Лавр взъерошил пятернею мокрые вихры, силясь припомнить реакцию воеводы.
- Он сказал выпить за упокой мусора Щукина.
- Примерно так. А потом? Велел он племянницу Щукина бросить на растерзание контре николаевской? Тебе известно, что эти козлы ее изнасиловать пытались?
- Сволочи. Могила знает?
- Послушай-ка, Лавр. Ты парень честный. И я плутовать не стану. У Могилы свои заботы, как думаешь?
- Ясно. Я в упор ее не заметил. Только ты мне грех потом отпусти за нарушение караульной службы.
- Я тебе сейчас отпущу. А не заметил ты ее зря. Девушка славная. Чемпионка Москвы в боях без правил. Ты присмотрись к ней, Лавр.
Он кивнул, и присмотрелся. Вьюн, согреваясь, высоко подпрыгивала на месте. Сотня косичек взлетала вместе с нею, как будто мелькал и пропадал в пелене дождя рыжий подосиновик.
- Еврейка?
- Тебе что за разница?
- А нам лекцию Могила читал на политзанятиях. Избиение младенцев.
- Во-первых, не все евреи младенцев избивали, во-вторых, избивавшие, опять же, избивали еврейских младенцев.
- Меня папаша в детстве тоже избил, - в голосе Лавра звучало понимание
и сочувствие. - И потом еще бил.
- Тем более.
- Ну, я-то ему ответил рано или поздно. Когда в секцию тяжелой атлетики записался.
- Родителям принято отвечать, когда они строго спрашивают, - отпустил я Лавру и этот грех. - Но известно ли тебе, Лаврентий, что Христос еврей по матери?
- Врешь. Наша Иверская Богородица, что ли, еврейка?
- Именно. И сводные братья Царя Небесного. И апостолы. И композитор Шостакович.
- А Петр и Павел?
- И Петр, и Павел. И Андрей Первозванный. И Осип Мандельштам.
- Это как же российский флот плавает под стягом еврея?
- Хорошо плавает. Плавал, плавает и дальше поплывет.
- Ну, долго вы там? – крикнула Вьюн.
- Учиться тебе надо, Лаврентий, а не на лекции ходить.
Я хлопнул богатыря по плечу, и оставил его на улице.
По счастью, Марк Родионович оказался дома. Тотчас мы с Вьюном уже засели у раскаленной печки. Мы выставили перед ней растопыренные ладони, точно пытались ее остановить, и от нас валил пар, точно от славных камчатских гейзеров. Марк Родионович суетливо разбирал мешок с провиантом.
- Я уголь нашел. На карьере открылся пласт. Геологические сдвиги. Теперь осень протянем года четыре, а там и Казейник затонет.
В комнату проник худой сутулый мужчина баскетбольного роста с верхними конечностями такой длины, что правильней называть их бесконечностями. Сам он еще раскачивался в дверном проеме, а бесконечности его уже ставили на клеенку сковороду с пожаренным картофелем. Весь он походил на подвижный состав, сошедший с рельсов какой-то детской железной дороги. Все его туловище, точно составленное из вагонов, дергалось и шаталось при всяком движении. Головной вагон его имел бороду наподобие щита, каким сбрасывают сугробы с заметенных путей. Одет он был исключительно паршиво. Из джемпера один рукав у него был сорван, второй по ветхости материала был охвачен дырами.
- Владимир Свеча, - густо представился этот поезд ближнего следования. - Сосед, учитель и друг Марка Родионовича. Позвольте к вам, святой отец на совместный ужин.
- Но позвольте, - я встал, протянул ему руку для пожатия, и сразу отдернул, как только состав изогнулся на крутом повороте, а головной вагон захотел мою руку облобызать. - Вы младше. Хотя… и чему же вы обучаете Марка Родионовича?
- Я учитель гимназии, то есть да, - состав подошел к платформе и кое-как пристроился на табурет. - Средней школы. Мы с Марком Родионовичем коллеги. Владимир. Преподавал биологическое учение. Теперь так.
На столе уже были разложены продукты из моего двойного рациона, стояли три бутылки водки «Rosstof», и пять приборных вилок для жареного картофеля уже прислонились к сковороде.
- Владимир наиинтереснейший собеседник, ваше преподобие, - Марк Родионович, потирая ладони, сел на место хозяина. - Прошу к столу. Именно по рюмочке. Володя, зови дирекцию.
Впрочем, директор уже и без Володиного звания, пожаловал. Директор краеведческого музея и нудист-любитель Виктор Сергеевич Пугачев на этот раз явился в вечернем костюме. То есть, с обнаженным торсом, но в тренировочных штанах и забинтованной шее.
- Солил? - Пугачев, спрятавши руки за спину, двинулся на Владимира.
- Солил.
- А я соль принес, - директор вынул из-за спины граненую антикварную солонку из тех, что разъезжают в пассажирских купе. - Отнести?
- Еще посолим, - возразил, наливая водку в тоже граненые стаканчики, Марк Родионович.
Из краткого разговора между соседями я понял, что в интеллигентном бараке не принято было с пустыми руками в гости являться. Мы с Вьюном тоже присели к столу. Затем уже все молча выпили аперитив, съели жареный картофель, заедая сырокопченой колбасой и шпротами, затем еще выпили по граненому стаканчику, и еще по граненому стаканчику. Вот тогда-то Марк Родионович взял из угла шестиструнную гитару с бантом на грифе и запел, и заиграл переборами на удивление хорошо. Пока инвалид спрашивал у ясеня, где его любимая, краевед Пугачев пригласил Вьюна с моего дозволения на плавный танец. Они станцевали.
Пугачев со своим голым торсом держался исключительно деликатно, смотрел строго перед собой, вел партнершу на дистанции, и довел на место, когда Марк Родионович расспросивши, наконец, все деревья выяснил, что любимая вышла замуж за друга. Свеча погрустил, слушая танец, а затем подал состав чуть вперед.
- Так знайте, - он погрузил окончания волосатой бесконечности в бороду, и поведал нам. - Случилось наяву, что мой друг пришел с фронта. Друзья постоянно с фронта приходят. Я взвесил эту последовательность. На всем отрезке человеческой эволюции друзья приходят с фронта.
- Что они делают на всем отрезке? - спросил я, ибо Владимир как-то очень задумался.
- Они истребляют своих друзей, - пояснил Марк Родионович за коллегу. - Точнее, врагов. Истребленными врагами наполняются верхние слои геосферы. Друзья их вспоминают как героев, павших за отчизну. Они все падают за отчизну. И друзья, и враги.
- Продолжайте, Володя, - оборвал Пугачев витийство чертежника. - «Ваш друг пришел с фронта».
- Да. И пришел не так, чтобы шибко, но как-то, - головной вагон дернулся, и замер. - Как-то, словом, пришел. А в отсутствие друга его любимая скончалась от гонореи.
- Гонорея не смертельна, - мягко возразил Пугачев.
- Смертельна, - бесконечность вознеслась над составом, чуть не разбивши декоративную лампу. - Когда парочка друзей столкнут любимую с крыши двенадцатиэтажного дома.
- Безусловно, - поддержал я Владимира, чтобы он скорее окончил свою новеллу.
- Но друг пропустил сообщение о смерти любимой женщины, - далее состав проследовал без остановок. - Я ввел его деликатно в обстоятельства, но он даже и не удосужился вникнуть. Друг ответил искренне: «желаю, мол, на танцы ее позвать. Она славная. Потанцуем». И, знаете, так улыбнулся как-то. Миновало, думаю, месяца три или же более того, когда я встретился с ним в филармонии на струнном концерте. Он, знаете ли, бодрый такой, обрадовался мне. Потрепал меня по шее. «Ты, - говорит, - обожди, Владимир, у буфетной стойки. Любимая в дамскую комнату отлучилась. Губы красит. Она тебе обрадуется. Ты верь у буфетной стойки». Вообразите же, все это время он жил с ней. С ощущением, будто любимая вот-вот появится, и в целом прижмется к нему, и так далее. Словом, друг мой так любил свою любимую, что попросту не поверил в ее гибель. А в Арктике 40 процентов паковых льдов растаяло. Они просто испаряются под воздействием атмосферного парника. Еще лет через двадцать Арктика исчезнет, выкинув полтора триллиона тон двуокиси углерода, которые скопились под ее ледниковыми кернами. Значит, и еще в два раза увеличится ее содержание в атмосфере. И все это следствие антропогенного фактора, товарищи. С чем я и поздравляю грядущее поколение мутантов.
- Вы уклонились, Володя, - тронутый его сентиментальным рассказом, инвалид отхлебнул водки прямо из горлышка.
- Ни на градус, - мрачно отозвался учитель биологии. - Мы так любим свою планету, что попросту не поверили в ее гибель. Планета уже мертва, а нам все кажется, будто она в дамской комнате губы красит.
- Это теория струн, - Марк Родионович отставил гитару. - Лучше выпьемте за здоровье молодых.
- Что-то я не заметил в Казейнике молодых.
Пугачев бросил на меня проницательный взгляд. Он определенно хотел что-то сказать, но задержался. Бесконечность Владимира отняла у инвалида бутылку и разлила всем аккуратно поровну. Вьюн толкнула меня локтем и красноречиво уставилась в потолок.
- Зови, - разрешил я снисходительно.
Вьюн без лишних церемоний покинула наше застолье. И Пугачев, наконец, раскололся. Действительно, мягкий человек. Не хотелось ему в присутствии юной особы поведать мне краткий курс новейшей истории Казейника.
- Видите ли, - начал он, разглядывая вытертую клеенку. - Вы здесь недавно. То, что кажется вам абсурдным обстоятельством, для нас обстоятельство грустное, но естественное. Средний возраст обитателей Казейника 40-70 лет. Есть и те, кому не более тридцатки, но меньше сорока им не дашь. Больной климат, отсутствие витаминов, пьянство и отчаянная нужда состарили их прежде времени. Бабы в Казейнике рожать перестали после 95-го, когда случились необратимые изменения окружающей среды.
