готов. Ты слишком зол и чертовски уязвлен. Тебе нужно пройти через все это. Ты еще сердишься на женщин.
– Я не «сержусь» на «женщин». Я всего лишь злюсь на Бет из-за того, что она делает со мной и Поппи.
– Значит, она во всем виновата.
– В разрыве она не виновата. Но виновата в том, как ведет себя. Ты знаешь, я сегодня вот о чем подумал. Один из ключевых секретов отношений – это умение из них выходить. С достоинством. И без страха.
– Угу.
– Я прав? Надо иметь силы сделать это чисто, красиво, без обвинений и горечи. Разорвать пуповину. Слабые мучат слабых, так ведь?
– Угу.
Честно говоря, я ожидал большего, чем просто «угу». Чего-нибудь вроде «Знаешь, Дэнни, ты абсолютно прав. Очевидно, ты долго над этим думал, я восторгаюсь тобой, и, конечно, следующие твои отношения сложатся». А вместо этого я получаю лишь «угу».
– Нужно быть готовым уйти, выйти из игры. Боязнь расставания часто удерживает людей вместе, когда им давно пора расстаться.
– Угу.
– Может, перестанешь угукать?
– Извини.
– И перестань смотреть на меня так, будто все про всех знаешь.
– Я просто думаю…
– Что? Что ты думаешь?
– Ничего.
– Нет! Это невозможно. Я ненавижу, когда ты вот так делаешь.
– Хорошо. Замолкаю.
– Уже поздно. Скажи, что ты думаешь.
– Я не говорю, потому что не очень уверена, так ли это.
– Все равно скажи.
– Ну… Насчет того, чтобы всегда быть готовым уйти без страха. У тебя так случилось с Хелен и, боюсь, стало чем-то вроде фетиша. Может, ты слишком рано все разрушаешь, когда оно еще не созрело. Может, ты сознательно выбираешь самый сложный путь, просто потому, что он кажется тебе более мужественным. Может, ты из тех людей, которым нравится усложнять жизнь, потому что сложно – это круто, сложно – это мужественно, а самое главное, сложная жизнь – это яркая жизнь. Мы все учимся. Иногда слишком поздно. А иногда слишком рано.
Наступает долгое молчание, пока до меня доходит, какова, как бы это ни было неприятно, степень истинности того, что она сказала.
– Наверное, это здорово – быть такой умной.
– На самом деле – ужасно.
– Неудивительно, что мужчины к тебе на пушечный выстрел не подходят.
– Я подумываю об операции. Типа вазектомии мозгов.
– Проследи, чтобы чего-нибудь не оставили.
– Постараюсь. Может, в качестве временного средства, закажем еще выпить?
«Джим Бим» ударил мне в голову. Решение не говорить Кэрол об Элис постепенно испаряется. Я умру, если не узнаю ее мнения. Уверен, мне понравится то, что она скажет.
– Давай.
Кэрол делает заказ, потом улыбается, еще раз окидывая меня взглядом. Я люблю Кэрол. Люблю так, как можно любить кого-то, с кем у тебя нет сексуальных отношений, кто может уйти от тебя, когда захочет, и от кого ты можешь уйти, когда захочешь. От друзей уходить легко. Именно поэтому мы так стараемся поддерживать с ними хорошие отношения.
Почему у меня не может быть такой женщины, как Кэрол? Потому что, если я начну с ней встречаться, она перестанет быть Кэрол. Она станет моей женщиной.
– Знаешь, Кэрол, я много думал.
– Надеюсь, это не причинило тебе вреда.
– Не издевайся. Я способен к самоанализу, ты ведь знаешь. Ты, конечно, считаешь, что я – ни на что не годный, вечно ноющий нервный придурок, но я стараюсь.
– Расслабься, Спайки. А как поживает твоя психотерапия?
– Ты лучше скажи, как твоя?
К психотерапии Кэрол относится очень ответственно, как и ко всему остальному. Она посещает сеансы вот уже десять лет, два раза в неделю. Думаю, помимо прочего ее привлекает разгадывание интеллектуальных головоломок.
– Это трудное дело. И благодарное. Я постепенно прихожу к выводу, что выбираю не тех мужчин.
– И сколько этот парень берет с тебя?
– Это женщина. Я знаю: все, что она говорит, кажется очевидным, но иногда нужен профессионал, чтобы продемонстрировать тебе эту очевидность. Я не очень высокого мнения о себе, Дэнни. Не знаю почему. Могу найти много объяснений, но это будут всего лишь объяснения. Так вот, я действую наверняка, выбирая мужчин, которые обо мне того же мнения. Если мне попадется кто-то, кто меня любит, я удеру, потому что не смогу понять, что он во мне нашел.
– Господи, Кэрол, ты – самая замечательная…
– Знаю. Спасибо, Спайк. Я знаю, что ты действительно так думаешь. И… я соглашусь с тобой. Но где-то, в глубине души, не верю в это. Я не до конца в этом убеждена. И десять лет психотерапии помогли мне это понять. Хотя в конце концов ничего не изменили. Если мужчина любит меня, я не люблю его. И все заканчивается тем, что я встречаюсь с мужчинами, которые меня не полюбят.
– Печально. Но поправимо.
– Я работаю над этим. Возможно, это приведет меня туда, куда надо, – говорит Кэрол с грустью. – Где бы это «там» ни было. А как у тебя?
– Мне кажется, нормально. Теренс иногда действует мне на нервы, но, возможно… это… проекция. Я выливаю свою злость на него.
– И что вам удалось выяснить?
Набравшись храбрости от «Джима Бима», я заплетающимся языком конспективно излагаю «Любовные секреты Дон Жуана», перечисляю все – за исключением пресловутой Проблемы X, про что это, черт побери? – откидываюсь на спинку стула и жду, какое впечатление мои откровения произведут на Кэрол, но она говорит только:
– Угу.
Я разочарован. Почему она всегда знает заранее все, что я собираюсь ей сказать? Мне хочется застать ее врасплох, хотя бы раз.
– Господи, Кэрол, тебе надо встретиться с Теренсом. Вы с ним быстро найдете общий язык.
– Прости. Можно я сразу подведу итог тому, что ты сказал… твоим «Любовным секретам»?
– Конечно.
– Ты навязчиво ищешь одобрения женщины, ты слишком быстро влюбляешься, жизнь не такая, какой представляется, тебя испортило родительское воспитание, жизнь полна противоречий, и тебе надо перестать быть таким хорошим.
– Да, что-то в этом роде.
Я осознаю, какое жалкое впечатление производят мои изыскания. Когда Кэрол заговаривает снова, становится ясно – она поняла что-то очень важное.
– Рано или поздно ты встретишь человека, с которым будешь счастлив.
– Думаешь? Но это не совсем то, что ты мне говорила, глядя на мою руку.
Она смеется своим громким, благозвучным смехом, таким же, как в детстве, разве что на октаву пониже.
– Может быть, твоя ладонь изменилась. Давай посмотрим.
Я протягиваю ей левую руку, и она внимательно изучает ее какое-то время. Потом смотрит на меня с тревогой.
– Господи, Спайк. Знаешь что?
– Что? Что там?
– Я совсем не умею гадать.
Теперь мы уже оба смеемся.
– Правда, Спайк, я верю, что ты встретишь кого-нибудь. Просто нужно время. Время и удача.
Это прозвучало ритуальным закрытием темы, а не самостоятельным высказыванием. Я делаю еще глоток «Джима». И понимаю, что не смогу промолчать.
– На самом деле уже встретил.
Вот теперь, в первый раз за весь разговор – а может, и за все годы знакомства – я произношу нечто неожиданное для Кэрол.
– Что?
Я рассказываю ей про Элис, она ее пару раз видела, про Мартина, которого она знает давно, про мои ночи с Элис, про мою безумную любовь, и впервые Кэрол, прорицательница Кэрол, не знает, что сказать. Кажется, тишина длится вечность. Наконец Кэрол нарушает молчание:
