Еще неделю назад ни Рогулин, ни Белан, ни кто-либо другой ее просто не замечали. Эта мышка, одевающаяся, как туземка Карибского бассейна, была для них представительницей стафа, быдлом. А теперь она сидит в собственном кабинете, в кожаном кресле, и, чуть развалившись, отвечает:
— В данный момент президент в командировке в Италии, я исполняю его обязанности. Если хотите, можете поговорить со мной. Если же вам непременно нужен Вольдемар Петрович, то он вернется в Россию только через три недели, потому что из Рима он сразу полетит в Лондон.
Я беззвучно расхохотался и в ответ на выпученные Алины глаза показал ей ОК.
— Ладно, — сказал Рогулин, — конечно, я поговорю с вами, но хотелось бы знать, какими полномочиями вы фактически наделены.
— Я один из учредителей компании и в данный момент руковожу ею и уже порядком устала от бесконечных переговоров и заключений контрактов. Мы только образовались, и дел невпроворот. У меня есть не больше пяти минут, Георгий Алексеевич.
И вижу, с каким наслаждением Альбина напяливает своего бывшего босса, о разговоре с которым раньше думала, как о разговоре с Баффетом, и пропитываюсь ее и своим наслаждением.
— Альбина Николаевна. Мы бы хотели встретиться в приватной обстановке и обсудить партнерство. Мы видим в этом смысл.
— В данный момент мы не видим необходимости в партнерстве, — читая мои знаки, отвечает Аля, — потому что все наши усилия направлены на решение организационных вопросов. Кстати… «Вижуэл», вы сказали?.. «Вижуэл», «Вижуэл»… Но разве вы еще не слились?
— С кем? — спрашивает Рогулин.
— Минутку, — Аля закрывает рукой трубку и кивает мне, прося помощи.
«В Москве уже полно слухов о том, что „Вижуэл“ перестал существовать», — шевелю я ей губами, и этот простой ход заставляет Рогулина потерять терпение.
— Да откуда эти слухи?!
— Ну, вообще-то мне не хотелось бы называть источник информации, но чтобы сократить алгоритм нашего разговора… Наши люди в МУРе говорят, что в квартире какого-то сотрудника найдены документы, подтверждающие факт поглощения «Вижуэл»… Постойте-ка, это не у вас работает некая Белан?
Сидя на столе, я танцую самбу, потому что точно знаю, что Рогулин сейчас разговаривает, а Машенька слушает разговор по громкой связи. В Москве, видите ли, не в одном «СВП» такие телефоны…
— У нас, и что?
— Мы тесно работаем со STANDARD&POOR’S, присваивающей кредитный рейтинг компаний… Еженедельно нам присылают информационный бюллетень. Я боюсь ошибиться, но в списке компаний, готовящих слияние, числится, кажется, и «Вижуэл». Я не могла ошибиться, поскольку рекламные компании представляют для нас особый интерес…
— У вас неточная информация, — заверяет ее Рогулин. — Мы никогда не скрываем своих намерений, любой наш партнер имеет свой фитбэк.[16]
— Есть, есть информация, что «Вижуэл» в рамках M&A готовит слияние с другой компанией… Да, это хорошо, что я сейчас вспомнила… Вы готовите слияние, и вместе с этим предлагаете «СВП» долгосрочное партнерство не от имени новой компании, а от имени «Вижуэл». Простите, но при такой «открытости» я не вижу смысла в нашем дальнейшем разговоре…
— Да не могла к вам попасть такая информация, — искренне изумляется Жора.
И Аля вешает трубку, ожидая от меня рецензии.
Мне нравится эта девочка. Кажется, кресло начальника отдела по работе с клиентами для нее тесно.
Рогулин еще на месте, значит, Маша чего-то ждет. А ждет она тишины, которая вскоре наступит, — это случится, как только разберутся с Мухиной и ее дебилами. Рогулин по причине траура по Альбусу до сих пор не может догнать смысл документов, изъятых ментами, или просто не хочет догонять. Георгий очень недальновиден, и если его не толкать, он будет стоять на месте. Толкал его я, а Маше это делать незачем. У нее другие планы. Думаю, через день-два ситуация выровняется и неизвестная мне компания-поглотитель начнет атаку. Рогулин к ней готов, конечно, не будет. Состоится банальный вынос тела. В пятницу вечером.
«Вижуэл» занервничал. На сцене появился конкурент, который посерьезнее «Ребуса» будет.
А чего вы ждали, сволочи? Подождите, это только начало. Мне даже страшно произносить вслух, что будет с вами дальше.
Единственное, что беспокоит, — отсутствие Раечки. Девочка бросила меня, как бросают матросы. Сразу и навсегда. Она мне не звонит, не отвечает, и такое впечатление, что ей поставлена другая задача. Жаль. Мы очень хорошо понимали друг друга…
После петлюровского налета Мухиной и ее олигофренов я входил в свою квартиру спокойно. Ходить домой без опаски быть встреченным в подъезде ударом кастета в лоб можно еще как минимум неделю. Ярко задуманная операция по унижению Медведева закончилась еще ярче, и теперь, я знаю, инициаторам этой идеи нужно зализать причинное место. Им нужно все как следует обдумать, взвесить и придумать новый план. Теперь им понятно, что с кондачка Женьку Медведева не взять. Его нужно окружать и плющить по вдохновенному размышлению.
Но когда звучал звонок в дверь, я всякий раз почему-то вздрагивал. Наверное, мои умственные заключения немного не совпадали с биологическими рефлексами. Боль на лице не проходила, и всякий раз, когда у двери раздавалась трель, рана начинала гудеть, а под ложечкой неметь. Вот и сейчас, когда трель прозвучала и смолкла, я пошел к двери не сразу. Включив телевизор, я нажал кнопку канала, отвечающего за обозрение пространства на лестничной клетке, и когда увидел Олега Панкратова, чертыхнулся. Уж не задумали ли они ЕГО ко мне прислать?!
Вид Олега в натуре был еще хуже, чем в глазке, где, как известно, изображение уродует людей до неузнаваемости.
— Женя, я могу войти?
— Да ты уже вошел, парень. Скидывай туфли. Я пол помыл. Я его мою раз в неделю, поэтому к только что вымытому отношусь со священным трепетом. Тапки можешь взять и побольше… — добавил я, заметив, что Панкратов пытается засунуть свои ступни сорок четвертого размера в тапочки Виолетты тридцать шестого.
— Кофе, виски, сока, денег, воды из-под крана, по морде?
— Совета, Евгений.
— Значит, виски. Но виски нет. Есть водка финского разлива.
— Я за рулем.
— А у тебя что, после ста грамм руль из рук вылетает?
— Ладно, конечно, буду…
Оставив Панкратова в комнате, я прошел на кухню. Вынимая из холодильника новую бутылку «Финляндии», улыбнулся. В каждой компании помимо прочих есть свои палачи и висельники. Олег — типичный представитель второй группы. Его казнь всякий раз откладывается по независящим от него причинам. Точнее — причине. Он на хрен никому не нужен. Он работящ, меланхоличен, безобиден, безволен, в хате на зоне он стоял бы на стреме у решки, пока другие играют в карты, а в прайде львов сдох бы с голоду, потому что не рискнул бы из-под пасти вожака вырвать кусок мяса. Ввинчивать его в интриги бессмысленно, потому что он не представляет для интриганов никакого интереса. Любую запланированную склоку он непременно провалит, потому что начнет рассказывать о ее сути каждому встречному. В отношении него самого что-то планировать тоже нет никакого смысла — опускать его еще ниже никому не нужно. Панкратов бродит по «Вижуэл» как тень отца Гамлета, и порою мне кажется, что сквозь него в коридоре легче пройти, чем его обойти. После моего ухода дела у него ухудшились. Его вообще перестали замечать. Если раньше Белан его дрючила, а начальница отдела Павлюк подрючивала, то теперь за масштабом надвигающихся событий на него и вовсе все плюнули, и в этом он увидел свое скорое освобождение от занимаемой должности, то есть Промысел Божий. Но увольняться Панкартову нельзя, поскольку в «Вижуэл» он прорвался, если так можно выразиться по отношению к Панкратову, чудом, по недосмотру — я полагаю, теперь же, окончательно поизносившись в «Вижуэл», в «эйчар» любой другой компании для него заходить решительно невозможно. Тамошние «хьюман ресорсез» непременно решат, что этот человек либо пришел подговаривать персонал совершать массовый суицид, либо умереть на рабочем месте для получения страховки своей семьей.
Алкоголь проникает в кровь человека через семь минут. Через это же время человек становится разговорчивее. Олег, выпив первые сто граммов осторожно, как сироп от кашля, разговорился через две.
— Я уже не знаю, что и делать, Женя. Меня съедят.
— Ты несъедобен, Панкратов, ты как заплесневелый сыр с наклейкой с сегодняшним числом. Поверил бы, что свежий, но вид отталкивает.
— Если меня уволят, я погиб. Я же ничего больше не умею делать, как…
— Вот-вот, скажи еще: «как работать в отделе арт-проектов»! Скажи, и догадайся, что ты вообще ни хера делать не умеешь.
Но вместо этого Олег заговорил оборотами из лексикона пьяной девочки, которая еще не догадывается о том, что ее привезли не разговаривать, а трахать:
