Белогвардейский офицер Николай Туроверов рассказал, как оставляли Крым, и конь его плыл за ним. Стрелял, но рука дрожала.
Мой денщик стрелял не мимо –
В кровь окрасилась вода.
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда.
Из Маяковского:
Глядя на ноги, шагом резким
Шел Врангель в черной черкеске.
Трижды землю поцеловавши,
Трижды город перекрестил.
Под пули в лодку прыгнул. «Ваше
превосходительство, грести?» - «Грести».
А потом Иван Шмелев, «Солнце мертвых». Красный террор в Крыму. Волосы встают дыбом. Общая картина бегства белых из Крыма – выдумка Маяковского:
Мужчина даму бьет в морду,
Солдат полковника сбивает с мостков.
Беспорядочная погрузка была не в Севастополе, а в Новороссийске. И, конечно, не такая. Маяковский вообще любил выдумывать:
Сегодня с денщиком. Ору ему «Эй,
Наваксь штиблетину, чтоб видеть рыло в ей».
И, конечно, к матушке. А он меня к моей,
К матушке, к свет, к Елизавете Кирилловне.
Плохо же он знал русского офицера, да и солдата тоже. Доктор Пирогов во время севастопольской обороны сказал: «Наши солдатики прекрасно умеют умирать, но не умеют жить». Есть за нами. Самого доктора Пирогова солдаты почитали за чудотворца. Несут на носилках в лазарет тело. «Куда ж вы его, братцы, несете? ведь он же без головы». (Голову несут отдельно.) «А к доктору Пирогову несем, он пришьет». Простодушие и упрямство.
Татьянин отец перед революцией приехал в Россию с немецким дипломом и работал за золото у бельгийцев на Луганском паровозостроительном заводе. Никакой Украиною там не пахло. Когда князь Владимир нас крестил, а Илья Муромец ему служил, язык был один – русский былинный:
Ах ты, волчья сыть да й травяной мешок,
Что ты на корзни, собака, потыкаешься?
Много позже из областей Австро-Венгрии пришел прекрасный, столь любимый мною украинский язык. Знаем наизусть не только всего Шевченку, но еще и Лесю Украинку. А кто выкупал Шевченку из крепостных? Жуковский да Кипренский.
Обидели вас коммуняки? устроили голодомор на Украине? А нас они не обижали? травили газами крестьянские бунты на тамбовщине. Вас Екатерина Вторая обездолила?
«Madame, при вас на диво
Порядок расцветет, -
Писали ей учтиво
Вольтер и Дидерот,-
Лишь надобно народу,
Которому вы мать,
Скорее дать свободу,
Скорей свободу дать».
Messieurs, - им возразила
Она, - vous me comblez», -
И тотчас прикрепила
Украинцев к земле.
А наших при ней никуда не прикрепляли? Задумала возродить кораблестроение как при Петре Первом, ее кумире. Но тот сам на верфи топором стучал, да и под конец недолгой жизни смертельно простудился, спасая тонущего матроса. Теперь, когда церковь снова в силе, принято Петра хулить. Конечно, ведь он упразднил патриархию. (А сам был жарко верующим.) Татьяна бывало смеялась, что скоро в университете нельзя будет преподавать профессору, не бывающему у исповеди. А Петра – его никому не отдала. И не подступайтесь. Так вот, екатерининский вельможа крестьян-корабелов ставил на работу за час до восхода солнца и отпускал через час после его захода. От зари до зари. Если же кто, не вынеся, бежал – брали в тюрьму жену его, и детей, и родителей. Томили, доколе беглый не сыщется. Общие беды у нас с вами, как ни крути.
Вы были зажаты между Россией и Польшей. Каково вы ладили с поляками – читайте «Тараса Бульбу». Не хотите? перевели на украинский язык и забыли? А между тем Гоголь – лучшее, что вы дали миру. Выкупил из книжных лавок и сжег первый свой прошиллеровский опус «Ганс Кюхельгартен». (Жечь любил и позже, на беду.) Написал «Вечера на хуторе близ Диканьки», похвалившись своей Малороссией. Позже так же поднял на руки и назвал принцессой свою Молдову мой современник Ион Друцэ.
После раздела Польши лишь Австро-Венрия могла исподтишка пытаться отторгнуть Малороссию от России. Кстати, первый из военных подвигов Суворова – усмирение польского восстания. Кстати же, в укор Маяковскому, о традициях отношений между российским офицерством и солдатами. Генералиссимус Суворов перед битвой на колени становился, кланялся солдатам – братцы, не выдайте. И не проиграл ни одного сраженья. Солдаты перед боем надевали чистые рубахи – в смерть, как на праздник. И этот плясовой ритм у Твардовскоо в потрясающей хрестоматийной «Переправе»:
Кому память, кому слава,
Кому темная вода.
Ах, хорошо. Зря Анна Андревна Ахматова не оценила. Воистину, есть упоение в бою. Поэтесса Инна Кабыш утверждает:
Никакая родина не стоит
Тех, кто умирает за нее.
Всё не так, прямо противоположно. Мой народ, его язык, его вера – крупнее меня. Нужна, может быть, и я, постольку-поскольку. Но бесчестья отечества не потерплю. Хотите меня вешать – вешайте. Вот вам веревка. Я разговаривала с парнями из Ивано-Франковска. Они так и сказали: «Придем ТУДА – будем вешать». И мой любимый старший друг подтвердил с удовлетворением: «Да, кого-то будут вешать». Никогда ему этого не прощу. Не дам вешать ИХ, рабочую косточку, двадцать пять лет кормившую своим трудом с глузду зїхавшую Украину. Брошусь наперерез.
Может, главы самопровозлашенных республик немного и смешны. Луганский похож на бывшего партработника. Донецкий в тельняшке рубаха-парень, душа нараспашку, оторви ухо с глазом. Однако что можно было сделать в такой спешке. Просил же их хитроумный одиссей Путин: не торопитесь, подождите с референдумом, не время. Но, вдохновленные примером осчастливленного, ликующего Крыма, не послушались. Крымчаки же говорят со слезами: не ждали, не надеялись, что когда-нибудь…
Смешно, что харьковчане так оберегают памятник Ленину. Но сейчас надо прикусить язык. Пускай распинаются Зюганов с Жириновским – это их звездный час. Зарабатывают политический капитал. Но если бы – а вдруг, чем черт не шутит? – прошло абсолютно понятное для всего цивилизованного мира изменение конституции в сторону федерализации, то ушли бы и умеренный Харьков, и запуганная Одесса. А тех, кто давит рубль изнутри (есть какое-то названье, быки или медведи, словом, те, кто играет на понижение), ищейка Путин поймает и схватит за рукав. Уж Путин выпутается. Пришел к власти – живо вычислил кого надо. Посадил Гусинского на три дня в тюрьму. Тот поел рыбы – ему не понравилось. Уехал вместе с Березовским – тут и инфляция кончилась. Пока пусть наши воспитанные в СССР люди дежурят по ночам у памятников. Есть в России красный пояс – Татьянина орловщина, Воронеж. На Украине – красный меридиан. Ничего, перемагнитятся. Лишь бы с Россией, лишь бы подальше от нацистского безумия.
Сейчас, похоже, столица Украины не Киев, а Львов. Обожаемая мною гуцульщина. «Тени забытых предков» Параджанова. Гуденье длинного рога на горных пастбищах.
Вiвцi ж мої, вiвцi
Вiвцi та з отари,
Хто ж вас будє пасти.
Як мене не станє?
Татьяна ходила на лыжах близ Славьска. Видела пустые хутора: люди ушли через границу. Пакт Молотова-Рибентропа. Никогда не бывает одной правды – всегда две. Как аукнется, так и откликнется. Но это бендеровцы жгли Хатынь. А теперь Лукашенко еще заикнулся, чтоб ему за молочные продукты Россия платила в долларах. Да этих необеспеченных бумажек Америка напечатает сколько угодно, и еще припугнет очень реальной военной силой, чтоб вызвать паническую инфляцию. А страдает Европа. Первый массированный натиск на Россию не прошел. Не помог и сланцевый газ. Мелкие компании отработали кредиты и прекратили существованье. Путин болел, вертелся, как уж, но ни третья мировая, ни гражданская внутри России не состоялись. Мы удержались на краю.
Моя младшая подруга Маринка напомнила мне о Соломоновом суде. Та была истинная мать, что отказалась разрезать ребенка и уступила его лжице. Как Маринка недавно радовалась Крыму! Она из крымских армян, чохом выселенных в Сибирь. Теперь, испуганная, готова отдать Крым обратно. Вернуть Украине, которая то воду им перекрывает, то электричество отключает. Интересно, что бы сейчас сделала Украина с населением Крыма, впусти мы ее туда. Нет, не получится. Шиш вам, бесноватым. Не плачь. Маринка.
Господи, что у нас за история! Но ведь и в Англии еще при Елизавете Первой было не сладко. Диккенс в толстой истории Англии для юношества всегда заключает сцену казни словами: «Но он вел себя у эшафота мужественно».
Так весело, отчаянно
Шел к виселице он!
В последний час
В последний пляс
Пустился Макферсон.
Анна Болейн сказала у плахи: «Я прошу прощенья за свои грехи у господа бога, у всемилостивейшего короля и у народа Англии». А наш Иван Грозный сватался к Елизавете Первой, ее дочери. Соображайте время. Кстати, наш Ельцин, уходя, с экрана попросил прощенья у народа за причиненные ему страданья. Было за что просить, и Анне Болейн, и нашему Ельцину. Не знаю как Анне Болейн, но Ельцину за искреннее раскаянье семь грехов простится. Не ждите от меня связной речи – слишком взволнована. Я же предупредила:
