— Что смешного? — спросил он, возвращая косяк.
Она покачала головой, тоже затянулась. Нет, точно, в этом карикатурном мужичке присутствовало что-то сексуальное. Настороженность, потерянность, что-то собачье. Черные ботинки мотоциклиста, черная вельветовая рубашка. Такой мог выскакивать из черных ходиков и объявлять, который теперь час.
— А ты хорошенькая, — сказал он. — Ничего, что я так говорю?
— Не такая уж я и хорошенькая, — ответила она. — А жаль.
— Как раз такая.
— Да нет. Может, я и выгляжу хорошенькой при здешнем освещении, но это потому что мне так хочется, я хочу сказать: ты скорее всего видишь не меня, а то, как мне хочется быть хорошенькой девушкой, сидящей в баре на софе.
И она опять усмехнулась. Отличная нынче дурь попалась.
— И что это значит? — спросил он.
— Не знаю. Я и сама не поняла, что сказала.
— Чудная ты девчонка, а?
— Да. Я чудная.
— Это хорошо. Люблю чудных. Ты ведь девчонка, так?
— Что?
— Ну, не мальчонка.
— Нет. Я не мальчонка.
— И хорошо, — сказал он. — Я против них ничего не имею, просто мне нравится знать, кто есть кто. Понимаешь, о чем я?
— Наверное. Хотя нет. Не понимаю.
— Сюда куча девчонок приходит, которые никакие не девчонки.
— Это я знаю, — согласилась она. Знает? Что-то у нее мысли начинают путаться.
— Хотя я тебе так скажу. В тебе есть кое-что, чего они подделать не могут, что-то вроде свечения. Усекаешь, о чем я?
— О том, что я свечусь.
— Aгa. Я Тед.
— Привет, Тед. Я Зои. А это моя подружка, Транкас.
— Рад знакомству. Слушайте, а вы по дорожке нюхнуть не хотите? — спросил он.
— Годится. Конечно.
— У меня дома есть пара граммулек. Я тут через улицу живу, так, может, заскочим ко мне, нюхнем по-быстрому?
Зои взглянула на Транкас, та пожала плечами. Транкас вообще говорить «нет» отказывалась. Не желала обращаться в человека, который пользуется этим словом.
— Ладно, — сказала Зои. — Пошли.
Мужик встал, Зои с Транкас начали подниматься тоже, и тут чей-то голос произнес:
— А вот с ним, девочки, вам лучше не ходить.
Сначала Зои увидела туфельки, красные, с ремешком вместо задника, с пятидюймовыми каблуками. И подумала: у мамы были похожие, только не такие высокие. За туфельками последовали солдатские штаны, гофрированная, оголяющая плечи блузка и платиновый парик, локоны которого с ярким химическим поблескиваньем спадали его владельцу на плечи. Он стоял, уперев руки в боки и словно испуская призрачный, рассыпчатый свет. Лицо у него было заостренное, узкое, и выражало чувства самые сложные, но все до единого гневные.
— Отвали, Кассандра, — сказал Тед.
— Это пренеприятнейшая личность, леди, — сказал мужчина в парике. — Не связывайтесь с ним, если, конечно, вам не нравится дурное обращение, — и я имею в виду по-настоящему дурное.
— Пошел на хер.
— Месяц назад девушка отправилась от него прямиком в больницу, и я пообещала оторвать ему задницу, если он снова начнет промышлять в этом баре. Думаешь, я пошутила, а, Ник, голубчик?
— Вообще-то его Тедом зовут, — сказала Зои.
Тед повернулся к ней и Транкас:
— Всякая уличная нечисть слетается в этот бар, как мухи на дерьмо. Пойдемте.
— Дело ваше, леди, — сказал мужчина в парике. — Главное, чтобы вы знали, во что ввязываетесь.
Зои, собравшаяся было снова подняться с софы, замерла. Она понимала — Транкас не передумает. Просто не сможет, любое проявление страха или здравого смысла толкнет ее назад, к долговязой, никому не нужной девчонке, быть которой она больше не хотела. Зои взглянула на презрительно кривившегося карикатурного мужичка, на мужчину в парике, стоявшего перед ней, точно обезумевшая богиня приличий и заблуждений; острое лицо его выглядывало из-за серебристого изображаемого париком занавеса, разноцветные браслеты позванивали на руках. Зои он напомнил Алису, оказавшуюся по другую сторону зеркала, девушку невинную и здравомысленную. Ведь что принесла Алиса в Страну чудес? Спокойный здравый смысл истинной англичанки. И уцелела там лишь потому, что вела себя благопристойно, внимательно выслушивала говорящих зверей и безумцев.
И Зои приняла решение. Она сказала Теду — или Нику:
— Пожалуй, мы лучше здесь побудем.
И добавила, повернувшись к Транкас:
— Ты, конечно, иди, если хочешь.
Транкас с облегчением покачала головой.
— Я останусь с тобой, — сказала она. — Не бросать же тебя одну в таком месте.
— Вас что, напугала эта дешевка? — спросил мужик. — Вы шутите. Разыгрываете меня, верно?
— Нет, — ответила Зои. — Мы остаемся. А за приглашение спасибо.
Лицо его странно съежилось — как будто он пытался сократить свою голову в размерах.
— Ну правильно, — сказал он. — Слушайте, что говорят старые кошелки, ханыги никчемные, они вам всю правду расскажут. Слушайтесь трансов, которые всего неделя, как из Бельвю вылезли.
— Неправда, — сказал Зои мужчина в парике. В голосе его звучала убежденность престарелой аристократки, величавость, протяжная и неторопливая. — Ни в Бельвю, ни в других заведениях для душевнобольных преступников я никогда не бывала. Небольшой срок за магазинные кражи мне отсидеть довелось, отрицать не стану, но это никак не сказалось на моей способности отличить извращенца от порядочного человека.
— Извращенец, — произнес мужик. — Ну правильно. Я, значит, извращенец.
— Извращенцем, — сообщил мужчина в парике, — называется человек, заставляющий людей испытывать то, чего они испытывать не хотят. Точка.
— Пойдем, — сказал мужик Зои. — Я эту гниль зрить больше не могу.
— Мы остаемся, — ответила Зои. — Правда.
Он покачал головой:
— Сучка тупая.
Мужчина в парике поднял перед собой ладони и пошевелил в воздухе пальцами.
— Иди, — сказал он. — Ты здесь безвластен.
И Ник — или Тед — ушел, бормоча ругательства, рассыпая их, будто отравленные розы.
— Вы сделали правильный выбор, девушки, — сказал мужчина в парике. — Поверьте.
Зои переполняли благодарность и страх, робкая почтительность. Трансвеститов она видела в баре и раньше, но ей даже в голову не приходило, что и они обращают на нее внимание.
— Я — Транкас, — не без некоторой пылкости сообщила Транкас, — а это Зои, моя подруга. А вас как зовут?
Ей хотелось стать полноправной частью жизни этого бара, хотелось знать всех трансвеститов по именам.
— Кассандра, — ответил мужчина. — Рада знакомству.
Как только Ник, или Тед, удалился, Кассандра, похоже, утратил к ним всякий интерес. Он оглянулся, собираясь покинуть их. Кассандра мерцал в густом воздухе бара, точно рыбий косяк.
— Какие у вас сережки красивые, — сказала Зои. Одна из них, серебряная, изображала ракету, другая, медная, — луну с расстроенным, сердитым лицом.
— Верно, роскошные, — подтвердила Транкас.
Кассандра потрогал сережки.
— Ну да, луна и ракета, — сказал он. — Фантастика, правда? Хотите, подарю?
— Ой, ну что вы, — ответила Зои.
— Но я настаиваю. — И Кассандра снял с уха луну. Медное личико ее темнело в свете бара.
— Нет, правда, не надо, — сказала Зои. — Я не могу ее взять.
— Из соображений гигиенических? — осведомился Кассандра.
— Нет. Просто я…
— Тогда мы их поделим, — сказал он. — Вы возьмете луну, я оставлю себе ракету.
Он покачал перед лицом Зои маленькой, размером с пенни, луной.
— Правда? — спросила Зои. — Вы же меня совсем не знаете.
— Голубка, — ответил Кассандра, — я — рождественская елка. То там блестку оброню, то здесь. А такого добра у меня всегда остается много-много. Поверьте. Наш мир велик, и он просто-напросто сделан из добра. Ну и кроме того, ерундовину эту я украла и всегда смогу украсть еще одну, и еще.
Зои протянула руку к сережке. Транкас помогла вдеть ее в ухо.
— Замечательная штука, — сказала Транкас. — Просто сокровище.
— Отныне мы — серьговые сестры, — сообщил Кассандра, — навеки связанные нерушимыми узами.
— Спасибо, — сказала Зои.
— Пожалуйста, — ответил Кассандра. — А теперь извините меня, девушки, ладно?
И он отошел от них, легко и плавно, несмотря на каблуки. Платиновый парик вскипал в искусственном свете.
— Ничего себе, — сказала Транкас. — Вот это типчик.
— Возможно, он спас нас от смерти, — сказала Зои.
— Очень может быть. Он наша долбаная добрая фея, вот кто он такой.
Транкас и Зои снова опустились на софу, чтобы покурить еще дури, понимая, впрочем, что ничего более значительного с ними сегодня уже не произойдет. Докурив, они покинули бар, заглянули еще в пару мест, выкурили еще один косячок, потанцевали друг с дружкой, понаблюдали за мужиками. Когда они возвратились в квартиру Транкас, мать ее похрапывала перед телевизором. Зои проверила, не горит ли чего. Транкас приложила к голове спящей матери палец и сказала: «Бах!» Мать улыбнулась во сне, но не проснулась.
