Люди делятся на загорающих и сгорающих; Анна Пахомовна принадлежала к последним. Вечером плечо пылало огнём, а через день начала лупиться кожа. Ещё через день приехал Анри Ришар.
И вот все пошло совершенно не так, как живописала в своих предположениях Анна Пахомовна. Ришар не учил её плавать, потому что сам не умел; впрочем, пляж в этом местечке оказался детским и любители плаванья должны были шлёпать по мелким лужам полкилометра, чтобы погрузиться по пояс. Анна Пахомовна предпочитала держаться близ берега и изображать из себя купающуюся в гигиенических целях синичку: она ложилась на три фасадных опухоли, хлюпала руками и ногами и сама удивлялась своей неустрашимости.
В программу входили также далёкие прогулки в лес (медведи, дикари, бархат лужаек, грибной спорт, лирическая усталость): но вместо леса по всему побережью размахнулись дюны, прогулка по которым была бы утомительна и вязка. Местечко, слывшее когда-то модным курортом, было засыпано песком, среди которого маячило брошенное за бездоходностью и также полузасыпанное песком казино. Негритянское население по вечерам уезжало работать ногами в соседний городок. Жорж проводил в этом городе весь день, так как в местечке не оказалось даже площадки для белоштанных любителей метания шариков.
Разумеется, Ришар обосновался в том же пансионе; это почти решало вопрос о падении Анны Пахомовны. А дальше? Дальше — она не вернется в парижскую квартиру, а незаметно поселится где-нибудь в Кламаре или Медоне, печальная и загадочная, пока будет тянуться процесс о разводе. Затем, узаконив свою близость в готического стиля мэрии, они снимут в Париже недорогую квартирку и обставят её по вкусу Анны Пахомовны. Через Жоржа, который так дружен с Анри, она будет знать о том, как переносит своё одиночество Егор Егорович. Но все-таки это ужасно: после двадцати двух лет совместной жизни! Ей не столько жаль Егора Егоровича, который скоро утешится праздной болтовней со своими масонами (слеза туманит взор доброй женщины), сколь жаль себя: придётся поставить крест на всем прежнем и целиком отдаться интересам французской жизни: ни гречневой каши, ни творогу, и вместо чая — липовый цвет! Анри, конечно, бросит прежнюю службу, — не может же он остаться в бюро под начальством Егора Егоровича; но Анри такой способный и такой образованный человек, ему легко устроиться.
В ожидании неминуемого Анна Пахомовна по ночам запирала свою дверь на ключ и на задвижку, но долго не засыпала, сладостно боясь нападения отуманенного страстью Ришара. Впрочем, Ришар и Жорж по вечерам где-то пропадали и вставали поздно, оставаясь вялыми до утреннего купанья. На явное завоевание Ришаром Жоржа Анна Пахомовна смотрела как на очень ловкий маневр со стороны Ришара; в лице юноши у них был заранее заготовлен верный союзник: мальчик простит и поймёт свою мать. И все-таки Анри ошибается, если думает, что это произойдет здесь! Это может произойти только после долгой борьбы, окончательного объяснения, Медона или Кламара и мэрии! Но Ришар достаточно чуток, и потому он ведет себя не только сдержанно и благоразумно, но и с напускным равнодушием, дорожа честью своей и Анны Пахомовны.
Мадам Краус, будто бы датчанка, но, наверное, просто певичка, появилась в пансионе пятью днями позже. В первый же день намазалась йодом или какой-то другой дрянью и объявила себя загоревшей. Она свободно стрекотала по-французски и хлопала по руке не только Анри, но и, в сущности, малолетнего Жоржа. Вырез её купального костюма был таков, что Анна Пахомовна в сравнении с нею была коконом шелковичного червя и монастырской послушницей. Не говоря уже о спине, мадам Краус была спереди разделена надвое по талии кофейной противно припухлой полоской, над которой колебались на бретельках нервные подробности. С визгом и хохотом мадам Краус вбегала в воду, шлёпала по ней пятками, треугольником задирала ноги, пригоршнями брызгала водой в лицо Анри и Жоржа, которые с первого же дня к ней прилепились почтовыми марками. Пускай ещё Анри, он мужчина и держит себя самостоятельно и независимо; но Жорж совсем мальчик — какое безобразие! Анна Пахомовна стала приносить с собой на пляж выписанную сюда на месяц русскую газету и, не обращая никакого внимания на купающихся, мужественно читала не только морские рассказы капитана 2-го ранга, но и статьи высокого смысла, подписанные Юниусом. Хотя теперь по вечерам Анри и Жорж оставались дома и гоготали в салоне с мадам Краус, которая гадала им на картах и напевала итальянские песенки, — Анна Пахомовна, не принимая участия, запиралась в своей комнате и молчаливо возмущалась пансионом, пляжем, дюнами, курортом, поведением Жоржа и тем, что приходится жить под одной кровлей бог знает с кем.
Все дальнейшее развивалось в последовательнейшем порядке, хотя и не преднамеченном. Жорж уехал с мадам Краус играть в теннис; Анна Пахомовна с Ришаром, раскалённые солнцем, вернулись к завтраку в купальных халатах. У комнаты Анны Пахомовны Ришар задержался и, может быть, хотел войти. Это было бы совершенно неприличным, особенно при сложившихся, обстоятельствах. Анна Пахомовна, одной рукой придерживая полу халата, другой, обнажившейся до локтя, высоко держась за косяк двери (варьяция позы античной девушки, несущей кувшин), длинной французской фразой, давно вызубренной с помощью самоучителя и франко-русского словаря Макарова, разъяснила Ришару, что она — не та, за которую он, может быть, её принимает. Тогда Ришар сначала несколько удивился и оторопел, потом, объяснив по-своему фразу Анны Пахомовны, использовал приём, который, по его наблюдениям, неотразимо действовал на женщин всех возрастов свыше семи лет.
Второй раз в жизни Анри Ришару довелось услышать крик, которым дикая народность выражает своё неполное удовольствие; в первый раз это было в кабинете шефа экспедиционной конторы. Не умея падать в обморок, Анна Пахомовна, теперь уже на родном языке, дала точную оценку поведению Ришара, хлопнула дверью и оставила себя без завтрака.
Медон подмигнул Кламару, оба вежливо раскланялись с мэром — и роман Анны Пахомовны кончился.
* * *
Хотя Егор Егорович не был чревоугодником, но часто, возвращаясь со службы с ощущением лёгкого дрожания в пустоте, пытался представить себе, какой обед ждет его дома. За отъездом Анны Пахомовны обед изготовляла мадам Жаннет по женственному французскому вкусу и оставляла его холодным на кухне на всегда готовой вспыхнуть газовой плите. В столовой мадам Жаннет сервировала один прибор, причём экономно накрывала только умеренный сегмент круглого стола сложенной вдвое скатертью.
Отворив дверь и заботливо повесив ключ на гвоздик, Егор Егорович не заметил в передней дамского пальто и зонтика, но сразу обратил внимание, что стол накрыт на двоих. «Разве я кого-нибудь жду? Я ничего не заказывал мадам Жаннет!» Положил портфель, вынул платок, чтобы отереть потный лоб — и увидал в дверях спальни жену:
— Вот приятная неожиданность! Ты вернулась? А Жорж?
«О прости, прости меня!» — воскликнула опозорившая себя, но раскаявшаяся женщина, ломая руки. «Я знал это и был готов к худшему». — «О нет, я осталась тебе верна, клянусь!» — «Не нужно клятв, я верю. Но с этого момента ты перестанешь красить губы и щеки, отрастишь волосы и вся отдашься заботам о муже и воспитании сына. Сначала твои волосы будут пёстрыми, но мало-помалу к ним вернется первоначальный цвет, а обесцвеченные концы можно будет отрезать. Согласна ли ты?» — «Да, я это сделаю, и никто никогда не назовет меня ветреной женщиной и крашеной бабушкой. Моим единственным развлечением в часы одинокого досуга будет отныне пылесос». Он протягивает ей руку, которую она хватает и целует. Комната наполняется хныкающими от умиления ангелами, а радио за стеной играет гимн Гарибальди или «Славься-славься».
Именно так мы и закончили бы главу «Забавы Марианны» или даже всю повесть, если бы подобная сцена, сама по себе сильная, хоть немного соответствовала характерам героев. И однако Анна Пахомовна просто ответила:
— Жоржу я позволила остаться и дала немного денег. Но это не курорт, а какой-то ужас. Я предпочитаю сидеть в Париже. Ну, как у тебя?
Но ведь недаром вместе прожиты годы! Егор Егорович понимает, Егор Егорович жалеет. Он искренне выражает радость, даже ощущает эту радость. Он суетится, оживлённо перекладывает на столе вилку на место ножа и обратно, он спешит в кухню:
— Вот и чудесно, будем сейчас обедать, я мигом разогрею.
— Оставь, пожалуйста, я сама; я приехала ещё днем и все приготовила.
— А ты, кажется, сильно загорела?
— Да, немножко.
Он ещё спрашивает о Жорже и не заикается об Анри Ришаре. Анри Ришара нет на свете. Анри Ришар стёрт резиночкой в памяти человечества. Анри Ришар не будет больше по средам пожирать паюсную икру и отколупывать ягодки винограда. В сущности, Анри Ришар надоел им обоим, и дружба с ним вредна для Жоржа. Егор Егорович ест с большим аппетитом и старается быть милым и заботливым. Но ведь он и вообще милый и заботливый, как-никак семью кормит, и неплохо. Уж раз Анна Пахомовна вернулась, пробыв на море всего десять дней вместо месяца, значит, так нужно. Она говорит в пояснение:
