— Очень хорошо. Чай будете? Кофе?
— Нет. Это мне помешает.
— Как это может помешать?
— Твоя книга? — достал Пес из сумки учебник.
— О! Конечно.
— Тогда все в порядке. Ошибки не будет.
— Какой?
— Ты тот, кто мне нужен.
— Но, если, на ты…
— Ты… вы, мы… теряем время.
Пес снял телефонную трубку и подал ее ученому, дождался пока тот опять же, совершенно по-русски объявит женщине на другом конце провода о задержке. Потом Пес трубку вырвал из рук изумленного хозяина кабинета и оторвал ее от аппарата.
— Что это?
— Это пистолет, — объявил Пес и достал оный.
— Кто вы?
— Представитель власти.
— А документы?
— Расскажи-ка лучше о себе.
— Что я должен рассказать?
— О своем видении истории. Ну, давай, начинай.
— Пистолет, хотя бы, уберите.
— Нет. Так лучше. Естественнее.
— Почему?
— Меньше будешь врать.
— О чем я могу соврать?
— Переврешь всю историю.
— Историю нельзя переврать. Она объективна.
— А чем же вы тогда тут занимались? За что зарплату получали?
— За труд.
— Результаты вашего труда перед вами. Так что объясняйте, но постарайтесь поближе к истине. Как можно ближе. Какая ваша специализация?
— Долгое время я занимался древними знаками на камнях.
— Вот. Это хорошо. Поближе к кладбищу.
— Давайте, я вас выведу отсюда и не будем о кладбищах.
— Почему? Я люблю эту тему. Я к ней имею некоторое отношение. По специальности я гробовщик.
— На самом деле?
— А почему нет? Только мои гробы несколько другого толка.
— Это аллегория?
— Считайте, что так. Хотя приходилось делать и настоящие. Итак, начнем.
— Ну, хорошо. Тут совсем недалеко находятся отличные камни. Той зимой почти не было снега.
— А? Какой снег?…
Автобус по горной дороге катит. Лето…
В автобусе Пес завел богоугодный разговор с соседом. Сидели они с Сашей в разных местах. Вот и захотелось Псу пообщаться, а не с кем. Саша одним ухом разговор слушал, проникался интересом. Как антология таинственных случаев, только наяву. Протяни руку и вот они — случаи. Обсуждали поведение неугасимой лампады, что висит над Царскими вратами соборного храма Иверского монастыря. В праздники она начинает раскачиваться: таков знак присутствия Матери Божьей. Но иногда и по будням. Предупреждает монахов о чем-то. Об испытаниях, которые скоро будут.
Старцы рассказывали: турки напали на Кипр, лампада качалась очень сильно. То же происходило перед другими войнами. Качалась лампада и перед землетрясением в Армении. Когда она начинает раскачиваться в непраздничное время особенно сильно, об этом сообщают во все монастыри Горы. После этого начинаются соборные моления. А Саше Пес лампаду не показал. Обидно.
Когда автобус остановился, диспут продолжился в забегаловке. Хозяин по-русски говорит свободно. Узбек он советский, как выяснилось. А разговор уже зацепил Пса с паломником из Запорожья так, что и не остановиться. Опять уза на столе и булки с сыром. Паром уходит. Будет другой…
Говорили о бесах. Когда наблюдается очевидное несоответствие — замысел убогий, исполнитель ущербный, а результат явный — поведение исполнителя диктуется кем-то другим. А если налицо повадки беса, то ясно, кто дергает за нитки. Пес оживился, прояснел головой, фрапе свое, беспрерывное лакал… Бес — вампир. Он крадет силу с помощью обмана, несбыточных деклараций. Напившись чужой силы, он бросает ограбленных в болезни. Вселение беса в человека — факт. «Ночной дозор» при всей привлекательности — бесовщина голимая. Нет там ничего от Создателя. Все тоньше и горше. Выдавать смерть за улучшение жизни — его большая программа.
Социализм. Революционеры хреновы, прикидывались друзьями трудящихся. Шли на каторгу. Вот чем они купили нас. Это было примечено. Народ в них поверил. Это очень тонкая и тяжелая игра в подсознательное. Потом они предложили большинству населения поменять жизненный уклад, который строился тысячелетиями. Ну, не мог человек так сработать. Это тебе не электорат промониторить. Сделать такое человеку не под силу. Вот он, бесовской подход и его схемы. Ведь сходство морального кодекса строителя бесовщины — калька с заповедей Христа. Но как тонко сбита планка, как размыто блистательно. Рай на земле. И когда души были прихвачены — оказалось, что нужно забрать все. Нет частной собственности, но есть генеральный секретарь. Добрый и строгий дедушка. И интриганы пониже, которых он время от времени разоблачает к всеобщей радости. А экономике — в какой-то перспективе — конец. Но русский человек каким-то образом переварил эту жуть и уже готовился ее под себя приспособить. А он опять здесь — бесовин.
Собственность человека, распространение его сущности на частичку окружающей материи, овеществление личности в этой частичке. То есть дух в тварном виде. В своем домике. И чем больше домиков, тем крепче духовное тело вокруг. Нет частной собственности — нет ничего — конец времен. Только в Союзе умудрились наполнить колотую эту форму живым содержанием, и бесы затрепетали. Сатаноид был уверен, что лозунг обобществления имущества прихватит и лентяев, и других убогих. А они — носитель разрухи. На медленное умирание мы были обречены. И в тело это отравленное, но все же жизнеспособное, повтыкали иглы и трубки. Окрестные народы насосались вволю. Но необъяснимым образом Россия оказалась живой. И опять перевариваривает новый мировой порядок. Не рассыпается.
Начнем сначала. Светлое будущее остается… Теперь частная собственность и стремление к баблу не только не осуждаются, но поощряются. Но потребление понимается в чисто материальном смысле, безбожном. И «права человека» для присмотра за Ваней. Чтобы не мешал педрилам. Такие кульбиты может проворачивать только нечистый. Никакие американские шпионы и масоны этого сделать не могут. Это тончайший синтез психологии, физики, кибернетики и многих других наук. Это абсолютная наука. Подумай, как она называется… Душа уходит не в материю, а в вещь. И там умирает. Домик рассыпается. С этой точки зрения нужно смотреть на все. Вместо классовых противоречий — другое. Снимет Богородица покров — все рухнет.
— Ты как думаешь, бес в ком сидит? — Обратился Пес к товарищу по несчастью, которое уже было неоспоримым.
— Он не сидит. Он подселяется и гадит понемногу. Как вирус.
Пес с оппонентом раскрыли рты от изумления.
— Ты, брат, не прост, — сказал Пес. — Ха! За это надо выпить.
— А паром?
— А парома, брат, сегодня больше нет. Вот Викентий пешком в Пантелеймон пойдет. А мы тут останемся.
— Почему?
— Угадай с трех раз.
— Так он тоже пил.
— С оглядкой. Дойдет, будет, как стекло. И ты будешь. А я не могу.
— И куда теперь?
— В Карею. А можно попроситься и здесь. Наверху номера, как в Париже. Тебе понравится. И спать. Чая. Горячего. Немножко русской водки.
— Откуда?
— У тебя в сумке еще одна есть. Я знаю.
— А…
— Молчать, — приказал Пес, — попрощайся с Викешей.
Они обнялись и троекратно прижались щеками. Викеша отбыл.
Номер, действительно, оказался приятным. Большой, чистый, как в Уранополисе. Или даже в Каргополе.
— Котопузов ловим? — зацепил Пес Сашу.
— А можно?
— Нужно. Где снасть?
— В сумке.
— Я не сомневался.
Тут и пакет с курицей из Кариеса пригодился. Пес баллон рицины купил, хлеба и неизбежных рыбных консервов. Ловили на мясо ракушки вначале с правого пирса, потом с левого. Окушки, бычары. С котопузом не вышло.
— Ты вот, брат Пес, знаешь все про здешние нравы и на службе стоял.
— Слушаю тебя, брат Болотников.
— Ты сам-то во все это веришь?
— А ты скажи, я на русского похож или прикидываюсь?
— Пьешь ты как-то, не по-русски…
— То есть?
— Без удали и надрыва. И без радости. Как механизм. То ли поляк, то ли чухонец.
— Это ты справедливо заметил. Долго я там пробавлялся на сладких ликерах. Испоганился. Однако, симптом…
— А какое отношение имеет алкоголизм к церкви?
— Что ты за церкву цепляешься? Я что, алкоголик?
— Ты бы на себя ночью посмотрел… и вообще, клюет у меня…
Пес несколько даже разволновался. Вечер, предполагавшийся таким чудным и естественным, приобрел какие-то обидные свойства.
— Скоро ты услышишь истинное церковное пение. Там и поймем, каков твой символ веры.
