– Дело в том, – доверительно вещал психотерапевт, – что после тридцати шансы у женщины на счастье практически сведены к нулю. Всего пять процентов женщин после тридцати может выйти замуж, у них сужается круг общения, все сводится к простому «дом-работа». Они разучиваются кокетничать, от них перестают исходить такие особые женские токи, этакие флюиды притяжения. И это придумал не я – все ученые от Гренландии до Австралии доказали, что пик женского обаяния приходится на возраст от двадцати пяти до двадцати восьми лет. – В устах доктора эта фраза прозвучала как смертельный приговор.
Ведущая передачи заметно изменилась в лице.
– Кто хочет высказаться на эту тему, просим звонить в студию, – спекшимся голосом объявила ведущая, и на экране высветились номера телефонов студии.
«Какой наглец!» – Во мне все закипело, я отбросила банку с чипсами и схватила мобильный телефон, трубка тряслась у меня в руках, я еле попадала на нужные клавиши. Как ни странно, я дозвонилась, и меня переключили в прямой эфир на студию.
– Добрый вечер. – Мой профессионально поставленный голос заполнил все уголки студии. – Правильно ли я поняла господина Налеева, что после двадцати восьми женщине ничем, кроме нотариуса, интересоваться не надо?
– Почему нотариуса? – Усы психотерапевта зашевелились.
– Да, почему? – вторила ему ведущая.
– Потому что вы не оставляете ей никакой надежды. Ей надо только составить завещание и не ждать больше от жизни никаких приключений! Вы вообще осознаете, – я снова бросилась в атаку, – что вы сейчас делаете? Вы же врач, и ваш принцип – «Не навреди!».
– Но у женщины после тридцати есть, как правило, семья, работа, уже, к сожалению, престарелые родители, хобби, в конце концов! – Доктор взял себя в руки и говорил спокойным, умиротворяющим тоном.
– Представьтесь нам, пожалуйста, – перехватила инициативу ведущая. – Сколько вам лет, какая у вас профессия.
– Меня зовут Лариса, мне тридцать три, я переводчик…
– Вы были замужем, но очень короткое время, а теперь живете одна? – осведомился психотерапевт.
– Ну и что? – опешила я от такой проницательности.
– Вы, несомненно, профессионал, по роду своей деятельности должны быть в хорошей психической форме, но можете ли вы припомнить, как давно вами искренне восхищались, говорили от сердца комплименты?
– Восхищаются до сих пор! – выпалила я.
– Браво! – Доктор похлопал ладонями. Звук получился, как будто кто-то выбивает ковер. – О, вы мне напомнили восточного поэта Низами: «О, чтобы видеть красоту Лейлы, нужны глаза Меджнуна». Безусловно, – обратился он к ведущей, словно позабыв обо мне, пылающей злостью, готовой шваркнуть трубкой в экран телевизора, – безусловно, мы любим наших близких за их достоинства и недостатки.
– Да, да, да! – подхватила ведущая и растянула губы в улыбке. – Еще была такая песня в исполнении Рашида Бейбутова: «Только у любимой могут быть такие необыкновенные глаза», вы помните? – Она кокетливо дернула плечиком.
– Но ведь наша телезрительница Лариса не замужем, следовательно… – Налеев сделал долгую паузу, – Меджнуна нет…
Я подавленно молчала.
– Вот видите, вы являетесь живым подтверждением моих слов. Тридцать лет для женщины – серьезный рубеж. Во времена Пушкина тридцатилетних женщин называли старухами… Конечно, в наш век границы собственно старости отодвинулись намного дальше… – разливался соловьем врач.
– Какая наглость! – громко крикнула я, и сидящие в студии вздрогнули.
– Что вы скажете о Долиной, Пугачевой, Бабкиной, которые живут с молодыми мужьями? Ведь не все эти мужчины альфонсы, соблазнившиеся славой своих жен.
– Да, – врач хитро улыбнулся, – но все названные вами героини неоднократно проходили курсы омоложения, липосакции и еще бог знает чего, потому что природа исчерпала свои ресурсы, и одною силою ума и славы им молодых мужчин все равно не удержать.
– Удивительная самоуверенность! – выдохнула я. – Но это сейчас вы произносите нужные слова, как актер в спектакле. А через час уже в роли просто мужчины вы будете смотреть на женщин совсем другими глазами – и на двадцатилетних, и на тридцатилетних, не так ли? Вы женаты?
– Хм, – доктор разгладил усы, – уже нет. – Налеев взглянул на ведущую передачи. – Я вижу, наше время истекло, да?
Ведущая сглотнула слюну и выдавила:
– Остались еще три минуты.
– Алло, Лариса, за эти три минуты я предлагаю вам пари!
– Пари?! – У меня что-то неприятно зашевелилось в желудке.
– Да. Я назначаю вам свидание послезавтра, адрес ресторана вам скажет администратор передачи. Если вы своим неземным обаянием сумеете меня увлечь, то я отрекусь от своих сегодняшних слов через неделю, прямо в эфире.
– А что будет, если я проиграю? – пролепетала я.
– Я об этом также оповещу наших телезрителей.
Передача закончилась, пошла заставка, я отключила мобильный телефон и задумалась. «Вот ведь кашу заварила, – пробормотала я. – Виданное ли дело – обаять психотерапевта. А что, если он в самом деле прав?»
Я плохо спала ночь, а утром, едва дождавшись десяти, побежала в салон красоты. Там подрабатывала нейл-артом Алка, моя приятельница. Когда-то она окончила Суриковское училище, писала картины, потом куда-то пропала и вынырнула уже здесь, в элитном салоне красоты. А ногти она расписывает – загляденье. Я абсолютно уверена, что Левша существовал на самом деле и тому подтверждение картины, которые пишет Алка на моих ногтях. Их надо рассматривать сквозь лупу, только тогда можно обнаружить удивительные детали.
Пока она создавала очередной шедевр на моих ногтях, я своим хорошо поставленным голосом успела познакомить всех мастеров и клиенток с концепцией Налеева. Разгорелась дискуссия; особенно негодовали клиентки бальзаковского возраста. Они обещали поднять свои связи и выйти на руководство канала. Кто-то имел знакомства в кризисном центре, где якобы работал психотерапевт, другие помнили его выступления на радиостанции «Надежда» и обещали найти его там. Короче, Налееву была объявлена самая настоящая война. Окажись он в ту самую минуту в салоне, ему бы не поздоровилось.
– Ну, а ты что нервничаешь? – заканчивая последний натюрморт на ногте мизинца, тихо спросила Алка. – Ты что, всерьез ему поверила? Плюнь!
– Дело не только в этом, – я с удовольствием рассматривала свои ногти, – все обстоит гораздо хуже.
И я рассказала Алке о пари и назначенном свидании.
– Да, мать моя, это ты погорячилась. – Она с сомнением оглядела меня.
– Вот я и пришла со всем своим золотым запасом, чтобы ваши кудесники меня хоть как-то привели в порядок.
– Боюсь, что это не поможет, – подумав, изрекла маникюрша.
– Ну и что теперь, позориться перед всей Москвой?! – взорвалась я.
– А может, ты позвонишь ему, скажешь, что улетаешь в командировку, и прекратишь это пари?
– Ну нет! – Злость вновь вспыхнула во мне. – Он говорил со мной таким обидным тоном, словно я отбросы общества, а не женщина, зарабатывающая на жизнь своими мозгами.
Мы помолчали.
– Слушай, – меня осенило, – а может, ты пойдешь вместо меня?
– Я?! – ужаснулась Алка. – Ты что?
– А что? Мы же с тобой похожи, вспомни, как нас раньше постоянно путали, хотя выглядишь ты моложе; конечно, с твоими ботоксами, фитнесами… Не то что я, мотаюсь как савраска.
– А если он меня попросит что-нибудь перевести?
– А ты скажи, что пришла не на профессиональный тест, а на свидание. Скажи, мол, дело принципа!
Я знала, Алка любила риск. Конечно, салон, картины на ногтях, картины на вернисаже, которые она продавала через друзей, приятели, вечеринки – все у нее было. Но такого приключения, я уверена, никогда!
Из салона я позвонила администратору на телевидение, узнала, что Налеев назначил мне свидание в шикарном ресторане «Пушкин» в воскресенье, в семь вечера.
В воскресенье меня вызвали на работу, так что я даже не успела сказать пару напутственных слов Алке. И все переговоры с швейцарскими «сырниками» (мы так называем производителей сыра) я просидела как на иголках. Потом был скучный ужин в ресторане с обязательными тостами за партнерство и дружбу между народами. Время от времени я набирала номер мобильного телефона Алки, но он был отключен.
В двенадцать ночи она позвонила мне сама.
– Слушай, ну ты мне и подкинула пузана, – томно протянула она. – Он такой круглый, толстый, рыжий, усатый. Кажется, что я когда-то его видела, но вот когда…
– Алка, ты много выпила, что ли? Рассказывай все по порядку!
– Он пришел вовремя с букетом алых роз.
– Так.
– Я, как и положено, пришла на десять минут позже.
– В чем ты была?
– В своем алом брючном костюме.
– Отлично, ты в нем выглядишь не больше, чем на двадцать лет.
– Мы сели, заказали еду, поговорили о Пушкине. Я ему поведала о Владимире Гау, который написал знаменитый портрет Наталии Николаевны.
