Этих рептилий, молчащих, как рыбы, развелось, как собак. Они ничего не желали, их находили в прудах и заводях настоящие хищники, а они в это время грызли гранит новых ступенек, шли по лестнице успеха, а их мужчины шли рядом, а жили хрен знает с кем.
Л. не раз анализировала, почему у них все так складывается. Кроме причин социальных и демографических, была одна, наиболее глубокая: им обеим не хотелось повторять жизнь своих матерей, самых дорогих для них людей. Их папы-мужья растворились, не оставив никакого адреса. Девушки такой судьбы не желали и делали свою сами. Тяга к женатым мужчинам была косвенным поиском мужа-отца и местью за брошенных мам.
На таком фундаменте дом построить можно, но сколько цемента надо в него залить, чтобы он стоял? Сталь и цемент нужно было произвести в своей душе, а от этого мягче не становишься. Вот такую теорему надо решать, а в ней одни неизвестные.
Тридцатого числа состоялась корпоративная вечеринка. Скрипя зубами, надо было собраться. Красное платье, намеченное для встречи с этим лондонским подкаблучником, пришлось надеть, сил для мести уже не осталось, но напиться и забыться в дружеском сексе было необходимо.
Компания считалась весьма не бедной, и все состоялось в модном ресторане «Джу-Джу». Л. пригласила ВЧ – так они делали всегда, чтобы скрасить времяубивание в пустых квартирах, где в выходные дни находиться было нестерпимо.
Начался праздник весело. Ведущий за 10 тысяч евро мрачно шутил, поглядывая на часы, девушки из питерского офиса пытались с ним сфоткаться, тогда он разжимал свои тонкие губы и, озаряя их своей известной лошадиной улыбкой, принимал напряженную позу козы, которая вот-вот обосрется: он замирал на мгновение – и все вокруг были счастливы. Потом дома девушки будут намекать подругам, что у них с ним было, а с ним уже давно ничего ни у кого не было, не мог он с девушками и не хотел. С кем он хотел, все знали, но говорить об этом не принято. Он любил певца и одного теннисиста.
Потом пела певица с мужским именем, тоже дорогая. Она славилась своим жеребячьим смехом, песни ее вспоминались, только когда она их пела, ей подпевать не получалось – мелодии не было, а слова тоже были как будто из другого алфавита.
Подруги времени не теряли, выпили положенное по меню, потом еще добавили за свои и бросились на танцпол с неистовостью пэтэушниц, долго ехавших в электричке до клуба в поселке.
Их заметили два мужика из вип-зоны, приглашенные руководством из фирмы партнера, вышли к ним и пригласили продолжить банкет за свой стол, заваленный элитными напитками, и праздник стал наполняться новыми красками, и бокалы свистели как пули.
У Л. поплыло в голове, и два изображения слились в одно: это был образ Аль Пачино с бородавкой де Ниро. В тот же момент она поняла, кто может спасти ее от моральной травмы – этот странный мужик-мечта, в котором все сложилось, как в пасьянсе: все к одному, до последней карты.
Вечер уже шел параллельным курсом, ее голова, залитая до краев спонсорским вином, унеслась в другие дали. Ее пригласил танцевать один из хмырей, она пошла с ним, но вел ее в танце Аль из фильма «Аромат женщины». Она как слепая перебирала ногами, но Аль был бесподобен. Он довел ее до стола, и она рухнула на стул, дрожа от волнения. Хмырю это тоже понравилось.
Потом из-за пьяного облака вынырнул де Ниро и повел ее в какой-то дом уверенно и крепко. Она знала, что ее ждет, но было слегка неловко перед Алем.
Танцы продолжались. Она разрывалась между двумя мечтами и все пыталась соединить их воедино, но ноги разъезжались, и все двоилось: один глаз видел своего кумира в нью-йоркском такси, другой уже плакал на плече героя в ресторане из фильма «Однажды в Америке».
ВЧ наблюдала за ней и не понимала, где находится ее лучшая подруга – то, что она давно уже не здесь, ей было очевидно.
Хмыри пригласили продолжить в президентском номере «Кемпински», дружеский секс, запланированный подругами, маячил весьма определенно.
Пока ехали в машине, ВЧ шептала на ухо Л., что парни какие-то стремные, с легкой гнильцой, но Л. была в других объятиях. Два желанных образа в конце концов совместились, и ей стало спокойно и светло на душе, хотя и слегка подташнивало.
В номере она провалилась в пьяную кому и очнулась под утро, когда не помнила ничего.
Она лежала в ногах большой кровати, совершенно неодетая. Красное платье, брошенное на пол, ударило в глаза, как пионерский костер. Она поняла, что отдала свою уже не пионерскую честь двум хмырям, лежащим в обнимку на высоких подушках.
Вечной Подруги не было, стало ясно, что ее бросили на приличные гвозди.
Она встала, прошла несколько шагов, ощутила жжение в неположенном месте. Рот не слушался языка, челюсти болели, она поняла, что ее поимели, как ослика в воинской части, дислоцированной в горном ущелье.
Она шла по Замоскворецкому мосту в красном платье. 31 декабря, такое желанное, уже наступило, в Лондоне Биг-Бен пробил шесть ударов, ее мужчину подбросило что-то, он почувствовал смутное беспокойство, а потом пописал и пошел дальше спать на семейное ложе. Новый год зашагал по планете, только одна девушка в красном платье осталась без подарка, а ей так хотелось…
– Проклятый фантом! – воскликнул Приходько, проснувшись в ДАСе (Доме аспирантов МГУ) и напугав своим криком соседа по комнате, болгарина из Пловдива, мирно лежащего с улыбкой человека, вспомнившего маму.
Он уже вторую неделю проводил в подъезде дома № 8 на Миклухо-Маклая, пытаясь найти источник своего кумулятивного взрыва в органах внутренней секреции.
Полноценный физически и умственно аспирант Приходько возвращался в общагу. Он сел на «Площади Революции» в переполненный вагон метро и попал в вихрь толпы, бросившей его к закрытой двери.
Он был одет в обычные джинсы, тонкий свитер и белоснежный длинный плащ, подчеркивающий его рост и стать волейболиста. Красив, как Бекхэм, он не был, но уродом его могла бы назвать только девушка, которой он отказал, не оценив ее достоинства.
Он знал себе цену, переизбытка гормонов у него не наблюдалось – молодой, успешный аспирант, с хорошей перспективой уехать после защиты за рубеж на стажировку.
Его прижало к спине какой-то девушки с одуряющим запахом духов. Она тоже была в плаще с разрезом от пола до пояса. Приходько не видел ее лица, только одно ушко, маленькое и очень взволнованное. Он попытался создать между ними подобие вакуума – не хотелось, чтобы она подумала, будто он «антенщик» – так на его родине называли мужчин, использующих общественный транспорт для неблаговидных целей. Он даже хотел извиниться за излишнюю близость, но подумал, что глупо говорить человеку в спину о своих недоразумениях.
На «Октябрьской» с ним началось невероятное: он почувствовал, что организм преодолел нравственность и заставил его вести себя как животное. Сначала он лишил его разума, потом дал команду рукам, а те, зная свое дело уже полтора миллиона лет, стали искать дорогу к телу противоположного пола.
Приходько даже вспотел – он не знал, что с ним происходит. Голова перестала что-либо соображать, люди вокруг потеряли свои телесные оболочки. Он забыл, на каком он свете, ослеп, оглох, и только руки куда-то его вели. Он превратился в паука, вяжущего всеми своими восемью парами руко-ног паутину для несчастной мухи, трепещущей в его сетях.
Приходько безотрывно смотрел на ее красное ушко и слышал ее взволнованное дыхание. Понять, что с ней происходит, было невозможно. Он с ужасом ждал крика, удара, истерики, представляя себя в милиции, где его бьют, как извращенца.
Он осознавал, что его успешная жизнь может закончиться в одно мгновение, но остановиться уже не мог – его корабль летел на рифы, и он обреченно ожидал будущую катастрофу.
До «Академической» он доехал в тумане, чуть не перепутав выход – боялся смотреть на белый плащ девушки, стоящей на эскалаторе чуть выше его. На улице он остановился и закурил, девушка в белом повернулась к нему и стала приближаться.
Приходько напрягся – он не хотел неприятностей, и извиняться тоже не хотелось: кому приятно видеть человека, свидетеля твоих, мягко говоря, подвигов. Она приближалась…
Подойдя, девушка остановилась на мгновение и, решительно взяв его за руку, повела, не оборачиваясь. Он плелся сзади, ничего не понимая, его ноги не шли, дурман ее духов туманил его голову. Через пять минут они оказались во дворе девятиэтажки, зашли в лифт. Он не смотрел на нее, прикрыв глаза. Как оказался в квартире, он не помнил.
Ни одного слова не было произнесено, никаких лишних движений не было сделано. Все, что произошло там, в кромешной темноте, заслонило его немаленький опыт.
Он был ведомым, все было в ее руках. Она ввела его в другое измерение, где он стал настоящим, у него открылись жабры, появились дикая шерсть и хвост. Он прошел весь путь эволюции и только в пять часов утра встал на ноги и превратился в человека.
